Танико и Ейзен прогуливались в сумерках между широким, тихим прудом, где жили карпы, и каменной внешней стеной храма Дайдодзи в древнем городе Наро. Всё вокруг Танико шептало о возрасте и трагедии. Дайдодзи был построен императорами пять столетий назад, когда Наро был столицей страны. Тысячи людей, живших здесь, погибли от огня и меча во время Войны Драконов, когда Такаши в свой ярости обрушились на храм. Теперь на землях Дайдодзи поднимались новые здания. Под руководством Ейзена, чей авторитет среди буддистских священников значительно вырос из-за покровительства Камакуры, монахи и народ Наро перестраивали храм. Танико, совершая торжественное путешествие с Саметомо из бухты Хаката в Камакуру, ненадолго остановилась в Рокухаре, в Хэйан Кё. При первой же возможности она предприняла двухдневную поездку из Хэйан Кё в Наро, чтобы повидаться с Ейзеном и осмотреть ход строительства. Окончив церемонии, они прогуливались по саду, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– С прискорбием сообщаю вам, что ваш отец ушел в небытие, моя госпожа, – сказал Ейзен.

– Я только что получил письмо для вас от главного настоятеля храма Рикю-ин. – Рикю-ин был небольшим храмом, основанным учениками Ейзена вблизи Эдо, отдаленной рыбацкой деревушки к северу от Камакуры. Там Шима Бокуден с обритой головой в праздности проводил свою жизнь и целыми днями мечтал о власти под внимательным присмотром монахов дзен, бывших когда-то зиндзя.

– Отчего он умер? – Новость удивила ее, но она не почувствовала горя. На мгновение она устыдилась холодности своего отклика. Она осознала, к величайшему своему изумлению, что фактически чувствует скорее облегчение оттого, что хоть одна из её проблем разрешилась. Её отец больше никогда не побеспокоит её…

– Пневмония, – сказал Ейзен. – Он получал наилучший уход. Он умер вскоре после того, как новость о том, что монгольский флот разрушен, достигла храма. Мне сообщали, что он был доволен этим.

– Может быть, он сказал хоть одно похвальное слово о своей семье? – с тоской сказала Танико. – Неважно. Пожалуйста, молитесь о его душе. – «Был ли облик, который я имела перед тем, как родиться, лицом моего отца?» – спросила она себя. Но она больше не чувствовала себя просвещённой.

– Как только я вернусь в Камакуру, – сказала она, – я увеличу доходы этого храма. Всё наше благосостояние ушло на войну. Я хочу, чтобы вы завершили отливку гигантской статуи Будды, которая заменит ту, что здесь разрушили Такаши. А после этого я хочу, чтобы такая же большая статуя Будды была установлена в Камакуре в память о моем муже, покойном сегуне. Я обещала это ему, когда он умирал. Без него у нас бы не было армий, которые понадобились нам, чтобы отразить монголов.

Ейзен предостерегающе поднял палец.

– Это достойные планы, моя госпожа, но, пожалуйста, вспомните, что, когда Будда был жив, он просил только того, что люди могли дать ему, когда удовлетворят свои собственные нужды. Множество семей нуждается, много людей осталось без крова, у многих детей нет отцов. Умоляю тебя, используй богатство бакуфу для облегчения страданий нуждающихся, прежде чем отливать любые статуи, Существует старинный рассказ о монахе, который зимней ночью нашел прибежище в храме и использовал деревянную статую Будды на дрова. Такова истинная позиция дзен!

Танико горько засмеялась.

– Похоже, вы единственный священник, который так думает. В стране нет ни одного храма, большого или маленького, монахи которого не претендуют на личные заслуги в разгроме монголов. Их молитвы, утверждают они, вызвали тайфун. Они называют его «камикадзе», божественный ураган. Хуже всех – Ношин. Он заявляет, что в день бури все флаги на его храме указывали точно на бухту Хаката. Он требует – не просит, а требует, – чтобы бакуфу наделило его храм большим количеством рисовых земель, чем есть сейчас у любого из старейших храмов.

– Камикадзе, – задумчиво сказал Ейзен. – Этот тайфун не спас наши Священные Острова сам по себе. Это наши самураи два месяца удерживали огромную монгольскую армию на берегу. Если бы монголы укрепились на нашей земле, буря не уничтожила бы их. Истинный божественный ураган – это дух нашего народа.

– В них нет прежнего воодушевления, – печально сказала Танико, – Прошёл всего месяц с тех пор, как прогнали монголов, и уже этот чудесный дух, наполнявший страну, исчез. Все кричат о богатствах, гоняясь за землями, титулами, должностями. А мы практически ничего не можем дать. Фактически мы вынуждены просить самураев и народ о новых жертвах. Кублай-хан попытается напасть еще раз. Мы не будем в безопасности, пока он не умрёт, а может быть, и дольше. Нам нужно ремонтировать оборонительные сооружения, строить новые стены и корабли, постоянно держать армию вдоль находящегося под угрозой побережья. Нам придется экономить ресурсы еще много лет.

– И вы хотите возводить гигантские статуи Будды? – мягко спросил Ейзен.

– Я думала, это сможет напомнить людям, что не надо быть такими эгоистичными.

– У вождей есть только один способ вдохновить свой народ, моя госпожа, – сказал Ейзен. – своим примером. Вы пользуетесь привилегиями правителей. Перестаньте чувствовать себя виновной за то, что ваши подданные предъявляют к вам требования. Помните, боги не гарантируют, что ваша семья вечно будет удерживать власть. Нынешние времена опасны для правителей, моя госпожа. Помимо банд обнищавших рассерженных самураев, скитающихся по стране, людей будоражат любители проповедовать, вроде Ношина, заявляющие, что страдания посланы людям за грехи их правителей. А в такое время, как сейчас, очень легко спровоцировать восстание. Если вы хотите, чтобы ваш режим оставался у власти, правители страны должны вести безукоризненную жизнь.

Он перестал прохаживаться, остановился спиной к карповому пруду и многозначительно посмотрел на неё.

– Что вы имеете в виду, сенсей?

Он поколебался, затем его лицо приняло решительное выражение. При этой моментальной смене выражений она, к своему удивлению, поняла, что даже великий учитель Ейзен может с неохотой говорить что-то неприятное.

– Моя госпожа, я имею в виду, что будет разумно, если монах Дзебу на какое-то время покинет страну.

Танико на мгновение лишилась дара речи. Этот внезапный поворот беседы поразил и разозлил ее. Как смеет этот человек говорить с ней о Дзебу? Как кто-нибудь вообще смеет? Чтобы Дзебу покинул страну? Наряду с радостью победы над монголами её самой счастливой мыслью в последний месяц было то, что они с Дзебу соединятся и ничто больше не разлучит их до конца жизни. Она не верила своим ушам.

– Пожалуйста, простите меня, что я нарушил вашу гармонию, госпожа, – сказал Ейзен. – Просто монаху Дзебу предлагают совершить путешествие.

– Кто предлагает?

Её гнев вырос. Кто-то хочет, чтобы Дзебу покинул страну. Когда она выяснит кто, она пошлёт на них самураев.

– Те, кого когда-то называли «зиндзя», моя госпожа.

– Вы один из них?

– Я и другие члены Ордена много лет делали все возможное для заботы о вашем благополучии и благополучии вашей семьи.

– Почему вы хотите разлучить меня с Дзебу? – На её глазах готовы были выступить слёзы.

– Из всех нас, живущих на Священных Островах, Дзебу единственный, кто способен выполнить эту миссию – поездку на запад. Он поговорит от нашего имени с нашими братьями в далеких краях, представит нас на Совете Ордена, узнает, что происходит в мире, и вернется сюда с точными знаниями. Вы не можете представить, моя госпожа, всю чрезвычайную важность такой поездки. Один человек, путешествующий по свету с востока на запад и с запада на восток, в нынешние времена может изменить ход истории.

Он рассказал ей немного об Ордене и его целях, о его далеко раскинувшихся ветвях, о постоянной необходимости поддерживать связь между его частями. Она с изумлением и даже с испугом осознала, что существует неизвестное ей. Дзебу хранил секреты Ордена даже в постели.

– Все страны на земле сейчас проходят период великих и болезненных перемен, – сказал Ейзен. – Эти перемены могут принести великое благо, но могут принести и страдание невиданного масштаба. Мы, те, кто называет себя Орденом, должны быть в состоянии распространять созидательные идеи, влиять на ход событий. Приёмный отец Дзебу, Тайтаро, до него взял на себя такие же обязательства перед Орденом. Знайте, он оставил мать Дзебу ради многих лет медитации и путешествий.