Мой ужас при виде их был тем сильнее, что впечатление многоцветного великолепия, которое эти самые поля произвели на меня считанные месяцы тому назад, когда я наблюдал их из окошка Бантова фаэтона, не потускнело за все время моего пребывания под землей. Радужное сияние цветов, точно крыло какой-то невозможной гигантской бабочки, покрывало тогда эти холмы. Их округлые вершины переливались алым, солнечно-желтым, лазурно-голубым, розовым и фиолетовым, и всю эту роскошь пропитывал выскобленный ветром до абсолютной прозрачности медово-золотой солнечный свет! Теперь клубы вонючего дыма стлались по изрытой, превращенной в сплошную грязь земле, и каждый раз, когда ветер отдергивал на мгновение черную завесу, нашим глазам открывались одни причиненные войной разрушения: гигантские обугленные трупы дотлевали среди обломков баррикад;, перепачканные копотью солдаты в опаленных местами кожаных одеяниях устало хромали от одного оборонительного сооружения к другому, которые беспрерывный поток фургонов снабжал смолой и факелами. В одном месте дымовой полог вдруг расступился, и мы увидели громадную баллисту, которая изрыгнула горящую стрелу в человеческий рост длиной и тут же снова скрылась в облаках копоти.

В этот кавардак Хоб и его люди кинулись прямо с разбега, и мне ничего не оставалось, как последовать за ними, иначе я ни за что не нашел бы Ха Оли Банта. Но на самой вершине холма я, словно повинуясь внутреннему голосу, внезапно затормозил и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на гавань. От того, что я там увидел, кровь застыла у меня в жилах.

В проливе, всего лишь на расстоянии полета стрелы от входа в бухту, громадное бледное нечто всплывало на поверхность из сине-черных глубин. То был Костард.

За тот короткий промежуток времени, что прошел с момента нашей с ним последней встречи, он стал еще массивнее и безобразнее. Его конечности, утонув в раздавшейся в ширину дряблой туше, сделались шире и короче. Челюсти выпятились, и если какое-то человеческое выражение еще мелькало в его искаженных глазах, то оно появлялось и исчезало так же быстро, как тень сознания в глазах безумца. А потом я заметил, что его преследуют. Огромные черные хаггарды целой стаей окружили его сальные бока, один из них вырвал кусок плоти из его ягодицы. Кровь Костарда окрасила воду вокруг, ее запах моментально пробудил в морских хищниках голод.

Но боль точно гальванизировала обрюзгшего мутанта; разгневанный, он выпустил в воздух целый гейзер пены, повернулся к преследователям лицом и пустил свои утыканные острыми зубьями челюсти в ход с такой энергией, что куски перекушенных пополам хаггардов только летели в разные стороны. Теперь уже их кровь смешалась с водой и пробудила в нем голод столь сильный, что он затмил изначальную ярость гиганта и тот принялся пожирать останки растерзанных им преследователей.

Подводный спектакль продолжался всего несколько мгновений. Костард, не насытившись, беспокойно искал, что бы ему еще съесть, как вдруг до его сознания, по-видимому, дошло, что поблизости находится гавань, а в ней полно кораблей.

В это самое время на поле поднялся страшный крик, особенно плотная стена черного дыма выросла у меня за спиной и в мгновение ока окружила меня, лишив возможности и дышать, и видеть, в то время как земля содрогалась у меня под ногами, и поверх сотен и сотен перепуганных голосов я слышал грохот, как во время землетрясения, и сдавленный стон треснувшего холма.

И тут, когда я неожиданно погрузился в ночь, пелена жадности упала наконец с моих глаз. Что делаем мы здесь, на этом раздираемом опасностями острове? Мы не должны были приводить свой драгоценный «Подарок» ближе чем на лигу к нему!

Задыхаясь и кашляя, со слезящимися от дыма глазами кинулся я бежать туда, откуда пришел, моля всех богов помочь мне отыскать дорогу, почувствовать наконец под ногами ее твердое полотно и скатиться по нему к гавани.

Петляя, прокладывал я себе путь между фургонами. Тягловые животные надсадно ржали, пока возчики изо всех сил старались повернуть их обратно. Я прыгал по спинам людей и животных, перескакивал через повозки, опасно накренившиеся и готовые опрокинуться в водовороте беспорядочного отступления. Далеко подо мной чудовищный левиафан, бывший некогда Костардом, – красные клочья недоеденных хаггардов маленькими водоворотиками вращались вокруг него – вынюхивал что-то в воде, зигзагами подбираясь ко входу в гавань. Пассажиры и матросы на кораблях еще не заметили его, все глаза были устремлены к докам, хотя мне показалось, что я различаю, как люди начинают поднимать головы и показывать на меня пальцами. Сверху и сзади вершина холма содрогалась от колыхания чего-то непомерно огромного, и я чувствовал эту дрожь земли подошвами ног. Хотя я, ни на секунду не останавливаясь, продолжал мчаться вниз, минуя один поворот за другим, толчки приближались, и вскоре лавина человеческих голосов накрыла меня: это спасались бегством наемники, и в их пронзительных воплях рефреном повторялось одно и то же слово – «королева».

Поверит ли кто-нибудь, что я оказался способен на такую глупость? Согласится ли кто-нибудь допустить, что мой разум совсем отказался мне служить? Я, ветеран, переживший на своем веку тысячи катастроф, потерял голову в толчее и суматохе. Совершив два воистину акробатических скачка с одного отрезка дороги на другой, я миновал поворот и после сальто в сажень длиной приземлился, как кошка, точно на ступицу колеса опрокинутой повозки! Мир еще плясал у меня перед глазами, но я уже бросил взгляд сначала на гавань, прикидывая, когда в нее войдет чудовищный Костард, потом стремительно развернулся в сторону перевала и увидел, как огромная стена дыма надвинулась с лугов, точно что-то колоссальное двигалось за ней, толкая ее впереди себя. На самом деле я оценивал расстояние, которое мне еще удастся покрыть, прежде чем произойдет неминуемая катастрофа, и пытался вычислить, сумею ли я оказаться в пределах слышимости от Барнара (который вместе с другими наверняка скоро обратит внимание на паническое бегство людей с вершины горы) и крикнуть, чтобы он скорее мазал ладони и подошвы Снадобьем, летел к «Подарку», перерезал перлини и выводил каравеллу в открытое море…

И тут меня как будто кто ударил: я вдруг понял, что надлежало мне сделать с самого начала, как только я ощутил приближение Рока. Сунув руку за пазуху, я быстро намазал собственные конечности и взмыл в воздух!

Не успел я это сделать, как с перевала скатился еще один клуб дыма и тысячей узких вымпелов затрепетал на ветру, а из-за него показалась, с трудом балансируя на самом краю долины, Королева Пчел.

Ну, клянусь Трещиной и всем, что из нее выползает! В десять раз больше любого Фуражира – вот какая она была! Похоже, что Ее Королевское Величество, несмотря на свою принадлежность к другой породе живых существ, извлекла непропорционально много полезных веществ из напитка, произведенного ее пусть очень отдаленными, но все же родственниками.

Однако это не принесло Ее Величеству ничего хорошего. Лес янтарно-желтых шерстинок, покрывавших ее черную бронированную голову и грудь, победным золотом сиял на солнце, зато обрубки крыльев и неуклюжие веретенца ног, торчавшие в разные стороны, не в силах были даже приподнять ее раздутую тушу над землей. Черно-золотые пластины, предназначенные для того, чтобы защищать ее громадное, как воздушный шар, брюхо, бессильно разъехались под его напором, так что в щели между ними проглядывала натянувшаяся, как барабан, кожица. Впечатление было такое, будто черные с золотой чеканкой геральдические щиты висят на белой стене на значительном расстоянии друг от друга. Тем не менее Королева неуклонно приближалась, конвульсивно извиваясь всем телом, как личинка. Я не мог оторвать глаз от этой массы, опасно балансирующей на самом краю долины. Спиной вперед я полетел к гавани, на манер человека, который оступился и падает, так что мой отчаянный крик был устремлен в небо:

– Барнар! Отвязывай «Подарок», Барна-а-ар!

Я был все еще слишком высоко, и он не мог меня услышать, но когда я вывернул назад шею, чтобы поглядеть, что происходит внизу, то увидел, как он летит над поверхностью воды от набережной к «Подарку», а толпа разбегается по набережной и докам, освобождая дорогу Королеве на случай, если она упадет.