ушли на войну из дома. В первые дни войны. Оказались вместе в части одной, в роте

одной и во взводе. Вместе дороги и боли военные мерили. Вместе ходили в атаку,

в разведку. Вместе мечтали о нашей победе.

— Быть нам, сынку, в Берлине. Быть нам в Берлине, — говорил Кириенко-

отец.

А было это тогда, когда шагали солдаты от Берлина в обратную сторону.

Тысячи верст до Берлина.

Под Сталинградом мечтали они о Берлине. Затем в боях под Курском. Затем —

на Днепре.

Стась Кириенко молод, безус. Петр Кириенко солдат с заслугами. В первой

мировой войне воевал. В гражданской войне воевал. Ранен. Контужен. Осколки снаряда

в теле хранит как память.

Петр Кириенко и Стась Кириенко, словно орел с орленком. Поучает солдатской

премудрости молодого солдата бывалый.

— Быть нам, сынку, в Берлине. Быть!

Ранило как-то Стася осколком в грудь. Вынес отец Кириенко сына из самого

пекла боя.

Контузило как-то Стася. Привалило землей в окопе. Руками разгреб Кириенко-

отец обвал. Снова сына унес от смерти.

Шагают солдаты путями войны. Мужает Стась Кириенко в боях и походах. Был

молодым птенцом, а нынче и сам летает.

Медали заслужили отец и сын. Вскоре к медалям пришли ордена. С орденами

почет и слава.

Наступает Советская Армия. Отвоевали Кириенки и Дон и Донбасс. Принесли

свободу родной Полтавщине.

— Дойдем до Берлина! Быть нам в Берлине!

Перед бойцами широкий Днепр.

На Днепре при переправе совершилось непоправимое. Сразила фашистская пуля

Петра Кириенко.

Помирает отец-солдат:

— Сынку, дойдем до Берлина. Сынку...

Дальше шел Кириенко Стась. Походом, боями прошел Украину, Польшу, и вот

ворвались наши войска в Берлин.

Стоит солдат на берлинской улице. Смотрит на небо, на громады домов.

Отвлекся солдат от боя. Неужели и вправду солдат в Берлине? Слышит отцовский

голос:

«Сынку, дойдем до Берлина. Сынку...»

Вспоминает отца солдат. Шепчут солдатские губы:

— Батька, батька, ты слышишь меня? Я в Берлине. Я в Берлине... Мы в

Берлине! — кричал солдат.

Лежит перед ним Берлин. Склонил перед ним колени.

Стоял недвижно минуту солдат. Затем встрепенулся. Подошел к стене соседнего

дома. Штыком по известке вывел, словно печать поставил: «Петр Кириенко, Стась

Кириенко, апрель, 1945 год».

КАЖДАЯ УЛИЦА ДЫШИТ СМЕРТЬЮ

Берлин огромный город. 600 тысяч домов в Берлине. Каждая улица дышит

смертью.

Возвели фашисты на улицах баррикады, завалы, заграждения. Минные

поля прикрывают подходы к завалам. Пулеметы простреливают каждый клочок

земли. Каждый дом в Берлине стал настоящей крепостью. Каждая улица —

полем боя.

На одной из берлинских улиц завал оказался особенно прочным. Из железа,

из стали, из каменных плит возвели здесь завал фашисты. Штурмовала завал

пехота. Не прорвались вперед стрелки. Лишь гибнут в атаках зазря солдаты.

Подошли к завалу советские танки. Открыли огонь из пушек. Пытаются в завале

пробить проход. Нет достаточной силы в снарядах, в танковых пушках. Стоит, как

стена, завал. Преградил он дорогу пехоте, танкам. Застопорилось здесь

продвижение.

Смотрят солдаты — пехотинцы, танкисты — на железо, на камни, на сталь:

— Подрывников бы сюда, саперов.

И вдруг словно бы кто-то подслушал солдатские речи. Видят солдаты, к

завалу ползет сапер. Ползет, тащит взрывчатку, бикфордов шнур. Вот привстал.

Переждал. Пригнулся. От дома к дому перебежал. Вот снова ползет

по-пластунски.

Впились солдаты в него глазами. Каждый удачи ему желает. Подобрался

взрывник к завалу. На одну из каменных плит поднялся. Лег на плиту. Кладет под плиту

взрывчатку. Уложил. Шнур протянул бикфордов.

Следят за сапером солдаты. Что за чем последует, точно знают. Вот сейчас

бикфордов шнур подожжет боец. Заспешит по шнуру огонек к взрывчатке. Быстро

спрыгнет с плиты сапер. Отползет побыстрей от завала. Дойдет огонек до цели.

Сотрясется завал от взрыва. Возникнет в завале брешь. Сквозь брешь и рванутся вперед

солдаты.

Так и есть. Вот вынул спички боец из кармана. Вот высек огонь. Вот подносит

огонь к шнуру. И вдруг... вскинул сапер руками. Упал на плиту и замер. «Убит!» —

пронеслось.

Но нет. Шевельнулся солдат.

— Братцы, да он не убит. Он ранен.

Шевельнулся взрывник. Голову чуть приподнял. Посмотрел на плиту, на шнур.

Что-то, видать, прикинул. Двинул рукой, потянулся к спичкам. Вот снова в руках

у него коробок. Вот силится высечь огонь солдат. Чиркнул спичкой. Да силы мало.

Не зажглась, не вспыхнула сера. Опустился вновь на плиту сапер.

Видят солдаты — плита краснеет. Теряет и силы боец и кровь. Но нет, не сдается

солдат. Снова он потянулся к спичкам. Снова в руках у него коробок. Чиркнул

спичкой. Ура! Горит! Тянет спичку к шнуру, дотянулся. Побежал к взрывчатке дымок,

закурился змейкой.

— Прыгай, прыгай! — солдаты кричат саперу.

Лежит на плите сапер.

— Прыгай! Прыгай!

И только тут понимают солдаты — нет сил у сапера спрыгнуть.

Лежит на плите герой.

Грянул взрыв многотонной силой. Взлетели в небо плита и камни. Открылся

проем в завале. Устремились в него солдаты.

Вечная память отважным. Вечная слава храбрым.

СЛУЧАЙ С ПАВЛОВЦЕВЫМ

Политработник майор Павел Лаврович Павловцев для бойцов и офицеров всегда

и во всем являлся примером. А тут...

Случилось это в день, когда маршал Жуков отдал приказ войскам 1-го

Белорусского фронта начать решительный штурм Берлина.

И вот тут-то... Лежал Павловцев в госпитале. Ранен не сильно, но и не слабо.

Ранен в голову, ранен в ногу. Может ходить, но с палочкой. Раны не затянулись.

Каждый день нужны перевязки. Лежать бы ему и лежать. А он взял и сбежал из

госпиталя.

Сбежал и тем самым подал пример другим. Поредел госпиталь. Не лежится

раненым. Все хотят принять участие в решительном штурме Берлина.

Ну и досталось же тогда врачам от армейского начальства!

— Как допустили! Куда смотрели! — громыхало начальство.

— А что мы могли поделать, — разводят врачи руками. — Не поставишь же

к каждой койке часового с винтовкой.

И верно ведь. Не поставишь!

— Кто начал? — не утихает начальство.

— Майор Павловцев.

— В каком состоянии?

— Ходить может, но с палочкой.

— Ну вот мы до него доберемся!

И действительно, добралось начальство до Павловцева. Вернее, случилось так,

что сам Павловцев на глаза попался начальству. Произошло это почти у самой

границы Берлина. Голова у Павловцева в бинтах, одна рука на перевязи, другая

опирается на палочку. Приметен среди других.

— С выздоровлением, Павел Лаврович! — окликнуло Павловцева начальство.

Смутился Павловцев, почувствовал ехидство в тоне.

— Так, так, — говорит начальство и достает список тех, кто бежал из госпиталя.

Первым в списке — Павел Павловцев.

Надо сказать, что Павел Лаврович Павловцев человек заслуженный, старый член

Коммунистической партии, герой гражданской войны. Да и в эту войну он не раз

отличился. Отмечен не раз наградами.

Но все это не спасло Павловцева. Решили его за нарушение госпитального режима

и дурной пример другим привлечь к строгой ответственности.

— Ну что ж, — сказал Павловцев, — если виноват, то готов принять любое

наказание. Любое. Кроме одного...

— Какого же? — интересуется начальство.

— Не отправляйте назад в госпиталь.

— Так, так.

— Отправите — снова сбегу, — сказал Павловцев. — Могу заявить от имени

всех раненых: лежать в такой момент невозможно. Откажут ноги — на руках в

Берлин вползу. — И чуть тише: — Столько же лет ждали...

Посмотрело начальство на Павловцева. Понимает: отправишь в госпиталь —