фланге дивизии немецкие танки совершили прорыв между

железной и старой Смоленской дорогами и устремились в

сторону станции Бородино, угрожая выйти в тыл дивизии,

Полосухин позвонил Макарову и своим ровным, спокойным

голосом, будто ничего опасного не случилось, сказал:

- Поздравляю тебя, Глеб Трофимович, с присвоением

звания подполковника. Как там у вас обстановка? Терпимо?

- Вообще, нажимает, пытается, атаковать, но мы держим

прочно и будем держать. Впереди нас - батальон майора

Щербакова. Орлы, товарищ полковник. На них можно

положиться. Да и коллеги наши - артиллеристы под стать им.

- Так вот слушайте, подполковник: коллеги ваши остаются

на месте, будут поддерживать майора Щербакова, а вы со

всем своим хозяйством развернитесь на сто восемьдесят и

выйдите в район Багратионовых флешей. Прикройте левый

фланг с юга и закройте брешь на линии железной дороги. Вы

поняли задачу?

- Понял, товарищ комдив. Но у меня один дивизион

находится в районе Утиц.

- Пусть там и остается. Там положение очень тяжелое.

Давайте действуйте. И поторопитесь. Ваш сосед уже получил

мой приказ, они займут ваши позиции, Я вас встречу на

Багратионовых флешах, и там уточним задачу.

И через десять минут закрутилась, завертелась машина:

полк менял огневые позиции.

Трусоватый и хитрый Чумаев - ординарец Глеба - с

беспокойством укладывал несложный багаж командира полка

и вертел по сторонам своими круглыми, птичьими глазами,

стараясь точно определить смысл происходящего. Главное,

ему хотелось знать - отступление это или тактический маневр?

В его понятии было три вида боевой деятельности:

наступление, отступление и тактический маневр. А спросить

не у кого: его приятель Акулов поехал хоронить своего

комиссара. Чумаев доверял опыту и прирожденной сметке

мудрого Акулова, хотя осведомленность Акулова объяснял его

доверительными, почти дружескими отношениями с

комиссаром, теми отношениями, которых не было и не могло

быть у Чумаева с командиром полка. И все же, улучив

подходящий момент, спросил:

- Мы, товарищ майор, отступаем или как? Я к тому, что

сюда мы больше не вернемся?

- Мы меняем позиции, Чумаев. Так требует обстановка.

Это - во-первых. А во-вторых, впредь называй меня

подполковником.

Безбровое серое лицо Чумаева вытянулось от удивления

и потом осветилось радостной улыбкой.

Весь день 15 октября батальон майора Щербакова вел

жестокий бой с немцами за деревню Шевардино. В течение

дня бесстрашный комбат трижды поднимал своих бойцов в

контратаку, и трижды враг не выдерживал рукопашной -

отходил в лес. Участок, обороняемый батальоном Щербакова,

был для немцев своего рода костью в горле. В то время как им

удалось потеснить наши части на правом фланге, отбросив их

на восточный берег речки Война, к окраине деревни Бородино,

и сделать глубокий прорыв на левом фланге, здесь, у

Шевардино, сибиряки стояли неприступной скалой, о которую

разбивались волны вражеских атак. К вечеру немцы подтянули

танки и бросили их на батальон Щербакова.

Над батальоном Щербакова нависла угроза полного

разгрома. Под прикрытием артогня Щербаков начал отходить в

сторону Семеновского. Заняв Шевардино и таким образом

вступив на Бородинское поле, немецкие танки не решились на

ночь глядя, без поддержки пехоты преследовать батальон.

Ночью отряд эсэсовцев вошел в деревню Шевардино. А в

полночь под покровом темноты гитлеровцы, теперь уже без

танков, попытались штурмом взять Шевардинский редут. Они

атаковали с трех сторон, но, встреченные картечным ливнем,

откатывались назад, оставляя на хрупком примороженном

снегу десятки трупов. Решили ждать утра, чтобы бросить на

дерзких артиллеристов одновременно танки и пехоту.

В полночь в просторный блиндаж, в котором разместил

свой КП Глеб Макаров, прибыл командир дивизии Полосухин.

Командир артполка и начальник штаба Судоплатов сидели за

импровизированным столом и пили чай. Оба они только что

побывали во всех батареях и взводах, изрядно наморились,

продрогли и теперь отогревались крепким чаем и теплом от

накаленной докрасна маленькой чугунной печки, возле которой

сидел Чумаев и острием консервного ножа старательно

царапал буквы на гильзе из-под снаряда.

- Ты, Егор, не спеши, но поторапливайся и делай все на

совесть, - наставлял Глеб, глядя через стол на склонившегося

над гильзой ординарца усталыми, воспаленными глазами. -

Поглубже врезай, чтобы время стереть не могло. А не тяп-ляп.

- Да я и так чуть не насквозь прорезаю, товарищ

подполковник, - ответил Чумаев и простуженно засопел носом.

- Сейчас будет готово, все, как приказано.

Полосухин ввалился в блиндаж неожиданно в

сопровождении своего адъютанта и мягким жестом руки

остановил поднявшихся было командиров:

- Сидите, товарищи, сидите. Как у вас тепло! Неплохо

устроились.

- Чайку с нами, товарищ комдив? - предложил Глеб.

- Не откажусь. - Полосухин азартно потер над печкой

ладони крепких рабочих рук, а Чумаев, отложив в сторону

гильзу и спрятав нож в карман, стал наливать в кружку кипяток

из стоящего на печке чайника.

Полосухин взял в руки гильзу, поднес к горящей на столе

плошке и прочитал выцарапанную Чумаевым надпись: "Здесь

похоронен комиссар артиллерийского противотанкового

полка Гоголев А. В. Героически погиб в атаке 14.10.41 г.".

- Хотим могилу покойного Александра Владимировича

окантовать гильзами, чтобы не затерялась, - пояснил Глеб. -

Придет время - благодарные потомки, может, памятник

поставят.

- Это вы правильно решили, - одобрил Виктор Иванович,

и в глазах его, обычно спокойных и сосредоточенных,

появилась тихая грусть. Повертел в руках гильзу, осторожно

поставил к стенке блиндажа.

Он вздохнул широкой грудью, расстегнул полушубок,

отхлебнул глоток горячего чая и, прикрыв ресницами глаза,

задумался. Избежать могил неизвестных солдат невозможно,

когда ежедневно гибнут сотни и тысячи людей, когда трупы

многих остаются на территории, занятой врагом. Ничего,

придет время - воздвигнут памятники. Макаров прав. Думы

Полосухина спугнул зуммер полевого телефона. Он вздрогнул

и снова отпил глоток чаю.

- А может, чего покрепче? - предложил Глеб.

- Нет-нет, - решительно отмахнулся комдив. - И вам не

советую. Нам надо постоянно иметь свежую голову.

Взявший телефонную трубку Судоплатов сообщил:

- Вас просят, товарищ полковник...

Полосухин сказал в телефон только два слова:

Хорошо, еду. - Положив трубку, обеспокоенно молвил: -

Командарм вызывает. За чай спасибо. А теперь хочу обратить

ваше внимание, товарищи: держаться до последнего снаряда.

Будьте готовы к самому трудному. Возможно, это будет

решающий бой. Особое внимание на левый фланг.

- Нам бы пехотного прикрытия немножко, хотя бы роту, -

попросил Судоплатов.

Полосухин отрицательно покачал головой.

- Обойдемся, - сказал Глеб. - Пока что мы вроде бы во

втором эшелоне. А там видно будет.

- Да, там видно будет - утро вечера мудреней. -

Полосухин протянул на прощание горячую руку.

Командарм встретил комдива гневным вопросом:

- Почему оставили Шевардино? Кто позволил?

- Не смогли, товарищ генерал, - негромко, ровным

голосом ответил Полосухин.

- Вы не смогли. Почему? Почему другие могут, а вы не

смогли? Я спрашиваю вас, почему отошла пехота?! - Лицо

командарма побагровело, голос срывался. Он смотрел на

комдива снизу вверх, щуря маленькие острые глаза. Полосухин