– То есть она обвела тебя вокруг пальца, Томас? – спросил Мэттью.

– Самым жестоким образом! – вздохнул Томас. – Никогда больше не поверю этому коварному полу!

Мэттью выдохнул несколько колец бледно-голубого дыма, прежде чем задать следующий вопрос.

– Могу ли я надеяться, – наконец сказал он, – могу ли я надеяться, Томас, что это не касается денег?

Томас скорбно покачал головой, наполнив затем бокал.

– Именно денег, Мэттью, – сказал он. – Насколько я понимаю, вместе с ней мне должно было достаться значительное состояние; весьма значительное состояние!

– Ну? – спросил Мэттью, затаив дыхание.

Томас в отчаянном жесте развел руками.

– Если она снова выйдет замуж, то останется без гроша! – кратко сказал он.

– Правда? – осведомился Мэттью.

– Она сама мне призналась – этим же вечером, – ответил Томас.

В гостиной воцарилась мертвая тишина. Томас зажег сигару и задумчиво закурил; Мэттью набил свою длинную трубку и выпустил несколько синих колец в потолок, глядя на них, словно в поисках вдохновения. И именно он первым нарушил молчание.

– Очень плохо это все, Томас, – сказал он, – очень. Разумеется, ты не поддерживаешь мысль о том, чтобы выполнить свою часть сделки?

– Я был жестоко обманут, – сказал Томас.

– В то же время, – сказал Мэттью, – когда вы устраивали помолвку, разве не договорились о том, что состояние, так сказать, должно входить в комплект?

– Не-ет! – ответил Томас.

– Тогда, конечно, если ты бросишь ее, она может подать на тебя в суд за нарушение обещаний, и тебе, как обеспеченному человеку, придется хорошо заплатить[40], – заметил Мэттью.

Томас вновь застонал.

– Что должно быть сделано, Томас, надо сделать хитроумно, – сказал младший брат. – Нужно использовать дипломатию, или как там ее называют. Нужно, чтобы ты ненадолго уехал. Времени хватает, работы никакой у тебя сейчас нет – съезди-ка на пару недель в Скарборо-Спа, а потом езжай проведать кузена Хапплстона к нему на ферму в Дархэм, он будет рад с тобой увидеться. А пока ты в отъезде, я все улажу – оставь это мне.

Томас решил, что это отличный совет, и сказал, что последует ему, а после отправился в свою комнату раньше, чем обычно, – упаковать чемодан, чтобы отбыть с поля битвы с неприятностями завтра с утра. Когда он ушел, Мэттью налил себе вечерний стаканчик и, проверяя его на вкус, устроился поближе к огню, потер руки и улыбнулся.

«Было прекрасно с моей стороны поговорить об этом деле со стряпчим Шарпом, – подумал он про себя. – Странно, что Томас не задумался об этом».

Он выудил из нагрудного кармана письмо и медленно перечитал его. Вот что там там говорилось:

Мэттью тщательно сложил письмо так, как оно было, и вернул в карман, продолжая улыбаться.

– Ах! – пробормотал он. – Что за чудо – обладать знаниями и знать, как воспользоваться ими!

После чего он тоже отправился в постель, спал отлично и рано утром встал, чтобы проводить брата, пожелать ему хорошего настроения и пообещать, что он вернется домой как новенький. Оставшись в одиночестве, он усмехнулся.

Прошло несколько дней, прежде чем Мэттью решил отправиться в Корнборо. Миссис Уолкиншоу слегка удивилась его появлению, хотя в последнее время он иногда удостаивал ее визитами. Как желанного гостя его провели в ее личную гостиную.

– Умоляю, скажите, что в последние дни творится с Томасом? – осведомилась она, когда Мэттью устроился в самом удобном кресле.

Мэттью в загадочной манере покачал головой.

– Не спрашивайте меня, мэм, – печально ответил он. – Это больная тема. Однако, если только между нами, как говорится: Томас отправился в Скарборо-Спа, мэм.

– В Скарборо! – воскликнула миссис Уолкиншоу. – Зачем?

– Он очень любит всякие забавы, таков уж этот Томас, мэм, – сказал он. – Пойти в загул, ну, вы понимаете. У нас бывает так скучно… Но я – домосед, если что.

Миссис Уолкиншоу, которая слушала эту тираду, все сильнее и сильнее вытаращивая глаза, швырнула пяльцы в кошку.

– Ну, ей-богу! – воскликнула она. – Умчаться валять дурака в Скарборо и даже не сказать об этом![41] Уж я позабочусь, чтобы ноги его не было в этом доме! Брехливый старый потаскун! Не верю, что его интересовало что-либо, кроме моих денег, ведь я разыграла его как-то вечером на этот счет, а он ушел с длинной, как у лошади, физиономией и не попрощался. Старый греховодник!

– Мы все не без греха, мэм, – заметил Мэттью, – но некоторые из нас в меньшей степени.

Затем он продолжил говорить всякие правильные и приятные вещи и в конце концов отправился домой довольный. А спустя пять недель Томас, чей отдых по совету Мэттью затянулся еще ненадолго, получил от брата письмо, которое заставило его задуматься сильнее, чем когда-либо в жизни.

P.S. Ты неправильно понял, что имела в виду миссис Мэттью Погмор, когда говорила, что ее состояние отойдет, когда она выйдет замуж второй раз. Она, конечно, имела в виду, что оно отойдет второму мужу.

P.S. еще раз. Что, собственно, и произошло.

После этого мистер Томас Погмор решил отправиться домой и провести отшельническую жизнь среди овец и коров.

Конечно, дорогой читатель, совершенно немыслимо предположить, что вам не знакомо предшествующее издание, повествующее о приключениях принца Флоризеля: ведь эта книга по своей популярности не уступает «Тысяче и одной ночи»! Если же это немыслимое все-таки свершилось – что ж, это большая потеря для вас, ну и для меня тоже; впрочем, я как автор при всех обстоятельствах потерял меньше, чем мои издатели, доля которых в каждом проданном экземпляре составляет… Лучше на этом прервемся.

Правда, если вы являетесь обитателем Лондона, этого Багдада-на-Темзе, то в любом случае у вас есть шанс быть знакомым с принцем Флоризелем. Предположим же (это допустимо, хотя и маловероятно) что вам не выпало счастья встретиться с ним в ту пору, когда титул принц звучал во всей силе своей. В таком случае, достопочтенный несчастливец, получите подсказку. Теофил Гудолл, владелец «Богемского сигарного дивана»[42] на Руперт-стрит, что в Сохо, – это и есть он, Флоризель Богемский, некогда один из богатейших и влиятельнейших людей Европы, а ныне изгнанник, свергнутый с трона вихрем революции и вынужденный прозябать, торгуя табаком в столице столь высоко ценимой им Великобритании. Хотя, конечно, «прозябать» – это не про принца Флоризеля, даже будь он трижды табачник Теофил Гудолл. О нет.