Таким образом, противопоставление меча и сабли в легенде о хазарской дани, скорее всего, рассматривалось авторами Древнейшего и Начального сводов, а также «Повести временных лет» как символическое доказательство преимущества христианства над иудаизмом.

Итак, речь здесь идет об условиях обретения спасения. Основная идея обоих рассказов практически совпадает с основной идеей послания ап. Павла к Римлянам, цитата из которого предшествовала рассказу о полянах. В этом контексте и разрешается загадка обоюдоострого меча из легенды о хазарской дани – а заодно проясняется и вся структура начальной, недатированной части Повести временных лет.

В этом контексте и разрешается загадка обоюдоострого меча из легенды о хазарской дани – а заодно проясняется структура и смысл преданий, включенных в начальную, недатированную часть «Повести временных лет».

В датированной части «Повести временных лет» имеется очень краткое сообщение о том, как в Киеве появились правители-варяги. Это якобы были приближенные легендарного Рюрика: «В лето 6370 [862] … бяста у него 2 мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася ко Царюгороду с родом своим. И придоста по Днепру, и идуче мимо и узреста на горе градок. И упрошаста и реста; «Чий се градок?». Они же реша: «Была суть 3 братья: Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, и изгибоша, и мы седим, род их платяче дань, козаром». Асколд же и Дир остаста въ граде семь, и многи варяги съвокуписта, и начаста владети польскою землею». Впрочем, этот рассказ имеет все признаки вставки.

С именами Аскольда и Дира летописец связывает первое известие о походе Руси на Константинополь. Этот рассказ был заимствован при составлении «Повести временных лет» из болгарского перевода продолжателя греческой «Хроники» Георгия Амартола. Правда, имена Аскольда и Дира в греческой хронике не упоминались и были внесены туда летописцем произвольно.

Помимо всего прочего, этот рассказ любопытен еще и тем, что показывает, насколько опасно доверяться ранней летописной хронологии. Дело в том, что первоначально, сообщение о походе на греков, видимо, имело только относительную дату: «в 14 лето Михаила» (имеется в виду византийский император Михаил III. Абсолютная дата – 6374 год, – очевидно, была рассчитана искусственно, отталкиваясь от первой даты, которая открывает датированную часть «Повести временных лет»: «Въ лето 6360, индикта 15 день, наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О семь бо уведахом, яко при семь цари приходиша Русь на Царьгород, яко же пишется в летописаньи гречьстемь». 6360-й год был взят из греческого «Летописца вскоре» патриарха Никифора (в «Хронике» Георгия Амартола годовые даты не проставлены). Летописец, однако, не подозревал, что в этом источнике была использована так называемая болгарская эра, насчитывавшая 5504 года от Сотворения мира до Рождества Христова. Соответственно, 6360 год от Сотворения мира соответствовал 856 г. в нашей системе летосчисления, когда Михаил III достиг совершеннолетия и стал полноправным императором (правда, его мать, императрица Феодора не сложила с себя функций регентши и еще 9 лет оставалась соправительницей сына). Между тем, 14-й год правления, указанный в летописном сообщении о походе Аскольда и Дира, явно отсчитывался от 842 г., когда после гибели отца двухлетний Михаил был провозглашен императором. Таким образом, оба летописных сообщения – о начале правления Михаила и о походе Аскольда и Дира – имеют одну дату: 856 год.

Некоторые историки, опираясь на поздние и малонадежные источники, пытаются объявить Аскольда и Дира прямыми наследниками легендарного Кия, представителями уже упоминавшейся династии «Киевичей». Существование этой «княжеской династии» основывается на сведениях польского историка XV в. Яна Длугоша, который писал, что летописные киевские князья Аскольд и Дир, убитые Игорем, были потомками Кия. Это сообщение Длугоша было использовано в работах Д. И. Иловайского (кстати, весьма вольно обращавшегося с фактами) и М. С. Грушевского (стремившегося во что бы то ни стало доказать существование особого украинского этноса уже в IV в.); прибегал к ним в своих исторических реконструкциях и А. А. Шахматов. Впрочем, эта точка зрения в последнее время редко находит поддержку у специалистов.

Б. А. Рыбаков высказал, кроме того, догадку, что появление имен Аскольда и Дира в летописи есть следствие ошибки одного из ранних летописцев. На самом деле якобы в первоначальном тексте речь шла об одном киевском князе – Асколдыре или, точнее, Осколдыре. Такое прочтение летописного текста – результат предположения, не имеющего текстологического основания. Оно, однако, позволило Б. А. Рыбакову «установить» славянскую этимологию имени Аскольда (как давно доказано, безусловно скандинавского) от р. Оскол. Название же этой реки, в свою очередь, связывалось Б. А. Рыбаковым со сколотами, упоминаемыми Геродотом. Те якобы были славянами (вопреки самому Геродоту, писавшему, что сколоты именуют себя скифами), которые позднее стали называть себя русью.

Между тем, упоминание Яном Длугошем родственных связей Аскольда и Дира с легендарным Кием вызывает серьезные сомнения. По мнению В. Я. Петрухина, «Ян Длугош не был настолько наивен, насколько наивными оказались некоторые современные авторы, некритично воспринявшие его построения. Дело в том, что польский хронист стремился обосновать претензии Польского государства на Киев и поэтому отождествил киевских полян с польскими, Кия считал «польским языческим князем» и т. д.». Следовательно, никаких оснований полагать, что Аскольд и Дир принадлежали к «династии Киевичей» (или даже просто были славянами), у нас нет.

Самые ранние – уже собственно исторические – предания о первых правителях Киева связаны с именами Олега и Игоря. Их обоих принято титуловать князьями. Однако, как показал анализ ранних летописных текстов, первоначально Олег «числился» лишь регентом при малолетнем Игоре: во всех сообщениях они упоминались только вдвоем. Потом, когда создатель «Повести временных лет» вставил договоры с греками, в которых Олег предстает самостоятельным действующим лицом, летописные сообщения были изменены: Олег стал называться князем.

Первым важным событием в жизни этого «князя» стал захват Киева: «И седе Олег княжа въ Киеве, и рече Олег: „Се буди мати городом русьским“».

Последняя фраза Олега обычно рассматривается едва ли не как протокольно точная. Она уже давно стала общим местом в рассказах об образовании Древнерусского государства. Собственно, описанные выше события, как правило, и рассматриваются как происшедшее объединение северных (новгородских) и южных (киевских) восточнославянских земель в единую Киевскую Русь. Причем, именно Киевскую, поскольку заявление Олега о том, что Киев будет теперь «матерью город русских», рассматривается как учреждение здесь столицы единого государства.

Однако смысл этой «речи», вложенной летописцем в уста Олега, не так прозрачен, как это кажется на первый взгляд.

По мнению Д. С. Лихачева, «слова Олега имеют вполне точный смысл: Олег объявляет Киев столицей Руси (ср. аналогичный термин в греческом: μητρόπολις – мать городов, метрополия, столица)» – и ничего более. Между тем, Киев здесь явно отождествляется с Новым Иерусалимом. Об этом говорят текстологические параллели, которые мы находим как в Св. Писании (ср., напр.: «вышний Иерусалим… Матерь всем нам». – Гал 4 26), так и в древнерусских апокрифических памятниках. В частности, в одном из вариантов духовного стиха о Голубиной книге на вопрос «премудрому царю Давыду Евсеичу»: «А который город городам мати…?» следует ответ: «Русалим [!] город городам мати». Аналогичное отождествление встречаем и в варианте самой «Голубиной книги», и в «Иерусалимской беседе» (XII в.). В последней царь Давид загадывает загадки богатырю Волоту Волотовичу об устройстве Вселенной, о христианских древностях и символах. Здесь Иерусалим также называется матерью всех городов, а затем дается разгадка сна Волота: «Будет на Руси град Иерусалим начальный [в данном случае – «верховный’], и в том граде будет соборная и апостольская церковь Софии Премудрости Божия о семидесяти верхах, сиречь Святая Святых». В этой «разгадке», очевидно, речь идет о Киеве.