согласие.

—

Церковь не может дать развода для того, чтобы

освятить прелюбодеяние,— чуть слышно проговорил Пхо¬

вец, покачал головой и, удержав вздох, просто, на мир¬

ском языке, обратился к царю: — И надо же было тебе, не¬

счастному, полюбить жену слуги твоего!

—

Разве любовь умеет рассуждать! Разве не ты сам

245

говорил мне, что слепы глаза влюбленных и глухи их

уши?

—

И простому человеку негоже поступать так, как по¬

ступил ты. А ты царь и отец всем нам, ты не волен сле¬

довать за своим сердцем и желаниями...

—

Верно, я царь, но я такой же человек, как и все, и

желания сердца моего подобны желаниям всех людей.

—

Царь не смеет поступать необдуманно, за ним идет

вся страна, и он должен выбирать только правильный

путь...

—

Но чем же тогда царь возвышен над другими, если

те, кто ниже его, имеют право поступать так, как велит

им сердце?

—

Цари не принадлежат себе. Государь — отец и слу¬

га парода. Он до последних дней своих должен печься

о благосостоянии отечества, пренебрегая своими желания¬

ми, обуздывая свои страсти. Когда государь поступает

иначе, смута и волнения охватывают страну, и он не смо¬

жет успокоить ее, ибо волнения и смута посеяны им

самим.

Лаша молчал.

—

А разве ты не дурно поступил со своим верным

слугой Лухуми? — неожиданно спросил Пховец.

—

Дурно, отец! — ответил Лаша.

—

Если ты желаешь, чтобы при твоем дворе и в твоем

царстве был мир, отдай жену мужу ее.

Лилэ подняла голову и испуганно посмотрела на Пхов-

ца, потом перевела взгляд на Лашу.

—

Я не в силах расстаться с моей возлюбленной супру¬

гой, с матерью моего сына,— решительно молвил царь,

обнял Лилэ за плечи и привлек к себе.

Пховец бросил испытующий взгляд на них. Вот чета,

пребывающая в постояннолг страхе быть разлученной. Оба

они юны и прекрасны, они словно созданы друг для друга.

Но их свел грех,— подумал он и отвел глаза.

—

Я бы давно расстался с ней, если бы мог...— доба¬

вил царь и, как ребенка, прижал к груди дрожащую

Лилэ.

—

Без жертв, государь, не бывает любви — ни к жен¬

щине, ни к богу, ни к высокому делу. Ты должен или по¬

жертвовать престолом ради любви и благочестиво служить

только велеиию своего сердца, или отказаться от любви

во имя служения своему народу.

246

—

Но как я могу поступиться тем или этим?— грустно

покачал головой Георгий.

—

Тогда в Грузии не утихнет смута, против тебя вста¬

нут князья, и народ отвернется от трона, не захочет иметь

тебя царем.

—

Что же, пусть поступают, как хотят, если не же¬

лают считаться с единственным и заветным желанием ца¬

ря, помазанника божия!

—

Это твое последнее слово? — мрачно спросил Пхо¬

вец.

—

Последнее, но не первое, ибо многие визири, князья

к вельможи приходили ко мне. И католикос и епископы

требовали от меня того же. Думаю, что и ты, учитель,

прислан ко мне с тем же от вельмож Грузии.

—

Послан я не вельможами, а самим народом. Меня

прислали пховцы, жители наших гор, слуги Лашарской

святыни, соплеменники твоего бывшего телохранителя

Мигриаули. Если ты не вернешь ему жену, все горцы

отступятся от престола твоего и будут бороться вместе с

Лухуми.

Лаша, подумав, решительно поднял голову.

—

И тогда я не расстанусь с Лнлэ, если даже против

меня восстанут все семь владетельных княжеств Грузии,

чтобы свергнуть меня с престола.

—

Тогда и меня, твоего наставника, считай врагом

своим! Я буду бороться против тебя мечом и словом

вместе с народом моим...

—

Поступай, как знаешь...— спокойно ответил Лаша

Чалхии, гневно глядевшему ему в глаза.

—

Ответишь перед богом, когда обрушится па тебя и

на сына твоего беда, как на сына Давидова! — Старик,

взяв свою котомку и посох, не оглядываясь назад, широ¬

ким шагом вышел из царских покоев.

Возбужденный Чалхия шел быстро и решительно. Но

постепенно он зашагал медленнее, гнев его стихал, к нему

возвращалось присущее ему спокойствие.

Он стал восстанавливать в памяти беседу с царем во

всех подробностях. На миг он сам себе показался неве¬

жественным, грубым аскетом, никогда никого не любив¬

шим и ничего не ведающим о чистом, возвышенном союзе

двух существ.

Сердцем он хотел даже оправдать своего воспитанника

и обвинить себя. Ведь это он обучал Лашу в отрочестве

247

свободе суждений, рассказывал о божественном происхож¬

дении земной любви, о вечном влечении друг к другу род¬

ственных душ, о любви всемогущей и непреложной, как

жизнь и смерть*

Шел Чалхия и думал, что у него не достаточно ни фи¬

зических, ни духовных сил бороться против царя, охва¬

ченного столь великой любовью.

Спускалась ночь. Цервая мысль Лилэ, объятой стра¬

хом после проклятий старика, его притчи и упоминания

о божьей каре, была о сыне.

Мальчика тотчас привели к ней. Она схватила его на

руки и прижалась к нему: щечка ребенка показалась ей

горячем.

—

Ничего, ничего! Набегался царевич, разгорячил¬

ся,— успокоили ее няньки и мамки.

Они увели мальчика спать.

Царь не говорил Лилэ о решении, принятом дарбази,

но она и без него знала обо всем.

После встречи с Чалхией она еще яснее видела опас¬

ность, подстерегавшую ее счастье. Тревога за будущее и

за судьбу сына, наследника престола, росла в ее душе.

Пропасть между царем и князьями казалась ей теперь

еще глубже. А отныне возникла пропасть не только между

царем и вельможами, но между ним и народом. И про¬

пасть эта грозила поглотить не только счастье царя, но

угрожала гибелью всей стране.

Лилэ лежала, не смыкая глаз, и думала, как спасти

сына и царя. Она решила было открыть свое происхожде¬

ние, поскольку дарбази был против женитьбы царя на про¬

столюдинке. Но, задумавшись, она отвергла это решение.

Ведь она последний отпрыск рода, враждовавшего с царя¬

ми. Всех родичей ее обвинили в измене. Царские вельмо¬

жи сами расправились с ее дядьями и двоюродными брать¬

ями. Владения и все имущество рода Лилэ они поделили

между собой. Могли ли они примириться с тем, что она,

дочь мятежного эристави, станет царицей Грузии и сын

ее наследует престол.

Теперь уже Лилэ проклинала царский двор со всеми

вельможами и визирями! Сколько горя и унижений пере¬

несла она в этом дворце, столь любимом Багратидами! На¬

сколько счастливее могла бы она жить вдали от него!

248

Теперь она с радостью отдала бы золотой трон царицы за

крестьянскую треногую скамью. Ей хотелось уйти подаль¬

ше от двора, средоточия вражды между родовитыми князь¬

ями, от гнезда сплетен и зависти; не чувствовать надмен¬

ного взгляда царевны Русудан, высокомерия ее прибли¬

женных; скрыться подальше от ех злословия.

Лилэ вспомнила о своей прежней жизни. Чего недоста¬

вало ей в доме Лухуми? Разве не завидна была ее участь?

Но сердце человеческое и впрямь сосуд бездонный. Она

не захотела жить спокойной безмятежной жизнью жены

воина, награжденного царской милостью, кинулась в во¬

доворот нескончаемых треволнений.

Разве Лухуми был плохим мужем? У него были и сла¬

ва, и богатство, и мужество. Как беззаветно он любил

ее! Все, кто жил в доме Мигриаули, обожали ее, преду¬

преждали каждое ее желание! А ей зачем-то понадобился

царский дворец и трон царицы, которым ее все попрека¬

ют... Лилэ вспомнила свою несчастную многострадальную