Малодушие и безволие, проявляемые царем на каждом

шагу, приводили в отчаяние даже самых преданных ему

людей. Самовольно совершив безрассудную вылазку и

подвергнув смертельной опасности и себя и войско, он

после этого не нашел ничего лучше, как униженно каять¬

ся, стоя на коленях перед своим заклятым врагом.

Военный совет не удосужился даже выслушать Геор¬

гия, когда он заговорил было о блестящей победе над ган-

дзийцами и кипчаками в ту злосчастную ночь. Нет. Совет

счел превыше всего порядок в войске и вынес решение,

унизительное для царя.

Лаша оказался в одиночестве против всех эриста¬

ви и вельмож. Его сверстники, одержавшие победу вме¬

сте с ним, находились под арестом. Один из братьев Ахал¬

цихели осуждал его поступок, а другой, тяжело ранен¬

ный, скорее всего тоже разделял мнение старшего

брата.

Не зная, у кого искать утешения, Лаша вспомнил о

своем преданном телохранителе, никогда не покидавшем

его, и приказал разузнать, где он. Ему доложили, что Лу¬

хуми тяжело ранен. Царь устремился к шатру, где лежа¬

ли раненые.

В скудно освещенном помещении он услышал стоны

раненых. Жертвы его легкомыслия боролись здесь со

смертью, призывали в бреду близких.

Лекарь повел его туда, где лежал Мигриаули. Какой-

то совсем юный воин узнал царя и приподнялся на под¬

стилке.

—

Царь жив! Да здравствует наш царь! — вскричал

он и снова свалился в беспамятстве.

Лекарь бросился к нему, взял за руку и нащупал

пульс. Георгий ждал. Лекарь безнадежно махнул рукой.

—

Что он? Жив? — спросил в смятении Лаша.

—

Скончался,— сухо ответил лекарь.

Два служителя положили юношу на носилки. Юный

богатырь едва уместился на них.

№

Лаша не мог оторвать от него глаз, застланных сле¬

зами.

Мигриаули лежал в самом конце шатра. Возле него

суетилось несколько человек — меняли повязку. Лаша

не узнал Лухуми, до того было изуродовано его лицо.

—

Вот это и есть царский телохранитель,— сказал ле¬

карь и громко возвестил: — Государь пожаловал!

Стоявшие возле раненого обернулись, поклонились

и снова занялись своим делом. С головы Мигриаули сняли

повязку.

Георгий подошел ближе.

Глубокая рана наискось пересекала лоб Лухуми и спу¬

скалась на щеку. Вместо глаза зиял кроваво-красный

провал.

Царь был потрясен, ледяная дрожь пробежала по телу.

Он резко повернулся и пошел к выходу.

—

О себе не тужу,— долетела до слуха Лаши жалоба

одного из раненых.— Пусть умру во славу царя и отече¬

ства, да стариков родителей жалко, один я у них...

—

А у меня дома жена молодая. Неделя всего, как

женился. Хоть бы сына родила после моей смерти... Ох,

сил нет! — застонал другой.

Георгий не шел, он бежал. Скорее! Подальше отсюда.

Ему казалось, что стоны и причитания сотен матерей

и жен, плач детей несутся за ним вслед.

Рана Шалвы Ахалцихедд оказалась неопасной и быст¬

ро заживала.

Он лежал у себя в шатре, его старший брат Иванэ

и Турман Торели находились при нем неотлучно. Торели

принадлежал к младшей ветви рода Ахалцихели.

С отроческих лет любивший поэзию и музыку, Турман

обладал прекрасным голосом. В детстве он часто пел

в церкви.

Когда над губой у Турмана появился первый пушок

и голос его окреп, девушки и молодые женщины, скуча¬

ющие жены и дочери именитых вельмож и богатых куп¬

цов стали усердно посещать церковные службы, чтобы

послушать пение красивого юноши.

Все думали, что Торели изберет себе духовную карь¬

еру. Хорошее воспитание, тихий нрав и приятная внеш¬

ность, казалось, сулили ему здесь успех. Однако сердце

влекло Турмана к иному.

147

С детства сочинял он стихи и мечтал о славе при¬

дворного поэта. Но его влиятельные родственники, Шал¬

ва и Иванэ Ахалцихели, не придавали большого значения

поэтическим опытам мальчика.

А Турман мечтал о том, как он покажет свои стихи ве¬

ликому Шота Руставели, услышит его мнение. Но хотя

от Торп до Рустави было совсем недалеко, пройти этот

путь молодой человек оказался не в силах: он робел перед

славой знаменитого поэта, и собственные стихи казались

ему ничтожными, когда он мысленно обращался к созда¬

телю «Витязя в тигровой шкуре».

И все же Турман, как птица, рожденная для песни, не

мог не петь.

Рано потеряв отца, Турман рос в нужде. Именитые

родственники его добыли себе славу и богатство мечом.

Турман хорошо владел оружием, но не жаждал ратных

подвигов. Только поэзия заполняла все его мысли. Толь¬

ко пером хотел он добыть себе славу.

Юноша много писал о любви, подражая Руставели

и Саргису Тмогвели, но его длинные поэмы носили скорее

печать опьянения прочитанным, нежели пережитого им

самим.

Торели был молод. Юношеская цельность натуры

и почти детская наивность еще не покинули его. Бездумно

и легко смотрел он иа жизнь, окутанный дымкой отроче¬

ских грез.

Но судьбе угодно было развеять этот романтиче¬

ский туман, нанести мечтателю удар, который чуть было

не сбил его с ног.

Когда-то летом в Тори приехал Иванэ Мхаргрдзели со

своим семейством. Встреча с прославленным героем была

для Турмана событием необычайным. Атабека сопровож¬

дали братья Ахалцихели. Они и представили гостю своего

юного родственника и рассказали ему о тяге юноши

к наукам и книгам, об успехах в музыке.

Мхаргрдзели понравился скромный и застенчивый

Турман, он дружелюбно заговорил с ним и попросил что-

нибудь спеть.

Турман настраивал струны своего чанги, когда вошла

дочь Иванэ Тамта. В то же мгновение все вокруг словно

залилось ослепительным сиянием. Новое, неведомое преж¬

де чувство проникло в сердце юноши, вознесло его над

землей. Ошеломленный Турман не знал, сидит ли он еще

148

в покоях Ахалцихели или, обретя крылья, парит в выши¬

не, устремляется в безграничную даль, в царство ослепи¬

тельного света и чарующей музыки. Он сам не слышал,

как пел, хмельной от переполнявшего его чувства. И к

песне присоединялся еще какой-то другой, внутренний,

голос, разбуженный и вызванный из глубины его юного

еердца. Это самозабвенное пение так заворожило само¬

го Турмана, что только громкие рукоплескания вывели

его из забытья, вернули из мира грез.

Он поднял голову — на глазах слушателей блестела

слезы.

11 вдруг он увидел, что Тамта и Шалва глядели друг

на друга широко раскрытыми, блестящими от волнения

глазами. Волшебством музыки слитые в одно, они никого

не замечали вокруг себя и продолжали безмолвно чистую

песнь любви, понятную только им одним.

В тот самый миг Торели проник в сокровенные думы

влюбленных, он сразу почувствовал обреченность своего

восторженного стремления, ощутил свою первую беду.

Отбросив чанги, юноша со слезами на глазах выбежал

из покоев.

Два дня атабек гостил в Тори, и за это время Турман

ие показался ни разу. Не видели его с того дня и родствен¬

ники.

Из Тори, из маленького своего гнезда, он вылетел, как

слабый, неоперившийся птенец. Порывом сильного ветра

сбросило его с ветки и отнесло вдаль. Но слабым крыльям

суждено было окрепнуть в полете, чтобы вынести его на

жизиенпый простор.

Юноша, впервые так безжалостно раненный стрелою

любви, очнулся от грез, пришел понемногу в себя и заду¬

мался над своей жизнью.

Тамта и Шалва любят друг друга, рассуждал он.

У моего дяди и славное имя, и большое поместье. У меня

же одна только любовь и никому не нужные песни да