Я тогда остался дома один, а все пошли прощаться с умирающим. Я заигрался, забыв, что дома никого. И вот передо мной возникла расплывчатая фигура, в которой я узнал любимого дедушку. Он мне улыбался. А я стоял и смотрел на него. Он вроде как махнул мне на прощание, а потом постепенно исчез. О его смерти мне сообщили на следующий день, только я не поверил. «Это неправда, – протестовал я. – Он вчера приходил ко мне. Неправда, что дедушку погробили!» Это я так выразился. И описал им свое видение.

– Я тоже пережил нечто подобное, – подхватил Новицкий. – Я уже тебе рассказывал, Ян, мой сон[88]. А может, это была явь? Однажды я проснулся, а передо мной какая-то фигура. Некто с лицом, закрытым монашеским капюшоном, все повторял одну фразу: «Ты и так не умрешь своей смертью, ты и так не умрешь своей смертью». Я всего себя исщипал, но то оказалась реальность, не сон! И, сожри меня кит, вся моя жизнь подтверждает эти слова!

– Я всегда предсказывал тебе, Тадек, что ты не умрешь в своей постели, – перебил его Смуга.

– Через многие необыкновенные события к нам обращается Бог наш, – этими словами священник подвел итог неторопливой беседе, которую путешественники вели, чтобы скрасить беспокойную и так долго тянувшуюся ночь.

Еще вечером он просил своих единоверцев помочь всем, чем можно. Теперь оставалось только ждать. Поляки отдавали себе отчет в том, что поиски мальчика в этом огромном городе, где не любят европейцев, где есть такие кварталы, куда и полиция остерегается заглядывать, – дело очень сомнительное. Настал момент, когда обходить этот вопрос молчанием стало невозможно. Они попробовали взвесить шансы. Особенно беспокоился Смуга.

– Мальчишка бросился догонять вора. Это же опасно!

– Но ведь ты сам, Ян, говорил, что это очень смышленый пацан, – успокаивал его Новицкий, добавив, что и сам не раз в этом убеждался.

– Но он же еще ребенок!

– Ты лучше покажи мне мальчишку, который способен принимать такие смелые решения, – не уступал моряк.

– Скорее безрассудные, – со вздохом ответил Смуга. – Всегда надо взвешивать за и против…

– «Но силы измеряйте стремлением благим», – процитировал поэта[89] Новицкий.

– Мы всегда должны учитывать вероятность успеха… А что вы, отец, думаете об этом? – обратился Смуга к священнослужителю, который молча слушал их.

Он ответил:

– Бог учит: «Или какой царь, идя на войну против другого царя, не сядет и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противостать идущему на него с двадцатью тысячами? Иначе, пока тот еще далеко, он пошлет к нему посольство просить о мире».

– Не соглашусь, шанс есть всегда, – возразил Новицкий. – И мы не раз ставили все на одну карту.

– Только если у нас не было иного выхода, – уточнил Смуга.

Незадолго до рассвета раздался стук. Копт поднялся, открыл дверь. На пороге стоял низкорослый человек, с ног до головы закутанный в галабею с капюшоном, плотно прилегающим к голове. С минуту он стоял молча и наконец сказал голосом, срывающимся от усталости:

– Я это… Это я, дядя!

– Патрик! – в один голос выкрикнули Смуга и Новицкий, срываясь с места. Из-под капюшона выглянула бледная, усталая, веснушчатая физиономия. Мальчик вручил священнику вновь обретенное кадило и утонул в объятиях друзей.

Когда все чуть успокоились, Патрик подробно описал, что с ним произошло:

– Ну вот… я… бежал… Нет, я головы не терял, как там… ну, на корабле. Дядя ведь говорил, что выход есть всегда и не надо сразу ломиться очертя голову. Я увидел, что на веревке сушится белье, и спрятался. А потом выбрал вот это, оно поменьше… И он как помчался за мной! Но не догнал! – Глаза у мальчишки горели.

Новицкий шепнул Смуге:

– Ну и что теперь делать с этой одеждой?

– Вернуть, разумеется, – тоже шепотом ответил Смуга.

Так и поступили. Позднее они сообщили все полиции, к которой их отвел священник. Вместе с двумя египетскими стражами порядка путешественники отправились на баржу, естественно никого там не застав. Соседи, понятное дело, ничего не видели и не слышали. Тем и закончилось опасное приключение Патрика в Каире.

Только на следующий день поляки и мальчишка снова смогли посетить святое место и спокойно все осмотреть. Копт-священник ввел их в церковь и с поклоном указал на прямоугольный вход, через который по деревянной лестнице можно было спуститься в пещеру, где, как гласило предание, во время путешествия из Египта останавливалось Святое Семейство. Прибывшие осмотрели нишу, где спал младенец Иисус, небольшой грот, превращенный в склеп. Побывали в расположенном рядом с церковью недавно основанном коптском музее.

Теперь они могли спокойно поговорить со священником на интересующую их тему. Друзья получили от хозяина в дар коптские крестики; он вручил им рекомендательное письмо к своему другу, живущему неподалеку от Луксора, куда они рано или поздно должны были попасть, если хотели начать поиски в Долине царей. Путешественники уже возвращались домой, а Новицкий все еще бурчал себе под нос:

– Кит тебя слопай! Если бы я верил в переселение душ, точно бы подумал, что это юный Томек вселился в нашего Патрика. Как пить дать.

За те немногие дни, которые Смуга провел в Каире, произошло столько событий, что никак не получалось встретиться всем вместе и все обсудить. И все-таки наступил такой вечер, не просто спокойный, а даже скучный – если бы кто-то спросил на этот счет мнение Патрика. И когда друзья собрались для важного разговора в снятой Смугой квартире, то оказалось, что первым делом надо разобраться с путаницей, царившей в головах, всё друг другу рассказать, разложить события по полочкам. Пока они выясняли, что известно одним, а что – другим, старший Вильмовский понял: ни он, ни Смуга так толком и не знают о событиях, произошедших в Каире, пока они оба были в Александрии.

К великой радости Патрика, Томек красочно рассказал о неудачной ночной экскурсии в Гизу, и все тут же отвлеклись от беспокоивших их проблем, поскольку Новицкий, перебирая имена поляков, прибывших в Египет с Наполеоном, задал вопрос, перенесший всех в иные, весьма интересные для них времена.

– А раньше, до Наполеона, поляки здесь бывали?

– О, эта милая польскому сердцу тема неисчерпаема, – отметил Томек. – Первым из известных польских путешественников побывал в Египте князь Николай Радзивилл по прозвищу Сиротка. В апреле 1583 года он отправился в Святую землю, а оттуда в Египет, куда добрался в августе. Здесь его приветствовали польские аисты, прилетевшие на зимовку. Князь очень забавно описывал в своем дневнике гиппопотамов, называя их морскими лошадьми, очень похожими на зубров, и удивлялся, почему у них нет рогов. Он рассказывал, что они уничтожают посевы риса и поэтому приходится копать охранные рвы или валы, чтобы животные не могли пробраться на поле.

– Да ты, братишка, его дневник как следует просмотрел, – удивился Новицкий.

– Не только просмотрел – прочел! – похвалился Томаш. – Могу сказать, что князь охотился на уток и на тех же гиппопотамов. Через Булак – в ту пору это была деревенька неподалеку от Каира, где его едва не схватили турки, – он добрался до столицы.

– Турки? – Новицкий проявлял все больший интерес к теме.

– Да, его приняли за французского купца, а те часто протаскивали сюда контрабанду, всячески обманывая турок.

– Надо думать, Радзивилл, будучи все-таки поляком и князем, сумел выкрутиться.

– В общем да, но только с помощью начальника таможни, еврея родом из восточных районов Польши.

– А потом так же, как и мы сейчас, изнывал от скуки в Каире.