Мой дед по отцу родился на плоту во время сплава по Амуру в 1894 году, когда его родители переселялись на Дальний Восток из Симбирской губернии, поддавшись на пропаганду, призывавшую осваивать новые земли на краю Великой империи.
Никто не заявлял им: «Понаехали тут!» – а наоборот, туземцы – орочоны, эвенки, эвены и остальные народы, испокон века проживавшие в тех местах, с распростертыми объятиями приняли переселенцев и помогли им в самые трудные первые годы выжить в таежных условиях необычайно сурового местного климата.
В смутное время Гражданской войны целые народы нашли прибежище, убегая от острой нужды на Восток. До сих пор потомки выходцев из Украины и Белоруссии бережно передают из поколения в поколение рассказы о своей исторической Родине. А сколько эвакуированных беженцев укрылось здесь в Великую Отечественную войну, их обогрели, приютили, спасли от голодной смерти в те дни. А сколько моих земляков полегло под Ленинградом, грудью встав на защиту колыбели трех революций? Вся земля вокруг усеяна костями дальневосточников, отстоявших честь и независимость нашей Родины.
Конечно, не одни дальневосточники выиграли ту войну, все народы Советского Союза поднялись на борьбу с агрессором. Был тогда единый народ – советский, который сломал хребет фашистскому зверю.
Поэтому вдвойне тяжело слышать «Понаехали тут» из уст учительницы литературы питерской школы, где стала учиться моя дочь. Она позиционирует себя коренной петербурженкой, а все остальные для нее – лимита. У дочери в классе 70 % учеников приезжие, и все – понаехали!
Я довольно беззлобно и интеллигентно побеседовал с той училкой: ригористка до мозга костей. Да, она родилась в Ленинграде, окончила здесь школу и университет, поэтому считает, что сей факт позволяет ей смотреть на приезжих из других регионов, мягко говоря, свысока. Но, расположив к себе и выведя ее на откровенный разговор, я выяснил, что папа ее пришел пешком из Новгородской области в обмотках, чтобы восстанавливать город Ленина после блокады. Заметьте, не с Петром Первым высадился дождливой майской ночью 1703 года на Заячий остров, а в 1946 году из голодной деревни отправился искать лучшей доли.
Безусловно, после прошедшей опустошительной войны далеко не сахар было поднимать из руин Ленинград заново, терпя нечеловеческие лишения. Остается только снять шляпу перед этими героическими людьми и поклониться им в пояс. Но вот некоторые потомки их того не заслуживают.
Кого же можно считать коренным петербуржцем? Прежде чем ответить на этот вопрос, придите в полдень, в любой удобный для вас день, лучше в субботу, в сердце старого Петербурга, на знаменитую Сенную площадь. Пройдитесь, неторопливо созерцая окрестности, по Сенному рынку, Московскому проспекту, сверните и прогуляйтесь по набережной канала Грибоедова, загляните в Юсуповский сад. Кого вы там встретите?
Здесь праздно шатающихся и занятых торговлей выходцев из Средней Азии попадается столько, что порой кажется, что каким-то непонятным образом очутился в Бухаре, в Самарканде или на худой конец в Душанбе, настолько много попадается их навстречу. Если повернуть обратно, по Садовой двинуть в сторону Невского, то только ровные улицы да живописные здания, яркие представители уникальной императорской архитектуры, подскажут, что мы все же на севере Европы. Хотя Апраксин двор, «Апрашка», стоящий на пути, из-за обилия беспечно снующих потомков хлопкоробов вновь заставит усомниться, что мы в центре Питера.
Они обтекают тебя бурлящим говорливым потоком, не замечая твоего присутствия, довольно громко болтают и смеются на родном непонятном гортанном языке, плюют тебе под ноги косточки от съеденных переспелых фруктов, бесцеремонно лузгают прямо на тротуар пузатые семечки подсолнечника. Озорной шаловливый ветер подхватывает летящую из обрамленных белыми, молодыми и крепкими зубами ртов шелуху и швыряет ее на фасады домов, большинство из которых являются шедеврами российского зодчества XIX, а то и XVIII веков. И стоят понуро эти некогда величавые строения, созданные мастерами прошлых лет, петербуржцами по духу и времени, и принимают на себя плевки «петербуржцев» нынешних, которые и слово «Санкт-Петербург» толком не выговорят.
Все чаще в бурлящем среднеазиатском потоке мелькают молодые мамаши в хиджабах. Устало катят перед собой коляски с юными чадами, появившимися на свет в родильных домах города, чье название их родители с трудом произносят, с любопытством взирают на окрестности. Гуляют мамаши и думают, что раз родились их детки в славном Питере, то уж можно претендовать на российское гражданство. А если у отпрысков их появится на берегах Невы свое потомство, то петербуржцами можно называться на вполне законных основаниях. И устремляется в град Петров нескончаемый поток женщин в положении из ближнего зарубежья, чтоб разрешиться здесь от бремени и стать матерью маленького петербуржца.
Не надо меня обвинять в национализме. Кто ищет в этих строках нечто подобное, зря теряет время. Я вырос в Советском Союзе на Дальнем Востоке, где национальность была одна – дальневосточник, и неважно было, на каком ты языке говоришь дома. На улице все изъяснялись на русском.
Я служил в Советской Армии. У нас был мудрый командир полка. В ротах насчитывалось до 32 национальностей, всех по чуть-чуть, но никто верх не брал, все были равны. Мудрого убрали, поставили Дурака, который пригнал целый призыв азербайджанцев, и начались проблемы. Я уже не видел продолжения, так как уволился. Ребята после этого в письмах шибко ругали Дурака.
Институт я успел закончить еще при той власти, образование получил неплохое, во многих странах котируется.
Были единая семья и народ. Разумеется, в семье не без урода: еще тогда попадались националисты, шовинисты и другие противники толерантности. Но и сейчас они никуда не делись.
Помню 1991 год: ежедневные телевизионные показы развала Союза. Кинокамера беспристрастно выхватывает из ликующей толпы одинаковые оголтелые, искривленные ненавистью лица, требующие независимости. Как под копирку, от Балтийского моря до Памира все хотели свободы. А когда ее получили, то сели на пятую точку: как быть дальше? Экономические связи разрушили, своего ничего не осталось, нового созидать не хотят. И покатили они в Россию-матушку на заработки, обозвавшись неведомым доселе словом «гастарбайтеры».
По городам и весям рассыпались бывшие наши соотечественники и их многочисленные потомки, ставшие в одночасье гражданами ближнего зарубежья. Не обошли стороной и бывший Ленинград, в котором живут и трудятся. Неплохо устроились. Выходцы из бывшего Бухарского эмирата даже издают на родном узбекском языке две газеты. Одна из них «Питер Уз», вторая – «Туран», тираж 15 000 экземпляров, выходит еженедельно на 12 листах формата А3. Аудитория – узбеки, таджики, киргизы. Те, кто не умеет читать, воспринимает на слух.
Представители многочисленных среднеазиатских диаспор подали челобитную в правительство Санкт-Петербурга с просьбой выделить им места под национальные кварталы для компактного проживания. Желают, значит, свою национальную автономию создать. Наподобие китайских чайна-таунов.
Пока им отказали, но надежду досточтимые гастарбайтеры не теряют. Пройдет некоторое время, и появятся у них свои депутаты Заксобрания, выбранные всеобщим голосованием большинства от новых среднеазиатских «петербуржцев».
Я не зря взял «петербуржцев» в кавычки. Большинство выходцев из Средней Азии упорно не хотят ассимилироваться. Проживая в европейском городе, имеющем свою многовековую историю и традиции, они открыто демонстрируют пренебрежение к нему и его жителям.
То, что они плюют и развязано себя ведут на улице – еще полбеды. Сами харкают, сами после и уберут. Но зачем демонстративные жертвоприношения? Режут баранов на улицах и во дворах. Я был в арабских странах, откуда начал зарождаться и зашагал по Земле ислам. Уверяю вас, там себя так никто не ведет. Никому и в голову не придет пустить кровь жертвенному животному во дворе многоэтажного дома. Голову отрубить супостату на площади запросто смогут (Саудовская Аравия), а баранов режут в других, специально отведенных для этого местах.
