– Я снова увижу солнце, – и протянула нам руки. Как холодны и бесконечно хрупки были ее изголодавшиеся по солнцу ладони!

Когда они покинули нас, я даже пожалел, что не пошел с ними. Как я жаждал солнечного света, как не хватало мне высокого лазурного неба над головой и его свежего дыхания, холодящего щеки, как тосковал я по усыпанному бриллиантами звезд черному бархату ночи и хрупкому кораблику луны, бороздящему безграничный темный океан… Но мы с Барнаром еще раньше решили, что выработавшаяся у нас привычка к подземному пространству – вещь незаменимая, и глупо было бы прерывать акклиматизацию здесь приятной, но выбивающей из колеи вылазкой наверх.

– Ну а теперь в кровать, и выспаться как следует, – бодрился Барнар, доставая свой гамак.

– Да, – отозвался я, – только сначала пойду скормлю остатки демона личинке, у которой я его отнял.

Острогал с момента нашего возвращения в Гнездо хранил полное молчание, что для него было равносильно неконтролируемой вспышке ярости. Мы положили его в тот угол, который он занимал и раньше, и он торчал там и глазел по сторонам, немой, как рыба.

– Да, пожалуй, – скучающим тоном откликнулся Барнар. – Осторожнее клади его личинке в пасть, как бы она тебе руки не отхватила.

– Хорошо, что ты об этом подумал. Знаю! Насажу-ка я его на копье, уж тогда-то мои руки точно уцелеют.

– Прекрасная мысль.

Я нарочито долго выбирал копье подлиннее. Потом сунул Острогала в мешке под мышку, взял копье наперевес и зашагал по ближайшей дорожке в глубину скопления личинок. И тут демон прервал молчание.

– Исключительно в информативных целях напоминаю, что если ты… возобновишь прерванное когда-то тобою кормление личинки, то я снова явлюсь на свет в виде микроскопических глазных спор, перемешанных с фекалиями. Мое существование в качестве мелкой детской инфекции будет продолжаться до тех пор, пока какая-нибудь взрослая особь или несколько таковых не вынесут меня на своих конечностях на дно подземного мира. Не пройдет и столетия, как я вновь взойду на равнине, приветствуя радостным взглядом око Омфалодона!

– Искренне рад за тебя! – ответил я. – Каким утешением должны служить такие мысли в затруднительной ситуации, в которую ты попал!

Пауза.

– Не скрою, – вздохнул Острогал, – что предпочел бы скорейшее возвращение к своей прерванной жизни, и желательно без обработки того, что еще от меня осталось, этими омерзительными челюстями.

– Как кстати, Острогал, что ты упомянул об этом! Только недавно мы с Барнаром размышляли, как сильно твои познания в области жизни и быта Пожирателей могли бы помочь в нашем следующем путешествии по Гнезду. И даже решили предложить тебе возвращение в родную почву в качестве платы за эту услуг} . Единственное, что удерживало нас от того, чтобы обратиться к тебе с этим предложением, – это страх, что ты, испытывая к нам недоверие, откажешься.

– Недоверие? – продудел Острогал. Голос его дрогнул от старания вернуться к прежним медовым ноткам. – Недоверие к вашим безупречным особам? Я колеблюсь, не стану отрицать. Ваши недавние решения, безусловно, заставляют меня… задуматься. Но как могу я испытывать недоверие к таким образцам прямоты и высокой нравственности, к таким моделям, воплощениям ее, как ваши несравненные персоны? И все же, могу ли я питать хотя бы слабую надежду на то, что вы и впрямь пересадите меня на родную почву, если я помогу вам с, э-э, доением Королевы-Матери?

– Острогал, если ты поможешь нам в нашем следующем набеге, то, клянусь, ни на земле, ни под землей ничто не сравнится в твердости с этим нашим намерением!

Мы с Барнаром проспали не знаю сколько, но вполне достаточно для того, чтобы наши умы и тела очистились от ржавчины усталости. Проснувшись, мы жадно накинулись на завтрак, во время которого обнаружили, что мысли наши занимает не столько предстоящее доение Королевы-Матери, сколько тот более выгодный проект, который мы задумали – осмелились задумать! – на потом. Мы решили следовать за Молодой Королевой и ее армией через ад. Вопрос, не дававший нам покоя, вкратце сводился к следующему: какое количество сокровищ сможем мы унести? Поначалу у нас просто голова кружилась от надежд и планов, ведь мы видели, как летали перепачкавшиеся Снадобьем Фуражиры.

В качестве эксперимента мы накинули веревочные петли на заостренные концы одной личинки и попробовали ее поднять. Она не двинулась с места. Тут с шестка, на котором примостился Острогал, донеслась трель:

– Утверждают, что Снадобье позволяет летуну поднять в воздух груз, в десять раз превосходящий его весом, и, будь он сам легок или тяжел, изменить этот предел невозможно. Я воздерживался от этого замечания, пока вы сами не попробовали, будучи уверен, что вы все равно настоите на личной проверке.

Нас порядком разозлили преграды, поставленные нашей жажде наживы, но мы все же нашли в себе силы примириться с ними, решив, что при известной избирательности более тонны подземных сокровищ на каждого должны вылиться в состояние, громадное по любым меркам, а в особенности в соединении с тем, что нам уже удалось добыть.

Но любая мысль о том, что можно приобрести на эти деньги, неизменно воздвигала между нами преграду. Воздушная разведка Гнезда показалась нам предпочтительнее таких размышлений.

Незримыми крылатыми духами проникли мы сначала в соседнюю детскую, а оттуда в несколько Инкубаторов, наполненных грудами похожих на жемчужины яиц, которые Няньки без конца поворачивали с боку на бок, очищая от паразитов. Существа, которые из них вылуплялись, были уменьшенными копиями уже знакомых нам личинок, и Няньки доводили их до нужных размеров, подкармливая пухлыми кусками какого-то продукта, отдаленно напоминающего сыр. Проследив за одной из них, мы обнаружили камеру, откуда поступал этот продукт. Ее целиком заполняли какие-то наросты, по-видимому грибкового происхождения, но другого рода, нежели та плесень, которая давала Гнезду свет. Дурно пахнущая масса образовывала дряблые раздутые плоды, по виду похожие на волосатую клубнику-переростка. Эти-то плоды, предварительно растертые челюстями Нянек, и служили источником пищи только что вылупившимся из яиц личинкам. Грибок рос на подстилке из демонских отходов, мешанине нарезанных крупными кусками тел, костей, лап, крыльев, плавников, черепов и бородавчатых морд (некоторые из них продолжали подергиваться и шевелиться, настолько они были живучи). Все это постепенно таяло, пожираемое неторопливым пламенем грибкового роста. Тут и там бормотал нечленораздельные проклятия оплавляющийся рот, а кусок морды вполне осознанно сверкал на нас огарками глаз…

– Наверное, этот грибок сохраняет все свойства полноценной пищи, – высказал предположение Барнар.

– Стоит ли удивляться, что диета из одной демонятины должна поначалу как-то приспосабливаться к нежным организмам? – ответил я.

Мы экономили Снадобье и потому решили не затягивать обследование Гнезда. Кроме того, вернувшись в подсобку, мы обнаружили, что готовы поспать еще, так измотали нас недавние приключения. В следующий раз нас разбудили уже голоса партнеров.