Туалет взбодрил его и, обнаружив примочку на ее туалетном столике, Торби смазал свои царапины. Вернувшись, Матушка Шаум шлепнула перед ним два ломтя хлеба с хорошим куском мяса между ними и, добавив кружку молока, молча вышла. С тех пор, как папа погиб, Торби казалось, что ему кусок в горло не полезет, но встретив, наконец, Матушку Шаум, он почувствовал, что тревоги начинают оставлять его.

Она вернулась:

– Глотай последний кусок и прячься. Говорят, что они обыскивают каждый дом.

– Да? Тогда я пойду.

– Заткнись и делай, что тебе говорят. Тебе надо спрятаться.

– Где?

– Вот здесь, – сказала она, тыкая пальцем.

– Здесь? – В углу под окном стоял встроенный шкафчик; главный недостаток заключался в его размерах: по ширине он соответствовал человеку, но длина его составляла едва одну треть человеческого тела.

– Не думаю, что умещусь здесь.

– Именно это ищейки и подумают. Скорее. – Подняв крышку, она вытащила какие-то вещи и, подтянув кверху заднюю стенку ящика, открыла дыру в стене, примыкающей к соседней комнате. – Суй туда ноги и не воображай, что ты единственный, кому приходилось здесь скрываться.

Торби нырнул в ящик, сунул ноги в дыру и лег на спину; опустившаяся крышка была всего в нескольких дюймах над его головой. Набросив коврик, Матушка Шаум спросила его:

– Все в порядке?

– Да, конечно. Матушка Шаум! Он в самом деле мертв?

В ее голосе появились почти мягкие нотки.

– Мертв, мальчик. Это очень грустно.

– Вы уверены?

– Знай я его так же, как и ты, я бы мучилась теми же вопросами. Поэтому я прогулялась к пилонам посмотреть. Это он. Но могу сказать тебе, мальчик, что на лице у него улыбка, он перехитрил их… и так оно и есть. Им не нравится, когда человек уходит от них, не дождавшись допросов. – Она снова вздохнула. – Теперь, если хочешь, можешь поплакать, но тихонько. Если услышишь кого-нибудь, даже не дыши.

Крышка окончательно захлопнулась. Торби прикинул, сможет ли он дышать, но решил, что здесь должны быть отверстия для воздуха; дышать было трудно, но возможно. Он поерзал, устраиваясь под тряпьем. И поплакав, заснул.

Разбудили его голоса и шаги, которые раздались как раз вовремя, потому что он собирался принять сидячее положение. Крышка над его лицом приподнялась и снова захлопнулась, оглушив его, мужской голос крикнул:

– Сержант, в этой комнате никого нет!

– Посмотрим, – Торби узнал голос Подди. – Ты забыл о чердаке. Тащи лестницу.

– Там ничего нет, – сказала Матушка Шаум, – кроме пустоты, сержант.

– Я сказал – посмотрим.

Через несколько минут он добавил:

– Дай-ка мне фонарик. Хммм… вы правы, Матушка… но он здесь был.

– Что?

– Выломана дальняя решетка… и следы в пыли. Я думаю, что здесь он спустился, прошел через вашу спальню и исчез.

– О, святые и демоны! Меня могли прикончить в моей же постели! И это вы называете защитой полиции?

– С вами ничего не случилось. Но лучше вы прибейте эту решетку или вас будут посещать змеи и их родня, что живет по соседству. – Он помолчал. – Я так и думал, что он сначала попытается остаться в этом районе, а потом, когда почувствует, что пахнет жареным, вернется в развалины. И если так, вне всякого сомнения, мы его оттуда выкурим еще до конца дня.

– Как вы думаете, мне ничего не будет угрожать в постели?

– Кому нужен такой старый мешок жира?

– Какие безобразия мне приходится слышать! А я как раз собиралась предложить вам по глоточку, чтобы смыть пыль из глотки.

– В самом деле? Так давайте спустимся на кухню и поговорим на эту тему. Может, я не прав. – Торби слышал, как уносили лестницу и как все спускались вниз. Наконец он осмелился перевести дыхание.

Позже, вернувшись, она с ворчанием открыла крышку.

– Можешь размять ноги. Но будь готов тут же прыгнуть обратно. Три пинты лучшего, что у меня было. О, эти полицейские!

Капитан «Сису» появился в этот же вечер. Шкипер Крауса был высок, массивен и вежлив; плотно сжатый рот и морщины, оставленные тревогами, выдавали в нем человека, который пользовался уважением и привык брать на себя ответственность. Он был зол за то, что позволил какой-то ерунде оторвать его от повседневных забот. Его глаза бесцеремонно обшарили Торби.

– Матушка Шаум, вот эта личность утверждала, что у него ко мне срочное дело?

Капитан говорил на жаргоне торговцев Девяти Миров, искаженной форме саргонезского языка, не заботясь о грамматической верности окончаний. Но Торби понимал жаргон.

– Если вы капитан Фьялар Крауса, – ответил он, – у меня есть для вас послание, благородный сэр.

– Кончай называть меня «благородным сэром». Да, я Капитан Крауса.

– Да, бла… да, Капитан.

– Если у тебя есть что передать мне, давай сюда.

– Да, Капитан, – Торби начал излагать слова, которые он запомнил для Краусы на диалекте финского языка. – «Капитану Фьялару Крауса, владельцу космического корабля „Сису“ от Баслима Калеки; приветствую тебя, старый приятель! Привет твоей семье, клану и всей родне, также мое почтительное уважение твоей досточтимой матери. Я говорю с тобой устами моего приемного сына. Он не понимает языка Суоми, и я обращаюсь к тебе в личном порядке. Когда ты получишь это послание, я буду уже мертв…»

Крауса, начавший было улыбаться, вскрикнул от изумления. Торби остановился.

– Что он говорит? – вмешалась Матушка Шаум. – На каком языке?

Крауса отмахнулся от нее:

– На моем. Это правда, что он говорит?

– Откуда мне знать? Я не понимаю эту галиматью.

– А… прошу прощения, прошу прощения! Он говорит, что тот старый бродяга, который обитал на площади – он называет его «Баслим», – мертв. Это правда?

– Конечно. Я бы сама вам сказала об этом, знай я, что вы им интересуетесь. Все это знают.

– Все, кроме меня. Что с ним случилось?

– Его укоротили.

– Укоротили? За что?

Она пожала плечами:

– Откуда мне знать? Говорят, что он умер или отравился еще до того, как его успели допросить – так что откуда мне знать? Мне саргонская полиция не доверяет.

– Но если… хотя неважно. Ему удалось обмануть их, не так ли? Это на него похоже. – Он повернулся к Торби. – Продолжай. Заканчивай свое письмо.

Прерванный на полуслове, Торби был вынужден начать все сначала. Крауса с нетерпением ждал, пока он дойдет до слов «я буду уже мертв». «Мой сын – это единственная ценность, которой я владею по смерти; и я вручаю его твоим заботам. Я прошу тебя поддержать его в трудную минуту и дать совет, словно это твой собственный сын. Я прошу, как только позволят обстоятельства, доставить его к командиру любого судна Стражи Гегемонии, сказав, что он похищенный гражданин Гегемонии и нуждается в их помощи, чтобы найти свою семью. Если они захотят оказать помощь, они смогут установить его личность и вернуть к его народу. Все остальное я предоставляю твоей доброй воле. Я обязал его повиноваться тебе и уверен, что он так и поступит; он отличный мальчик, несмотря на его возраст и жизненный опыт, и я доверяю его тебе с легким сердцем. А теперь я расстаюсь с тобой. Я доволен жизнью, которую прожил. Прощай».

Капитан закусил нижнюю губу и его лицо напряглось, как у взрослого человека, который старается удержать слезы. Наконец он хрипло сказал:

– С этим все ясно. Ты готов, парень?

– Сэр?

– Ты отправляешься со мной. Или Баслим не сказал тебе?

– Нет, сэр. Но он сказал мне делать все, что вы прикажете. Я иду с вами?

– Да. Как быстро ты можешь отправиться?

Торби сглотнул.

– Прямо сейчас, сэр.

– Тогда двинулись. Я хочу вернуться на мое судно. – Он оглядел Торби с головы до ног. – Матушка Шаум, можете ли подобрать ему какое-нибудь приличное одеяние? В этом невообразимом тряпье его вряд ли пустят на борт. Хотя неважно; тут по улице есть лавчонка, я ему прикуплю какое-нибудь снаряжение.

Она слушала его с растущим изумлением.

– Вы собираетесь взять его на свое судно? – наконец сказала она.