Третий: на какие шаги может и должна пойти Империя, если в ближайшее время станет ясно, что наши усилия привлечь Петербург к союзу окажутся тщетными, или, более того, вероятен альянс царя с кайзером?

— Должен признаться, господа, что мой срочный приезд в Лондон, вызван не только и не столько тем, что глубокоуважаемый господин Председатель пожелал учесть мое скромное мнение при сегодняшнем обсуждении, — посол Гардинг слегка поклонился в сторону Бальфура, — К сожалению, после вскрывшихся недавно фактов попытки подкупа двух высокопоставленных сотрудников моего посольства, включая Первого секретаря, господина Сесила Спрингс Райта со стороны русской разведки, я просто не мог доверить бумаге и шифру ту важнейшую информацию о трех встречах в Петербурге, которые у меня состоялись в этом месяце. Я счел, что риск подставить этих, доверившихся нам персон, слишком велик, а они для нас сейчас слишком ценны.

Вынужден вам сказать, что я перенес чрезвычайно огорчительный удар, обнаружив, что начальнику моей канцелярии была предложена «скромная» сумма в 1000 фунтов за то, чтобы он выкрал копию одного из наших дипломатических шифров. Господин Витте, о встрече с которым я буду говорить далее, дословно заявил, что ему «все равно, насколько подробно я передаю наши с ним беседы, если это делается в устной форме, но он умолял меня ни в коем случае не пересылать мои сообщения письмом или телеграфом, поскольку содержание всех наших телеграмм и почты ИМ известно»…

В конце октября я инкогнито переговорил с Сергеем Юльевичем, который в настоящее время хоть и отстранен царем Николаем от любой активной деятельности, сам так вовсе не считает, и готов бороться как за себя, так и за лучшую участь для России в том плане, как он себе это представляет. И поддерживают его в этой решимости многие влиятельные фигуры, в том числе и вдовствующая Императрица. Хотя, полагаю, она не вполне отдает себе отчета в том, как далеко при этом готов зайти бывший царский министр финансов и премьер…

Затем, и как оказалось, в свете предыдущего моего разговора с господином Витте, со мной тайно встретился Великий князь Николай Николаевич младший. Полагаю, что вы уже достаточно заинтригованы? Тем более, что в пробританских настроениях этот горячный господин ранее замечен не был. И, наконец, аудиенция, которую я, опять же, в режиме полной секретности получил у Великого князя Владимира Александровича. Причем, как и в первых двух случаях, инициатором этой встречи был не я…

— Сэр Чарльз, мы уже внимательно ознакомились с Вашим отчетом. Скажите только, как Вы сами считаете, сколь серьезно желание так скажем… определенных кругов дворцовой камарильи пойти до конца в деле смены главы правящей династии? — не совсем тактично перебил Гардинга его непосредственный начальник, глава Форрин оффиса лорд Лансдаун.

— Полагаю, они более чем серьезны, милорд. Старшее поколение семьи Романовых стремительно утрачивает влияние на решения царя, почувствовавшего, наконец, вкус власти. А наследник-гемофилик, лишая нынешнюю царскую семью дальнейших тронных перспектив, только поддерживает их решимость. Полагаю также, что перед нами образование в России фронды даже посерьезнее, чем во времена покойного Павла Петровича.

— А как же заявления царя Николая о его готовности после войны ввести Конституцию и парламентаризм?

— В большинстве великокняжеских дворцов этому никто не верит. Соответствующие настроения царят и в головах большинства гвардейских офицеров. Кстати, как и в среде либерального крыла буржуазии, которое де факто представляет господин Витте, а тем более среди интеллигенции.

Достаточно показательно и то, что партия социалистов-революционеров не свернула своей террористической деятельности, а это было бы самым верным барометром. Кстати, трагическая гибель японского полковника Акаши в Стокгольме, безусловно организованная русской разведкой, лишь на пару недель прервала налаженный канал финансирования левых элементов в России, и должен особо сказать, что за успехи в этом вопросе я бы рекомендовал отметить нескольких сотрудников нашего посольства. Подробную докладную я представил лорду Лансдауну…

— Благодарим Вас, сэр Чарльз. Это, безусловно, чрезвычайно важная сейчас информация. Другое дело, стоит ли нам пока явно поддерживать все эти настроения? Конечно, при необходимости, финансовую поддержку мы сможем обеспечить. Как и моральную. Но все наши телодвижения в этом вопросе должны оставаться «под ковром».

Тем паче, пока не ясна ни реакция царя Николая на наши и американские предложения по посредничеству в деле урегулирования конфликта с Токио, ни его приоритеты на послевоенный период. Все-таки, темпераменты Павла Петровича и Николая Александровича несколько различны, да и рычаги воздействия на нынешнего Государя не все потеряны, и не только родственно-монархические. Кстати, об организации возможного визита в Санкт-Петербург Его величества короля, я бы предложил подумать очень серьезно.

Крайне желательно также, чтобы Париж как можно быстрее задействовал все свои приводные ремни для скорейшего мирного урегулирования на Дальнем Востоке — с этими словами Артур Бальфур выразительно посмотрел поверх очков на холодное и непроницаемое лицо лорда Ротшильда.

— А теперь, джентльмены, давайте дадим слово нашим военным. В первую очередь, хотелось бы узнать ваш прогноз, господа, по поводу того, как долго еще продержатся против русских японские армия и флот. И чем мы сегодня можем помочь им продержаться подольше, дабы время и место для нашего политического маневра не оказались слишком ограниченными.

При этом я сразу прошу вас учесть, что ни о каком пересмотре наших решений от 4-го января не может быть и речи. Мы не должны позволить японцам прямо вовлечь нас в эту войну. Кстати, об этом же умоляют нас и французы. Подробности недавней неофициальной встречи господина Делькассе с лордом Лансдауном и со мной вы также сегодня узнаете…

Санкт-Петербург. Декабрь 1904-го — февраль 1905-го года

Когда «господа выборные», получив напоследок из рук Государыни Императрицы и Великих княгинь Ольги и Ксении иконки с ликом святого Николая Угодника и нарядно расшитые мешочки с «Царским подарком» — конфетами, леденцами, поллитровым штофом гербовой, мельхиоровым столовым прибором на две персоны, а также фарфоровым блюдцем и чашкой с росписью в виде имперского Двуглавого орла и царского вензеля, нестройной гурьбой потянулись из залы на выход, наступил критический момент дня.

Да, сами члены рабочей депутации были вполне удовлетворены и неформальным общением с Николаем, и данными Государем обещаниями. Хотя обещено-то было далеко не все из того, что Гапон со товарищи успели понаписать в «Верноподданническом адресе» от имени столичного пролетариата. Но спокойная, доброжелательная речь и вполне доступная общему пониманию логика Императора, а также время за чаем, данное им на спокойное размышление над сказанным, свое дело сделали. Плюс еще и «комплекс вины» из-за сорвавшегося цареубийства, ширмой которого они сами могли оказаться, причем со всеми вытекающими печальными последствиями, как для его соучастников…

Однако, пока оставались еще два больших «но», отделяющих от краха как эсэровско-виттевский план госпереворота с легким темзенским душком, так и безответственные, злобненькие великокняжеско-гвардейские намерения пустить бунтовщикам кровищу, свалив потом всю грязь и позор на Николая.

Во-первых, пришедшие к Зимнему рабочие не знали, что господин главный заводила и подстрекатель — Гапон — сейчас вовсе не среди их делегатов, а под замком в подвале дворца, и его затаенная, лишь раз как-то высказанная в узком кругу по пьяному делу мечта: «А что? Была династия Романовых, будет теперь династия Гапонов!» уже накрылась медным тазом.

А во-вторых, несмотря на своевременную раздачу собравшимся на площади газет с подробным, доходчивым изложением позиции царя и правительства по каждой «просьбе» или, вернее, по каждому, заявленному от их имени ультимативному требованию, толпа-то на Дворцовой поредела не шибко. Попивая дармовой царский чаек, перетаптываясь на морозе и, по-видимому, добавляя кой-чего горячительного от себя, тысяч двадцать народа ожидало возвращения из Зимнего своей депутации и ее предводителя.