Наконец мы достигли знакомой личиночной камеры, где и припрятали свои сокровища. А потом снова полетели вниз и повторили все сначала, шаг за шагом.

Когда все было сделано, мы рухнули в свои гамаки. Вообще-то, можно было бы немедленно выбраться наверх, подышать свежим воздухом, погреться на солнышке… Но мы не двигались с места. Мы ведь стали умопомрачительно богатыми людьми, а над нашими головами лежал мир, населенный ворами. Так что лучше сначала выспаться, а потом осторожно выйти наружу. По правде говоря, мы ощущали себя какими-то троглодитами, низкорослыми и скрюченными, как и подобает жителям пещер, для которых небо и солнечный свет – пугающие призраки, знакомые только по преданиям. Поэтому мы предпочли остаться под землей, где и проспали еще не знаю сколько времени в полной темноте, убаюканные непрекращающейся возней Пожирателей.

Все было готово. Я полностью вооружен. Сокровища сложены в подсобке, куда я пошлю Барнару упаковочный материал, а, когда все будет сложено и завернуто как следует и подходящий транспорт найден, он отправит их наверх.

Он наблюдал за мной, пока я, стоя у входа в подъемник, колебался, прежде чем ступить в ведро. Думаю, он понимал. Я жестом указал на груды драгоценных камней, которые горели мрачным огнем, точно глаза посаженных в клетку хищников, и даже мертвенно-синий свет Гнезда не в силах был затмить их неземной блеск, на тюки подземных сокровищ, ребристые и угловатые, точно трупы неведомых чудищ, завернутые в холщовые саваны.

– Мне все кажется, что они реальны только здесь, в темноте, – поделился я с Барнаром. – Готов поверить, что, как только мы поднимем их на поверхность, они исчезнут, растают на солнце.

– Не волнуйся, Ниффт. Я собственными глазами видел демонические камни при свете солнца. На базарах Мелководья они иногда идут вместо денег, и на один такой камешек можно купить целый корабль со всей командой и грузом! – Произнося эту тираду, Барнар улыбался, так как знал, что это лишь внешняя причина моего беспокойства, а истинная тревога лежит куда глубже. Он знал, что больше всего в тот момент я боялся за себя: трансформированный слишком долгим и насыщенным событиями пребыванием на дне мира, не уйду ли я сам легким облачком пара в небо, не выдержав испепеляющего дневного света.

Мне уже доводилось – нам обоим доводилось – возвращаться из ада около десяти лет тому назад. Но тогда путь с берегов моря Демонов наверх был для нас сплошной битвой за выживание. Всю дорогу мы только и делали, что рубили, кололи, спасались бегством, и наши отчаянные усилия уберегли нас от демонической заразы.

Теперь же мы возвращались домой после длительной самозабвенной вакханалии грабежа. Из глубокой кровоточащей колеи убийства и разрушения, оставленной на адском дне армией завоевателей, мы подняли богатства просто непристойные в своей огромности, причем большую часть времени мы спокойно висели в воздухе, наблюдая творившиеся внизу ужасы с безопасного расстояния. Почти без всякого риска нам удалось сорвать адский плод и вкусить его. В результате зловещий полумрак царства демонов проник в наши сердца и души глубже, чем в прошлый раз; мне казалось, что я все еще плыву, подобно голодному угрю, сквозь эту мглу, вынюхивая инфернальные сокровища.

– Ну ладно, – тяжело вздохнул я, – пошлю тебе весточку, если вдруг начну подтаивать. – С этими словами я шагнул в ведро, а Барнар, подмигнув мне, закрыл люк и потянул задвижку. Противовес пошел вниз.

Лязг и грохот ползущего наверх ведра напоминал скрежет лебедки, вытягивающей тяжелый якорь. И тогда я стал представлять себя упрямым тысячелетним корнем, который можно выдернуть из земли, лишь приложив невероятную физическую силу.

Все мое существо и впрямь льнуло к земле, жаждало темноты. Запах камня стал для меня запахом родного дома, моя душа бунтовала, не желая покидать его. Я молился, чтобы наверху оказалась ночь, чтобы звезды, подобно глазам уменьшенных расстоянием демонов, пристально рассматривали меня издалека, – все что угодно, но только не пылающее солнечное око!

Солнце! Когда я наконец с отчаянной решимостью самоубийцы откинул крышку подъемника, все мои колебания вспыхнули и превратились в золу в горниле его очистительного пламени. На один удар сердца свет стал болью, а потом сразу же, без всякого перехода, превратился в чистейшую радость и сделался частью меня самого.

На земле было раннее утро, и первые лучи солнца, приветствовавшие мое появление, золотыми копьями падали сквозь потолочные балки главного здания шахты.

Я ступил на деревянные сходни, которые вели от подъемника вниз; утренняя свежесть приняла меня в свои объятия. Легкий ветерок, смешанный с тонкими ароматами разогретого на солнце камня и скорзового дерева, гулял по зданию. Слезы счастья выступили у меня на глазах. Слезы облегчения. Я сбежал по сходням, кинулся к ближайшему выходу, выскочил на улицу и снова замер под открытым небом.

Я вскарабкался на полмили вверх по склону горы и долгое время стоял там, не в силах оторвать глаз от панорамы горных хребтов, изрезанных долинами и ущельями, где еще клубились бархатистые ночные тени, и вызолоченных лучами молодого солнца вершин. А надо всем этим громадный голубой колокол неба заливался беззвучным звоном, вибрирующей лазурной нотой безбрежности.

Пронзительная красота раннего солнечного утра вырвала меня из времени, я совершенно позабыл о том, откуда пришел и куда намеревался пойти. У меня начисто вылетело из головы, что я – владелец сокровищ, способных потрясти королей. Ветер свободы возносил мою душу к небесам, я был новым, только что рожденным человеком в только что сотворенном мире.

Еле слышная музыка достигла моего слуха и привела меня в чувство. Это был обрывок плясовой мелодии, которую кто-то неумело наигрывал на грошовом свистке. Я повернулся и пошел назад, к главному зданию.

Снаружи, под балконом Костардовой конторы, где Ангильдия разбила когда-то небольшой газон, расположились на отдых двое вооруженных мужчин. На земле между ними был расстелен плащ, на нем лежали несколько ломтей хлеба и сыр. Ребята они были дюжие, но в тот момент явно расслабились, отложив пики и круглые щиты в сторону. Да и вообще воинами они скорее всего были весьма посредственными, так как даже не заметили моего приближения. Ну ничего, в дороге сгодятся. Правда, они наверняка получили приказ оставаться на своем посту, но ведь их, подумал я, нанял крохобор Костард. Улыбнувшись, я развязал самый маленький кармашек своего пояса.

– Привет вам, молодцы! – сердечно воскликнул я. Они подскочили; музыкант едва не проглотил свою свистульку. – Почтенный Костард, – при упоминании его имени я вскинул руку в салюте, который сделал бы честь и королевскому двору, – послал меня к вам с первой половиной вашей увеличенной платы и новыми инструкциями.

Они уставились на меня, ярко-оранжевого дикаря в коротенькой кожаной юбочке, которая больше подошла бы кочевнику, в кожаном поясе со множеством карманов и вооруженного чуть ли не до зубов. Эфес Бодрого Парня выглядывал из-за моего левого плеча, рукоятка Старого Кусача – из-за правого, четыре копейных древка высовывались из колчана на пояснице. Кроме того, на поясе у меня висел кинжал, дубинка с рукояткой в виде кастета для ближнего боя и праща с мешочком свинцовой дроби. Они перевели было взгляд на свое оружие, но тут же отказались от этой мысли. Однако стоило мне положить по стопке тяжеленьких ликторов в ладонь каждого из них, как тревога тут же улетучилась из их глаз.

– Костард послал тебя с новыми распоряжениями для нас, – эхом повторил один из них мои слова, робко кивая. Я видел, что ему не терпится спросить, где сам Костард, – тоже в шахте, откуда, совершенно очевидно, только что вышел я? Но, почувствовав приятную тяжесть золота, он кивнул более решительно.