держа его в своих крепких объятиях, и он не противился до тех

пор, пока не нашел причины своего состояния. На него такое в

последние недели часто находило, и он знал, что стоит только

найти причину - и этот своеобразный сплин отступит. Причина

нашлась: это был сон, страшный, жуткий, который ему сегодня

приснился. Теперь он не помнит, что именно снилось, он

отогнал тогда от себя этот кошмарный сон, забыл про него в

дневной суете военных и государственных забот, и теперь,

поздним вечером, тот сон, улучив подходящий момент, настиг

его в тиши кабинета. Причина была найдена, но она не

успокаивала: Гитлер фанатически верил в сны.

Распуганные мысли постепенно начали собираться. Да,

этот Гальдер, это он испортил ему настроение. Он, Гальдер,

только что доложил, что новый командующий группой армий

"Центр" Клюге просит разрешения на отвод войск. Он с ума

сошел: отступать, оставлять позиции, завоеванные ценой таких

жертв?! Безумец! Ни в коем случае. Защищать каждый метр! А

тех, кто самовольно оставит позиции, расстреливать как

предателей!.. Гитлер поднял мутный взгляд на стоящие в углу

большие часы и вспомнил, что сейчас должен появиться

вызванный в ставку Гейнц Гудериан. На письменном столе

лежало донесение Гудериана Боку, тогда еще командующему

группой армий "Центр". В нем Гудериан сообщал, что

состояние его войск внушает большие опасения и что он не

знает, смогут ли они сдержать наступление русских. Войска

теряют доверие к своему командованию, понизилась боевая

мощь пехоты.

Гитлер еще раз пробежал текст довольно откровенного

документа, написанного еще две недели тому назад, и пришел

в ярость. И это пишет Гудериан, на которого он возлагал такие

надежды! Гудериан опасается за свои войска. Он, потерявший

три четверти своих танков, теперь хочет свалить вину за

поражение на других, - мол, понизилась боевая мощь пехоты!

Особенно возмутительна фраза: "Войска теряют доверие к

своему командованию". Кого он имеет в виду? Не себя же,

разумеется, и не своих подчиненных - генералов и офицеров.

А кого-то повыше. Бока, Браухича? Но их уже нет. Может,

Йодля, Гальдера? Или самого фюрера? Нет, он просто

паникер. Он растерялся, этот Гудериан. Поддался общему

настроению. Ему надо основательно прочистить мозги.

Адъютант доложил, что в приемной дожидается

командующий второй танковой армией. Гитлер резко вскинул

голову и уставился на адъютанта застывшими, оледенелыми

глазами. После паузы произнес громко и отрывисто:

- Пусть войдет.

Гудериан вошел в кабинет стремительно, щелкнув

каблуками и выбросив вперед руку, доложил о прибытии.

Гитлер некоторое время смотрел на него молча, изучающе,

потом подошел поближе и, глядя в упор, спросил, не повышая

голоса:

- Что происходит, Гейнц?

Этот тихий голос и покровительственная фамильярность

озадачили Гудериана и бросили семена какой-то пусть слабой,

но все-таки надежды. Он понимал, что вызов в ставку в такое

трудное время не предвещает ничего хорошего, и готовил себя

к самому худшему, зная безумный нрав фюрера, который без

сожаления отстранил от командования когда-то любимых им

фельдмаршалов. Гудериан начал осторожно и глухо:

- Положение угрожающее, мой фюрер. Вторая танковая, -

он хотел сказать "отходит", но не решился и сказал: - не в

состоянии дальше...

- Я спрашиваю, что с вами происходит, Гудериан? -

злобно перебил его Гитлер и покраснел. - Я не узнаю вас... Это

верно, что вы потеряли доверие у своих подчиненных? Войска

вам не доверяют?

Гитлер круто повернулся и пошел к письменному столу,

на котором лежали донесения Гудериана и последняя сводка с

фронта. Он взял со стола бумажку и, тряся ее в воздухе, с

раздражением кричал:

- Вы обвиняете во всем пехоту, которая, по вашим

словам, утратила боеспособность. А вы? Ваши танки... не

утратили боеспособности? В таком случае почему вы не

поддерживаете пехоту, почему не наносите контрудары?

- У нас нет горючего, не хватает продовольствия и теплых

вещей, мой фюрер. Солдаты замерзают.

- Это все предлог, а не основание, - небрежно перебил

Гитлер. - Вы не выполняете мой приказ. Ваши войска

оставляют одну позицию за другой. Почему?! Отвечайте,

объясните!..

Но когда Гудериан пытался объяснить, Гитлер перебивал

его: он не хотел слушать никаких объяснений. Тогда Гудериан

решил сказать то, о чем готовился просить фюрера, когда

узнал о своем вызове в ставку.

- Мой фюрер, во имя настоящего и будущего Германии я

прошу вас разрешить мне отвести вторую танковую армию на

рубеж рек Зуша, Ока. Там мы создадим жесткую оборону и

продержимся до весны. Только так можно сохранить войска.

Иного выхода у нас нет.

Гитлер был уязвлен словами о настоящем и будущем

Германии. Не много ли на себя берет Гудериан? И он

надменно воскликнул, вонзая в Гудериана язвительный

беспощадный взгляд:

- Что? Будущее Германии находится в руках второй

танковой армии?!

- Извините, мой фюрер, я только хотел...

- Нет! Нет и еще раз нет!.. - уже в истерике закричал

Гитлер. - Зарывайтесь в землю и защищайте каждый метр.

Каждый метр, Гудериан!.. Я приказываю...

- Но зарываться в землю мы уже не можем: она

промерзла на глубину полутора метров. У нас нет настоящего

шанцевого инструмента, - отчаянно ответил Гудериан.

- Тогда делайте воронки своими тяжелыми гаубицами и

оборудуйте их как позиции. Мы так поступали во Фландрии во

время первой мировой войны! - воскликнул горделиво Гитлер,

заложив руку за борт мундира.

В эту минуту у него был такой вид, словно он только что

сделал величайшее открытие, которое поможет остановить

наступление русских и в корне изменить положение на фронте.

- Но у нас нет снарядов, - вяло, поникшим голосам

отозвался Гудериан.

У него был вид человека, попавшего в безвыходное

положение. Он испытывал робость и неприязнь к тому, перед

кем еще недавно преклонялся. Теперь он увидел, что

здравомыслие покинуло его кумира, который с прежней

самонадеянностью напутствовал, злобно блестя глазами:

- Немедленно возвращайтесь в войска и зарывайтесь в

землю! Все, Гудериан! Я жду от вас хороших вестей. Только

хороших, Я верю вам, Гейнц.

Гудериан знал, что хороших вестей фюрер от него не

дождется, потому что в это самое время вторая танковая

армия уже начала отход на рубеж Зуша, Ока. С этой мыслью

он покидал ставку.

Так день за днем в ожесточеннейших сражениях прошло

еще Две недели. От Гудериана не было хороших вестей.

Впрочем, не было их и от других командующих армиями.

Начальник генерального штаба сухопутных войск Франц

Гальдер сидел за письменным столом перед раскрытым своим

дневником, который он вел с аккуратностью немца и

педантизмом германского генштабиста, и собирался сделать

запись событий за истекший день - начало второй недели

нового, 1942 года. Что принесет наступивший новый год? Этот

вопрос задавал себе не один генерал-полковник Франц

Гальдер. Его с тревогой и надеждой задавали себе миллионы

солдат и офицеров на заснеженных полях России. И было

ясно одно: новый год унесет сотни тысяч жизней. По крайней

мере, первая неделя его не принесла ничего хорошего для

гитлеровской армии. События этой недели были настолько

мрачны и удручающи, что у Гальдера рука не поднималась

написать первую фразу, и он устало начал листать последние

страницы дневника, цепляясь глазами за собственные записи.