рыцарский крест на шею, известность по всей Германии.

Торжествуют фашисты удачу. А в это время навстречу прорвавшимся врагам

срочно двигались наши части. Подходили полки и роты, с марша вступали

в бой.

Возятся фашистские солдаты у пушки. Привезли им как раз снаряды.

— Шнель, шнель! — покрикивает офицер.

Предвкушает фашист успех. Вот заложат солдаты в пушку сейчас снаряд. Вот

вскинет он руку. В три горла рванет команду. Вот она, радость боя!

— Шнель, шнель! — покрикивает офицер.

Возятся солдаты у пушки, слышат шум боя. Только не дальше, не к Москве

почему-то отходит бой, а кажется солдатам, что сюда, к Красной Поляне,

ближе.

Переглянулись солдаты:

— Ближе!

Переглянулись:

— Ближе!!

Вот и несется уже «Ура!». Вот и ушанки с красной звездой мелькнули.

Выбили советские войска фашистов из Красной Поляны. Досталась пушка

советским бойцам. Обступили ее солдаты. Любопытно на пушку глянуть.

— Вот бы сейчас — по Гитлеру!

— Прихватим с собой к Берлину!

Однако пришел приказ пушку отправить в тыл. И все же задержались чуть-чуть

солдаты. Подождет пять минут приказ!

Развернули солдаты пушку. Вложили снаряд. Прицелились. Ударила пушка

стократным басом. Устремился снаряд на запад, весть о нашей победе врагам

понес.

Проходят наши роты мимо фашистской пушки. Видят солдаты гигант

трофей:

— Ух ты, мама!

— Неужто взяли?!

— Взяли, родные, взяли!

Смотрят солдаты опять на пушку:

— Ну, если такую фашисты бросили, значит, примета добрая.

Все больше у наших упорства, силы. Все слабее напор врагов. И снова солдаты:

— Выдыхается, знать, фашист.

Понимают бойцы — быть повороту, быть переменам. Сердцем солдатским

чувствуют.

КАШИРА

Рвутся, рвутся к Москве фашисты. Напрягают последние силы. Ищут,

где бы, в месте каком пробиться. Не прорвались на западе, не пробились

на севере. Вновь наносят удары с юга. Тут по-прежнему наступает

танковый генерал Гудериан. Рвутся танки к Кашире, к реке Оке, к мостам через реку

Оку.

Помощь нужна Кашире. Нет в запасе у Советской Армии свежих сил.

Всюду идут бои. И все же помощь нашлась Кашире — конный корпус генерала

Белова.

— Куда же на танки — конницу, — кое-кто говорил тогда.

Да и правда: конница против танков!

— Конница — день вчерашний.

— В отставку пора кавалерии.

— На покой!

— По домам!

— В музей!

— Посмотрим, посмотрим, — сказал генерал Белов.

И вот явились к Кашире конники. И сразу с хода, с дороги в бой. Смешалось

все на полях под Каширой. Танки и лошади, пушки и люди. Лязг гусениц, грохот

орудий, храп лошадей, команды, крики, призывы раненых. Вот танки теснят

кавалерию. Вот отступают под градом гранат и снарядов танки. Оставили всадники седла,

сражаются в пешем строю. Но только успех наметится, снова они в стременах,

мчатся по снежному полю.

Гуляет отвага на полях под Каширой. Удаль узоры свои плетет.

Дрогнули фашистские танки. Не устояли. Не пробились они к Кашире. Конечно,

не только кавалеристы одни сражались. Пехотинцы здесь бились. Танкисты.

Советская артиллерия помогла. Вместе и задержали они фашистов.

Через три дня Гудериан начал новое наступление. И снова войска генерала

Белова — а теперь генерал Белов командовал не только кавалерийским корпусом, но

и всеми войсками, оборонявшими Каширу, — остановили фашистскую армию. И не

только остановили, но и погнали прочь от Москвы.

Шутили над Гудерианом тогда солдаты:

— Наш-то Белов того — дернул, выходит, его копытом.

Услыхал генерал про копыто:

— А что же, верно. — И сам смеялся: — Только не я, генерал Белов, витязь

советский побил фашистов...

Потом повернулся к тем — к неверующим, кто о кавалерии сказал, как о дне

вчерашнем:

— Ну что — по домам? На покой? В музей?!

Смутились «неверующие», однако тут же нашлись.

— В музей, — говорят и добавляют: — В музей нашей доблести русской и

русской славы.

БРОНЯ

В 112-й танковой дивизии, которой командовал полковник Андрей Лаврентьевич

Гетман, служил старшина Илларион Махарадзе.

Патриот он своей дивизии. Считает, что все у них в дивизии самое лучшее.

И командир дивизии полковник Гетман лучше всех других командиров, а замполит,

то есть заместитель командира по политической части, лучше всех других

замполитов, и командир батальона, в котором служил Махарадзе, лучше всех других

командиров, и командир танка лейтенант Огнивцев, непосредственный начальник

старшины Махарадзе, лучше всех других командиров танков. И лучший повар на весь

Западный фронт именно у них, в их 112-й танковой дивизии. И лучший парикмахер

тоже у них в дивизии. И лучший начпрод (это начальник по продовольствию), и

лучший начхоз (это начальник хозяйственной части). И танки самые лучшие тоже у них

в 112-й.

А надо сказать, что большинство танков в дивизии было как раз устаревшего

типа. Не тягаться им с лучшими советскими танками.

Уступали они и фашистским. И моторы у них слабее, и броня тоньше. Крепче

были фашистские танки.

— Нет, наши крепче, — утверждает старшина Махарадзе.

— Да где же крепче, — возражают солдаты, — раз броня у них тоньше, раз силы

в моторах меньше.

— Крепче, крепче, — стоит на своем танкист.

К инженеру солдаты его водили, к командиру батальона его водили, в

инструкции и наставления носом сунули.

— Нет, наши танки крепче, крепче, — повторяет опять Махарадзе. —

Неточность, видать, в инструкциях.

Вот ведь кавказец. Вот ведь упрямец.

Дивизия полковника Гетмана входила в войска, оборонявшие подходы к столице

с юга. Дралась она за Тулу, сражалась за Серпухов, под Каширой помогала

генералу Белову.

Немало геройских дел на счету у танкистов. И вот выпал дивизии новый

подвиг.

30 ноября 1941 года фашисты предприняли еще одну попытку ударить на

Москву с юга. Бой разгорелся у селений Манышино и Суходол. 89 первоклассных

фашистских танков обрушились на дивизию полковника Гетмана.

Отважно сражались танкисты. Вместе с подоспевшими сюда пехотинцами

остановили они фашистов. Как ни пытались фашисты подмять дивизию Гетмана, в какие

ни ходили они атаки — ив лоб, и во фланг, и строем клин, и строем таран, —

удержались советские танки. Сами танкисты потом поражались: откуда в танках такая

крепость, как устояли они в сражении.

Закончился бой.

— Ага, а я что говорил! — торжествует старшина Махарадзе. И снова свое: —

Крепче наши танки, крепче. Не чета им фашистские.

— Да как же — крепче, — кто-то снова полез из спорщиков.

— Крепче, — подтвердил Илларион Махарадзе. — И поясняет, почему они

крепче. — Броня — это раз, — загнул палец старшина Махарадзе, — упорство в бою —

это два. Вера в победу — три. Геройство, считай, — четыре. Так у кого же танки,

выходит, крепче?

Смотрят солдаты на старшину Махарадзе.

— Ты смотри, правду, поди, говорит кавказец. От геройства и верно металл

крепчает.

«НАПИШУ ИЗ МОСКВЫ»

Не удается фашистам прорваться к Москве ни с юга, ни с севера.

— Брать ее штурмом, брать ее в лоб! — отдают приказ фашистские

генералы.

И вот вечер накануне нового наступления. Обер-лейтенант Альберт Наймган

спустился к себе в землянку. Достал бумагу, начал писать письмо. Пишет своему

дядюшке, отставному генералу, в Берлин. Уверен Наймган в победе.

«Дорогой дядюшка! — строчит Наймган. — Десять минут тому назад я вернулся

из штаба нашей гренадерской дивизии, куда возил приказ командира корпуса о