Литмир - Электронная Библиотека

— Она была вашей подругой, так ведь? — спросил я у новой официантки.

— Да. Она будет сообщать о себе, не беспокойтесь.

Еще до того, как она принесла закуску, я выпил все вино. И заказал еще. Как всегда, я наблюдал за движением на улице. И размышлял. Как это может быть: то, что существовало, вдруг перестает существовать? Куда оно исчезло? Что его поглотило? Можно ли вновь его отыскать? Если оно было, то не могло погаснуть. Продвигаясь во времени, я оставляю все позади, так, что ли? Если я обернусь, чтобы посмотреть на пройденную мной дорогу, то увижу лишь туман. Может быть, пройдя назад по своим следам, проделав обратный путь, я смог бы снова испытать то, что было, прикоснуться к нему? Увы… Кто может подтвердить, что все это было? Прошлое — смерть, хоть труп и отсутствует. Распадающиеся образы…

Итак, я снова стал одиноким. Я почувствовал всю тяжесть своей неудачи, своей потери. Я много выпил. Заплатил по счету, встал, попрощался с новой официанткой, повернул направо, обогнул угол, прошел по улице, вошел в свой дом, поздоровался с консьержкой. Она видела, что моя женщина уехала. И уже не улыбалась мне. Должно быть, думала, что если от меня ушла женщина, значит, я сам в этом виноват. Что я ненормальный. Быть может, она хотела бы узнать об этом поподробнее, я мог бы ей рассказать. Объяснить все. Но я не стал этого делать, поднялся по лестнице. Какое-то время стоял в нерешительности перед дверью своей квартиры с ключом в руке. Соседка вышла со своей собачкой. Я стал открывать дверь. Ивонна забыла одну свою туфлю. Туфля была там, в темном коридоре. Это след. Она жила здесь. Единственная вещь, которую можно пощупать. Как это происходит, что настоящее становится прошедшим? Что такое время? Поставщик пустоты. Все должно бы оставаться настоящим, незыблемым. Я взял туфлю в руки. Это было вещественное доказательство. Я снял пальто, шляпу, повесил их на вешалку в коридоре, направился к большой комнате, сел в кресло возле окна. Моя квартира была такой же огромной и пустой, как и мир. Она, конечно же, ушла ради кого-то, она кого-то встретила. Я снова испытал неприятное чувство, похожее на ревность. Как это странно. Неужели я действительно был к ней привязан? Да, конечно. Следовательно, у меня была связь со Вселенной. Эта мысль принесла мне удовлетворение.

После длительного затишья возобновились военные действия. Какое-то время битва проходила на площади, достаточно далеко от моей улицы. Однако жители квартала в ней, вероятно, участвовали. Немногие, два или три, быть может. Я видел одного в сумерках с перевязанной головой. Однажды днем, обедая в ресторанчике, увидел другого — он пришел с карабином на плече. Большинство клиентов не обратили на него внимания и продолжали обедать. Но некоторые собрались возле него у стойки. Он заказал анисовый ликер. Подошедшие сделали то же самое. Он пришел с поля сражения. Разговаривал громко. На него смотрели, его с почтением слушали. Он объяснял, почему принимает во всем этом участие, и эти объяснения показались мне резонными. Я ведь тоже не был в ладах с этим миром. Он говорил об обществе. И много жестикулировал. Был возбужден, и чем больше говорил, тем больше возбуждался. Окружавшие его пятеро мужчин и женщина одобрительно кивали головами. Женщина, маленькая, худая, нервная, смуглая и черноволосая, поддакивала, что с этим нужно кончать.

— К счастью, есть еще мужчины! — кричала она, поворачиваясь к людям за столиками.

Те или не слышали ее, или делали вид, что не слышат. Среди собравшихся у стойки выделялись двое рабочих в спецовках. Двое других, среднего возраста, были, вероятно, мелкими служащими. Один из них сражался в рядах участников революции, как я понял — в Сардинии. Пятый, маленький старичок с седой бородкой, в молодости был анархистом. Он говорил, что нельзя позволять такое.

— В мое время, — повторял он, — в мое время…

— Да, — подтверждал человек с карабином, — теперь или никогда.

— Это им дадут понять.

— Нужны перемены, — заявил один из рабочих и одним глотком допил оставшийся ликер.

Хозяин ресторанчика предложил им всем еще по одной порции, они не отказались.

— Так не может больше продолжаться! — воскликнул человек с карабином.

Я тоже думал, что так больше продолжаться не может.

— С такими парнями, как вы… — начал один из служащих.

— Надо идти до конца, — призывал анархист. — Мне бы ваши годы!

— Страна бездельников… — продолжал человек с карабином.

— По горло уже сыты, — поддержала женщина.

— Да, по-другому не скажешь… Они заслуживают только презрения.

— Презрения мало.

— С этим нужно кончать.

— Их нужно убрать, — сказал человек с карабином, — так будет лучше для всего мира.

— Истинная правда.

— Наше дело правое, — заверил человек с карабином. — Ответственность тяжела, они это поймут.

— Все те, кто погряз в распутстве и несправедливости…

— А эти несознательные люди…

— Не такие уж и несознательные.

Человек с карабином повернулся к залу.

Мне казалось, что он смотрит прямо на меня. Он открыл рот. Я не знал, куда деваться. Затем услышал:

— От всего этого ощущаешь голод. У меня урчит в животе.

Старичок с седой бородкой предложил ему пообедать с ним и пятью остальными слушателями, но тот отказался:

— Я бы с удовольствием, да меня ждет к обеду жена. Не хочу, чтобы она беспокоилась. И потом, нужно немного отдохнуть. В три часа я должен вернуться на баррикады.

Он поднял руку в приветственном жесте и воскликнул:

— Долой легавых!

— Долой легавых! — повторили сгрудившиеся возле него.

Человек с карабином направился к выходу, пятеро мужчин и женщина провожали его взглядом.

Я видел, как он шел по улице с яростным видом. Группка рассеялась, одни сели за столик, другие вышли.

Чувствовал я себя неловко. Нужно что-то делать, подумал я не слишком уверенно.

— Стаканчик коньяку, — сказал я официантке.

В доме, однако, не стреляли. Я продолжал жить своей жизнью. Нанял немую домработницу. Два часа в день она убирала — застилала кровать, подметала, мыла стаканчики, из которых я пил, проветривала квартиру, затем закрывала окна. Она также чистила шторы.

Нет, они не начнут стрелять в доме. Битва шла еще достаточно далеко от меня. Прохожие на улице не выглядели обеспокоенными. Дама прогуливала собачку в то же самое время. Двое пенсионеров, живущие в домике напротив, по-прежнему выходили на свою ежедневную прогулку, поддерживая друг друга. Возвращался к себе седой русский, крупный хромой мужчина — с тростью в одной руке и хлебом в другой. Еще я постоянно видел пожилого мужчину с нагруженной продуктами сумкой. Он, наверное, ходил на рынок, жена у него парализована, сообщила мне консьержка, которая стала проявлять ко мне большее, нежели прежде, почтение. Она привыкла ко мне, как привыкают ко всему. Издалека уже доносились выстрелы, не нужно было даже особенно прислушиваться. Я об этом, правда, много не думал. Вечером стрельба усиливалась. Вставал я поздно. Приводил себя в порядок, чтобы выйти из дому к моменту прихода домработницы. Иногда думал о первой официантке. Как ее звали? Ивонна или Мария? Новая официантка была со мной вежлива. Не более того. Иногда, когда я вспоминал о первой, меня посещало сожаление. Но случалось это все реже и с меньшей силой. Все-таки во мне была какая-то дыра. Были и другие дыры. Должен ли я проявить инициативу и сказать этой новой официантке о своем желании, чтобы она заменила мне ту, другую — Ивонну или Марию?

На проспекте, где находился ресторан, между обычными прохожими можно было увидеть людей с карабинами — двух, трех. Наверное, они направлялись к площади, где проходила битва. С виду они скорее походили на праздношатающихся. Их никогда нельзя было встретить на спокойной провинциальной улочке. Тем не менее стрельба у нас слышалась все сильнее. Жители выходили в одно и то же время — седой русский, дама с собачкой склоняла голову в одну сторону, должно быть, прислушивалась. Я видел их из своего окна. Вид у них был немного беспокойный или удивленный, а может, мне просто так казалось. Однако из моего окна на четвертом этаже было видно, как над аллеей, опоясывающей домики, вспыхивали со стороны площади красные огни.

18
{"b":"268206","o":1}