А с утра раздался робкий стук в дверь... Алиска спать была горазда, поэтому даже не услышала, что Байрам до петухов куда-то свалил, а вот стук услышала. И шаги тихие, змеиные у изголовья. И Алиска приоткрыла глаз, и вскочила, как ошпаренная. Над раскинувшейся на одеялах пышной Алиской стояла куколка в чаршафе. На вытянутых руках куколка держала поднос с чаем, белым сыром и маслинами.

   - Завтрак приготовила. Будешь?

   Такой уровень турецкого Алиске был доступен. Также ей был доступен тот уровень, на котором она нежданную доброжелательницу выперла вон из комнаты. Потом Алиска поднялась, оделась и вышла в пустой салон. В уголке жалась Фатма - вышивала что-то тихонечко. Дети орали где-то на улице. Поднос с завтраком стоял нетронутый на пластмассовом, невесть откуда взявшемся столе.

   Они просидели молча целый день - каждая в своем углу. Алиска сначала сковыривала лак с ногтей, потом пела про "две звезды", потом просто молчала, боясь случайно задремать. К еде Алиска так и не притронулась. Фатма вышивала, время от времени робко глядела на Алиску и снова тыкала иголкой в пяльцы. Пару раз забежали мальчишки, слупили по батону хлеба с сыром каждый и опять убрались во двор.

   Вечером их загнал домой Байрам. Он был пыльный, вонючий, уставший. И пока Фатма стаскивала с Байрама ботинки, Алиска жаловалась. Жаловалась, что сука- Фатма наверняка хочет её Алиску прирезать/придушить/отравить, и поэтому Алиска так больше жить не может. Байрам молча сунул Алиске кулак в нос и пошёл за хитро-улыбающейся Фатмой на кухню. Там на пластмассовом столике стоял ужин. Когда Фатма умудрилась его приготовить, Алиска так и не сообразила. Ей было не до этого. Она отчаянно злилась.

   - Нет еда плохо. Она тебя уважать. - Байрам взгромоздился на Алиску. Тазик с водой услужливо стоял рядом. - Ты её тоже любить. Как младший систер. (иногда Байрама пробивало на английский)

   Систер не систер, но на следующее утро Алиска села завтракать вместе с Фатмой. "подумала, и стала кушать", - как сказал бы классик. Правда Алиска заставляла Фатму кусать от каждого ломтя хлеба и хлебать суп из одной тарелке. Но суть да дело... К вечеру на кухне женушки наперебой старались извернуться в кулинарии, дабы удивить любимого.

   Снимать ботинки они ломанули хором. Одна левый, другая правый. Байрам довольно похлопал обеих по спине, пожрал и захрапел на диване. Кумы (теперь мы можем спокойно называть их кумами) переглянулись, сняли с Байрама штаны, трусы, рубашку и потопали каждая к себе в комнату.

   Через неделю девки спелись. Фатма учила Алиску готовить совсем-турецкую-жратву, поправляла ломаный Алискин турецкий, рассказывала что-то своё птичье, а Алиска Фатму жалела, давала ей померить красные трикотажные штаны и блузку с кружевами и по-матерински улыбалась, когда Фатма вертелась у зеркала, изумлённая своей нежданной "красотой". Мальчишки потихоньку к Алиске привыкли и тоже что-то такое ей рассказывали наперебой и, не стесняясь, просили вытереть им носы или подмыть попы. Порой приходили соседки, рассаживались, кто куда, щебетали что-то. Фатма помогала Алиске понять, о чем речь, то жестами, то трудно находя нужное слово в разговорнике, то просто взглядом. Вела себя Фатма, словно младшая жена, редко позволяя Алиске налить гостям или себе чаю или порезать кекс. Убирались, стирали, готовили кумы вместе, хотя, что греха таить, основная нагрузка опять-таки была на Фатме.

   Байрам был доволен. Приходил поздно, падал на новоприобретенную кровать и смотрел новоприобретенный телевизор. Спал, однако, только с Алиской, держа свое настоящее мужское слово.

   А Фатма помалкивала, словно так и должно быть. Помалкивала. Выливала утром таз. Краснела, когда натыкалась взглядом на белесые пятна на простынях. Ловила каждый мужнин жест, каждый взгляд. Радовалась скудным похвалам. По-собачьи следила за тем, как Байрам то прихлопнет Алиску по заду, то ущипнёт за сиську. Молчала. Краснела и молчала.

   Не выдержала Алиска.

   Вечером Байрам пожрал и лег перед телевизором, лениво пошаривая ладонью по Алискиному телу. Фатма быстро сварила кофе - две чашки (сама она такой дорогой продукт не пользовала) и , уложив детей, устроилась в уголке. Она сидела, наклонив голову, что-то вязала, а сама поглядывала на красномордого довольного мужа и луноликую куму. Поглядывала, поглядывала... И вдруг разревелась. И вскочила. И убежала к себе.

   - Что Фатма? Болеть? - Байрам недоуменно воззрился на Алиску.

   - Дурак ты... - Алиска вскочила, в сердцах ткнула мужа кулаком в пузо и добавила, - Дурак. Она ж женщина. Любви хочет.

   - Как это? - не допонял Байрам.

   - Секс! Секс нужен!!! Понимаешь?

   - Как секс? - совсем охренел Байрам. - Фатма - неблять. Ей секс плохо!

   Вот такая вот неверная парадигма вертелась в Байрамовой рыжей голове. И Алиске пришлось потратить целых полчаса, чтобы Байрам усомнился в истинности привычных постулатов, и побрызгал подмышками дезодорантом, и ещё раз переспросил у Алиски про "ты ревновать нет?" , и пошлёпал босиком к двери из-за которой доносилось мерное дыхание малышей и сдавленные всхлипы Фатмы.

   Алиска послушала как гремит не её тазик и заснула довольная.

   А на утро румяная Фатма хихикала в кулачок и пихала Алиску в бок игриво и очень весело. А Алиска радовалась. И ещё больше радовалась, когда в воскресенье Байрам взял их обеих на пазар и купил каждой по кофточке, а потом подумал и решил "гулять так гулять" и ещё купил по кофточке. На самом выходе с рынка стояла тётка и торговала кроликами... И Байрам поглядел на своих жен, которые замерли возле корзины с серыми ушастиками-пушистиками - и ещё и по кролику каждой... Они возвращались в дом: впереди Байрам со свертками , чуть позади Алиска с серым кроликом уткнувшимся в четвертый размер, рядом маленькая Фатма, прижимая белого кроля к чёрному шелку длинного чаршафа ... И пара сопливых пацанов важно топающих позади процессии с симитами (это баранки такие) в чумазых ладошках... Солнце, луна, звездочка, и пара непоседливых спутников... Чем не парад планет?

   - Ну, вы даёте! - восхитилась я и прислушалась. "Просим пройти в салон ..." - заорал "матюгальник". - Побежала... Удачи.

   - Купила Фатошке подарков разных. Мама ей тоже носки связала. Носки и пинетки. Она ж беременная у нас.

   "Странные. Странные люди, судьбы. Непонятные. Удивительные", - Думала я, наблюдая в иллюминатор, как Москва делает "zoom out", а облака "zoom in".- И жизнь тоже такая удивительная. Чем дальше, тем чудесатее.

   "НЕЛЕПО. СМЕШНО. БЕЗРАССУДНО. БЕЗУМНО. ВОЛШЕБНО", - жужжал мотор.