– В чем дело? Почему вы так кричите?

– Я? Это ты у меня сейчас орать будешь!

– Что-то я не припомню, чтоб с вами пил на брудершафт и переходил на «ты»! – ледяным голосом произнес я, ТАК посмотрев в сузившиеся глазенки зарвавшегося сынка, что тот сразу притих и закрыл рот. – Ну, и что за проблема?

– Моя мама чуть из-за вашего лекарства не померла! – прошипел Филин.

– Что означает «из-за моего»? Я его изготовил и вам в руки дал?

– Нет! Я его купил! Но вы мне про него сказали!

– Похоже, вы не послушали меня и выпили все лекарство сразу? – Смутная догадка пронеслась у меня в голове.

– Так в Интернете написано! – опустил вниз глаза упрямец.

– И лечитесь по Интернету! Зачем к врачам обращаться? – с негодованием бросил я туповатому парню.

В ходе проведенного по горячим следам расследования выяснили следующее: сын Филиной все же наплевал на мои рекомендации и дал испить маме оба флакона мощнейшего слабительного одним махом. Смоделировал своими действиями самую настоящую холеру. Для нее характерна обильная диарея, мощное обезвоживание всего организма и потеря необходимых для обмена веществ электролитов.

Проще говоря, мадам Филина чуть не погибла от рук собственного сына. Теперь он искал виноватых. Слава богу, дежурный врач не растерялся, быстро подключил несчастную к капельнице и срочно начал вливать необходимые растворы. Женщину буквально вытянули с того света.

– Я этого так просто не оставлю! – выкрикивал сын Филиной дежурную фразу. – Встретимся с вами в прокуратуре! Я покажу, как над людьми издеваться!

– Так, минуточку! Давайте во всем разберемся!

– Не о чем больше разговаривать! Отведите меня к заведующему! Где он?

На шум прибежал Трехлеб и, оценив ситуацию, пригласил к себе в кабинет и меня, и Филина-младшего. Я в двух словах разъяснил заведующему, что произошло. Он попросил меня выйти из кабинета, оставшись с ним наедине. О чем они там в течение получаса беседовали, не знаю, но только по окончании разговора сын Филиной вышел из кабинета и с торжествующим видом медленно прошел мимо, не глядя на меня.

– Дмитрий Андреевич, прошу вас в палату, где лежит Филина, не заходить. Я отстраняю вас от лечения. Утром сын увезет ее в другую больницу.

– То есть я из доверия вышел?

– Нет, просто не обостряйте обстановку. Этот сынок на вас жалобу написал в два листа мелким почерком.

– Интересно, когда успел?

– Не знаю! Он мне уже готовый текст передал! Все, идите и работайте! К ним не суйтесь. Попрошу Витю Бабушкина, он уделит им время. Позже сам еще зайду.

– Да что случилось, Павел Яковлевич? Что в жалобе указал?

– Да ну… Всякий бред! Все в кучу пособирал! Это хорошо, что он мне ее передал, а не главному врачу! Иначе имели бы сейчас бледный вид! У него в прокуратуре какие-то подвязки!

– Павел Яковлевич, не надоело вам перед всякими хамами унижаться?

– Что вы имеете в виду?

– Вы прекрасно понимаете, о чем я! Каждый, мягко говоря, недалекий человек, знающий о медицине из Интернета, будет приходить с улицы и безнаказанно орать на врача, а мы будем терпеть и молчать только на том основании, что у него связи в прокуратуре, в горздраве, в суде, еще черт знает где?! Всякое, пардон, быдло нас в грязь макает, но мы молчим?

– Да, а мы молчим! Если вам ваше место не дорого, то я свое ценю! И не позволю, чтоб из-за вашего обостренного чувства справедливости моя карьера пошла под откос. Все! Идите! Разговор окончен!

– Иду! Только два вопроса. Позволите?

– Если недолго.

– Вот, как говорится, без протокола, скажите, как на духу, я в данной ситуации прав?

– Да! Но это ничего не меняет. Второй вопрос? Что вы еще хотели узнать?

– Это уже не важно.

– Дмитрий Андреевич, – Трехлеб посмотрел мне прямо в глаза, – не беспокойтесь, жалобе хода не дам.

– Спасибо!

– Это вас интересовало, я угадал?

– Да! – коротко бросил я и пошел в операционную.

Филины без скандала уехали около восьми утра следующего дня. Витя Бабушкин к ним так ни разу в палату и не зашел. Забыл.

Пока я тратил свои нервы на Филиных, созрели для скандала Брусковы. Федор окончательно пришел в себя. Рана на животе затянулась, боли в переломанных членах уменьшились. Пора выписывать.

Сменяя друг друга, дочь и жена Ольга постоянно дежурили у постели своего мужа и отца. Претензии больше не высказывали, и я начал забывать упреки, заявленные дочерью Мариной в самом начале месяца.

– Ольга, – начал я разговор, – господин Брусков идет на поправку.

– Я рада за него, – равнодушным тоном заявила его жена.

– Подходит к концу июнь. С первого июля я ухожу из отделения.

– Куда, если не секрет?

– В дежуранты!

– Переходите! – пожала плечами Ольга. – А какое отношение это имеет ко мне?

– Прямое! Мне хотелось бы с чистой совестью передать вашего мужа, как говорится, из рук в руки.

– После того, как вы уйдете в дежуранты, у Федора не останется лечащего врача?

– Почему? – улыбнулся я. – Разумеется, он будет. Только он не знает вашего мужа.

– Прочитает историю болезни, вы расскажете. Подождите, к чему вы клоните?

– Ну, догадались? – еще шире растянул я рот в глупой улыбке. – Хочу завтра его выписать домой!

– А мне он не нужен, – спокойно проговорила жена Брускова.

– То есть как? – Улыбка стала медленно стекать с моего лица. – А кому и куда его отдать? Он же сам еще не ходит?

– А где взяли, туда и верните! С кем пил, тот пусть его и забирает. У вас все? – встала со стула Брускова, собираясь уйти из ординаторской.

– Ольга, подождите! Так не годится! Скажите день, когда вы заберете Федора, я подготовлю документы. Желательно, чтобы пока я на отделении работаю. Составлю подробную выписку, чтоб ему инвалидность оформили. Хоть пенсию будет получать.

– Здорово! – ухмыльнулась Ольга. – Он ни дня, как институт закончил, нигде не работал. Все свои картинки малевал, никому не нужные. Пил, гулял, баб топтал, ему еще и пенсию! Нормально!

– Но он же инвалид!! Ему пенсия полагается!

– А, еще и инвалид! Да на кой он мне сдался? Доктор, я его забирать не буду!

– Может, Марина к себе пока приютит?

– Да, Марина? Она с маленьким ребенком, с мужем и его родителями в двушке ютятся! Только им папаши-инвалида для полного счастья не хватало!

– Но надо как-то решать? Вы, насколько я знаю, ему законная жена! Вы развод не оформляли?

– Нет! Но забирать я его не намерена! Его полгода дома не было! Он где-то пьет, гуляет, а когда в беду попал, Оля его должна содержать? Дудки! Хватит и того, что я здесь за ним горшки выношу.

Жена Брускова ушла. Я пригорюнился. Куда его деть?

– Доктор, к вам можно? – обратилась ко мне весьма вульгарного вида дама, стоявшая в дверях. Одета в мятый, грязный, лимонного цвета пиджак, по плечам разбросаны давно не чесанные, плохо закрашенные хной седые волосы. Дама явно щеголяла яркой помадой на толстых губах. От посетительницы разило свежевыпитым самогоном, причем низкого качества. – Я не одна! – добавила она и поправила волосы желтыми прокуренными пальцами.

– Проходите! – без особой радости пригласил я.

– Я – Люсьен! – отрекомендовалась посетительница.

– Натали! – на французский манер представилась ее спутница. Та предпочитала в одежде длинный черный болоньевый плащ, изрядно пожеванный и забрызганный внизу жирными пятнами, левый рукав был в двух местах прожжен сигаретой. Из-под плаща выглядывала оранжевая водолазка, нескромно обтянувшая большие обвислые груди без лифчика. На голове был стального оттенка короткий парик. И та же ядовитая помада на разбитых губах. Она пахла тройным одеколоном и дешевыми сигаретами.

– Я – жена Федора Брускова, – гордо выпрямив голову, заявила Натали. – А это наша общая подруга, – кивнула она в сторону лимонного пиджака. – Могу я с ним переговорить?

– Насколько я знаю, у него уже есть жена, – заявил я колоритной дамочке.

– Какая? – встряла в разговор Люсьен. – Натали – его настоящая жена! Он ее любит!