"Слушай, а если ты к черной юбке наденешь ту синюю кофточку..." - влезла я, но она отмахнулась, не желая слушать.

   А когда до свадьбы оставался один день, мы всё-таки  пошли и силой купили капризнице длинную шелковую юбку, "лепёрдовую" какую-то блузу с широкими рукавами (тогда модно было), а главное - туфли! Очень правильные, шикарные и дорогущие туфли. Узконосые, перламутрового с золотистым оттенком, из мягкой кожи с очень кокетливым бантиком. Туфли шли к новому туалету необычайно и оправдывали свою цену миллион раз. Между прочим это была единственная такая пара на весь наш район - Сарыер и ,если верить торговцу (но я не поверила, конечно) на весь Стамбул. Туфли нам сняли с витрины и они сели тютелька в тютельку, обхватили растоптанную свекровушкину ногу, обняли её ласково-ласково... На слабые попытки свекрови выяснить сколько эта перламутровая роскошь стоит, я , подмигнув продавцу, нагло соврала. Но даже уменьшенная раз в семь сумма заставила небалованную покупательницу ахнуть и покачать головой, мол, вот ведь какие траты сумасшедшие.  Но всё-таки она была довольна. Счастлива даже – что уж тут.

Дома свекровь пресмешно крутилась у зеркала, точь в точь девчонка. То так повернётся, то сяк, то ножку выставит в сторону. Красавица! Я тоже радовалась. Уж больно ей хотелось на эту свадьбу, а особенно хотелось богатенькой родне доказать, что мы тоже не лыком шиты, и тоже можем и блузочки шелковые, и цацки в ушки и туфельки, не просто так, а самые прекрасные и единственные на весь Стамбул.

 -Ты завтра отоспись, как следует. Потом сходи - сделай маникюр. Уложи волосы шикарно. Оденься и езжай спокойно. И хорошо тебе повеселиться, - пожелала я ей. – Поздно только не возвращайся. До полуночи как-нибудь постарайся успеть, ладно.

   - Ну, уж как получится, - захихикала “золушка”. Зарделась вдруг.

   - Ладно-ладно. Как получится...

   А на утро я умотала на работу, краем глаза глянув на стоящие в центре комнаты туфли. Я ещё в комнату к свекрови заглянула. Она спала и, честное слово, хохотала во сне. Ей наверняка снилась эта грядущая шикарная свадьба, и как она там будет танцевать, вся прекрасная, словно пери.

   В пять или шесть вечера вернулась с работы, открыла дверь своим ключом, прошла на кухню. Ойкнула. Она сидела суровая, спокойная, лепила тихонечко манты. Уложенные в высокую причёску седые волосы поблёскивали лаком.

   - А ты чего не на свадьбе? - удивилась я. - Что случилось?

   - Позвонили. Отменили свадьбу-то. - Нос в муке, руки в муке, глаза подозрительно красные. Очень подозрительно.

   - Аааа. Не врёшь?

   - Ты что!!! Истинная правда!!!

   Она так махала руками, так убеждала меня, что свадьбу отменили, потому что там всё расстроилось и жених оказался подлецом, и ещё какая-то ерунда, что я поняла: дело нечисто.

   А когда на следующий день в витрине магазина я увидела наши "единственные на весь стамбул" туфельки, то подозрения мои укрепились. А уж когда через неделю к нам забежала Гюль - жена угольщика Садеттина , и они о чём-то шептались со свекровью, а потом Гюль приговаривала про Аллаха, который мою свекровь теперь будет хранить ежесекундно, я почти прозрела. А что тут не прозреть: только нашему квартальному юродивому - Мемишу неизвестно, что Саддетин - картёжник, и что он регулярно спускает всё-всё, включая холодильник и газовую плиту. Все знали, что бедняжка Гюль ходит на подёнщину и что хватает ей лишь на то, чтобы покрыть долги да накормить худо-бедно двух сыновей-близнецов и больную мать. Все знали, что давать Гюль денег нельзя - не отдаст. Отдала бы - да не с чего.

   - А туфли- то я поменяла, - призналась свекровь где-то через полгода. - Зачем они мне? Один раз надеть и в шкаф поставить.  А тут Гюлькиным близнецам новые ботинки справила. Аж по две пары. Представляешь! По две.

   Я очень представляла! Там вполне могло получиться и по двадцать две, и можно было бы осчастливить весь квартал.

   - Оно, Лярис, ведь как вышло. Иду я из парикмахерской-то, а мальчишки навстречу. Гляжу - оба в тапочках. Разве можно в октябре в тапочках? Ноги-то поди мёрзнут. Заболеют ведь. Я и подумала... что мне один раз на свадьбу сходить, а им нужнее.

   - Ну и правильно сделала, - вздохнула я.

   - Даже выгодно получилось. По две пары каждому! - она всё оправдывалась, что-то говорила, а я наворачивала превкусный фасолевый суп и думала, что всё-таки удивительные они люди эти турки... И вообще все люди - удивительные. Ага.

В обувной этот, кстати, я больше не ходила. Ни-ког-да.

Сидим тут с моей турецкой бабкой на балконе. Кругом такая жара, что с чаек пот льётся прямо на наши головы, но высыхает еще в небе. Спасаемся от жары, понятное дело, питием разных напитков, от чая, до айрана и обратно.

- Лимонаты бы, - вздыхает бабка, кося хитрочеркесским глазом.

Это она не просто так мечтает вслух, а тонко намекает, чтобы я оторвала свою задницу от стула и пошла бы к холодильнику за холодной-прехолодной кислой-прекислой вкусной-превкусной настоящей лимонатой. Не за липкой лимонадом, что в бутылках, а за лимонатой, той, что делается вручную из давленых лимонов, ледяной воды и свежих листиков мяты.

Я, расплавленная от мозгов до ногтей, намёков старательно не понимаю. Бабка, кряхтя, ковыляет к холодильнику сама. Притаскивает два дымчато-потных бокала и мы медленно, чтобы не растерять ни капли вожделенной прохлады, смакуем ли-мо-на-ту.

- А у вас в Руссии что пьют, когда жарко? – интересуется бабка. Она у меня краевед знатный, ей бы всё разведать про чужие города и веси

- Ну, пиво пьют.

- А безалкогольного?- хмурится бабка. У нее случаются периоды беспричинного ханжества, которые, слава Аллаху, довольно скоро проходят.

- Ммм… Ну там лимонад в бутылках, фанта, кола, минералка… Вода тоже. Чай холодный.

- Айран?

- Нуууу, - тяну я лениво… Разговор о прохладительных напитках утомителен и пуст. – Тоже пьют иногда. Кефир вот есть. Простокваша. Тоже вроде айрана, только не айран.

- Всё? – бабка недовольна. Она рассчитывала на экзотику, а получила малоинтересную информацию.

- Вроде… О! Квас! Мы употребляем квас! – оживляюсь я, понимая что только что обнаружила реалию, которой в Турции нету. Нету! Нетушки!

- Кывас? – Напрягается бабка в предвкушении информационного экстаза. – Это что за такой кывас?

- Ну, это такое… - притормаживаю и соображаю, как лучше пояснить про сусло, сахар, черный хлеб, воду, процесс брожения, пену, окрошку, проч. – Ну это такой как будто лимонад, но и как будто пиво, не алкогольное, то есть слабо… ну очень слабо алкогольное, на хлебе замешивается, и стоит несколько дней, там еще пена, как у пива, но это не пиво, и туда сахару надо, чтоб сладкое, но не очень, а больше кислое, но это кто как любит… Разливают из бочек, но и в бутылках есть, а , в целом, очень, просто невероятно гюзель штука. Ну очень гюзель. Особенно в жару. Пьёшь, и прям нутро всё ликует. Ааах.

- Чего? Чего? – не врубается бабка, но в глазах ее уже зреет отвращение к этому очевидно прокисшему, из бочек, на черном хлебе, от которого пучит и которым можно заливать «рус салат» и получать холодный суп, напитку.

- А ладно, - машу рукой я. – Короче, квас у нас есть.

- Чего-то гадость какая-то этот ваш кывас. Я бы в жисть ни глоточка. Даже бы нюхать не стала. То ли дело айран или лимоната…

- Бош вер. (Очень полезное выражение, означающее что угодно, но в данном случае, скорее всего, переводимое как «да пох»)

Сижу. Пью лимонату. Заедаю орешками. Вкусно, конечно, но за квас, сцуко, обидно.

- Ты в следующий раз кывасу-то привези. Пить не буду, но разик лизну. Интересно, – врывается в мою обиду бабка.

- Ладно. Сделаю, – обещаю я ей.

Знаю, что пить не будет. Но сделаю.

Та турецкая деревня, в которой я отдыхала, не то чтобы деревня в ее ортодоксальном видении. Там вы не найдете ни кривобоких мазанок под рыжей черепичкой, ни отар, ведомых усатым и носатым чабаном на густые луга, ни тучных особей крупного рогатого скота, ни виноградников, ни олив, ни каменных мостов над узенькими бурливыми речушками...