Под полкой, уставленной банками с краской, сидел на деревянном ящике мужчина лет пятидесяти и курил. Его комбинезон — некогда, очевидно, белого цвета — имел теперь столько оттенков, столько банок с краской стояло на полке, из-за этого мужчина походил на попугая, и нос с горбинкой еще больше подчеркивал сходство.

— Извините за беспокойство. Во время каникул я отдыхал на Зильте. На стоянке кто-то стукнул мой автомобиль и исчез. Но свидетели видели. Белый "мерседес" с зильтским номером. Я заявил в полицию, но они не шевелятся. Вот и разыскиваю его сам. Восемьсот марок ущерба — это вам не просто так. Может, за это время вы устраняли повреждение лакокрасочного покрытия на каком-нибудь белом "мерседесе"?

Джимми заученно выпалил свою историю. Бой Ханзен слушал не без интереса. Докурив одну сигарету, он сразу же закурил следующую и при этом оглядел Джимми с головы до ног.

— Красивая история, — кивнул он. — Жаль только, концы с концами не сходятся.

— То есть как это?

Голос Джимми неподдельно задрожал от возмущения.

— Потому как зильтских номеров в природе не существует. Следовало проверить это, когда ты изобретал свою сказочку. Есть номера Северо-Фризских островов, и только.

— Ну и что, а разве он не может быть с этого острова?

— Может, мальчик, может. И из Хузума тоже. И из Кланксбюлля, или из Нибюлля, или из Воббенбюлля, или из еще черт знает какого Бюлля, а может, и с материка.

— И все-таки, вам не приходилось ремонтировать в сентябре белый "мерседес"? — сделал еще один заход Джимми.

— А я уже не помню, мальчик. Но постараюсь вспомнить, если ты скажешь, кого ищешь.

— Я и сам хотел бы это знать, — Джимми не вышел из своей роли, за что был награжден сердитым взглядом мастера.

Ханзен швырнул окурок на цементный пол, раздавил его, затем кряхтя выпрямился.

— Ну, бывай.

Он принялся рыться в шкафу с инструментом, не обращая больше внимания на Джимми.

А что, собственно, случится, если я скажу ему правду, подумал тот. Хотя бы фамилию. Судя по виду, он явно не кинется со всех ног в "Морской орел".

Как и большинство его сверстников, он предпочитал оценивать людей по внешности. А может, просто решил довериться своему брату, такому же рабочему-ремонтнику?

Когда тишина в мастерской стала невыносимой, он назвал фамилию владельца отеля.

— И ты полагаешь, эта важная птица станет штопать свою тачку у пляжного разбойника в Рантуме? Нет, мальчик, в эти круги он не вхож. Наверняка ремонтирует свой лимузин по контракту в лучшей мастерской Вестерланда, не здесь.

— Но в мастерской, что связана с ним контрактом, он тоже не появлялся.

— Ты что, спрашивал там?

— Не я, полиция.

— Тогда другое дело.

— Но где-то ведь ему починили машину!

Бой Ханзен в задумчивости почесывал огромный живот. От звука, производимого его ногтями, у Джимми по спине побежали мурашки. Он вздрогнул.

Итак, он снова появился, подумал Книппель, задергивая портьеру. Теперь можно спокойно вытянуться на кровати.

Но почему я никак не могу вспомнить его лицо? Я ведь долго тогда занимался его делом. Правда, с тех пор прошло тридцать пять лет. Но дело не во времени, по крайней мере не только во времени. Эмиль-то узнал его сразу, по одной фотографии в газете. А я узнать никак не могу, хотя полагаю, что это он.

А есть ли у меня основание для такого предположения?

Время уходит. Итак, Лембке появился здесь после того, как от нас сбежал Аугсбургер. И сразу упираемся в тупик. Никаких доказательств, одни гипотезы плюс мертвый свидетель. Бринкман прав. Так мы далеко не продвинемся.

Даже эта история с пальцем не так уж много дает, в том случае, конечно, если у него и в самом деле не хватает пальца. Что можно легко выяснить немедленно, спустившись в холл. Но сколько людей вернулось с войны с такими же ранениями? А я даже про этот палец не могу вспомнить, не говоря уже о его внешности.

Может, все дело в том, что я всего лишь шел по следу.

Эмиль же знал его как облупленного, в коричневой форме с резиновой дубинкой в руке, и потом в полицайпрезидиуме как преступника, обвиняемого в преступлении против человечности. Эмиль узнал его и через тридцать пять лет. Вот только уголовного кодекса Эмиль не знал. Иначе ему было бы известно, что все это теперь не наказуемо за давностью лет, ни избиения в комнате для допросов, ни крысиный яд, ни бегство из уголовной тюрьмы, ни черный рынок…

А может, это его просто не интересовало? У него был свой счет к Аугсбургеру, и счет этот должен был быть оплачен. Плевать он хотел на уголовный кодекс! Эмиль мог позволить себе такое. Я не могу, да и Бринкман не может тоже. Нам нужны доказательства.

Доказательства имевшего место умышленного наезда, преступления, а все остальное — бесплатное приложение. Мы должны продвинуться в главном. "Мерседес" — вот что сейчас важнее всего.

Книппель не знал, сколько проспал, когда его разбудил стук в дверь. Это была Улла.

С огромным трудом он поднялся, на негнущихся ногах прошел в ванную. После сна лицо у него было мятое, и потребовалось пять пригоршней ледяной воды, чтобы привести себя в божеский вид.

— Джимми вернулся? — прокряхтел он, нащупывая рукой полотенце.

— Нет еще.

Книппель взглянул на часы. Половина седьмого.

— Спустимся в ресторан, девочка, — сказал он и взял ее под руку. — Твой герой сейчас подъедет. При его молодом аппетите он может позволить себе лишь пять — десять минут опоздания.

Давно уже стемнело. Круглые светильники рассеянного света создавали в ресторане уют. От форелей на тарелках остались только головы, во всяком случае у Уллы. Книппель с удовольствием посасывал челюстной хрящик. Они уже рассчитались, а Джимми так и не появился.

— Без четверти восемь. Мы не можем заставлять ждать людей в Кайтуме.

Улла кивнула и поднялась. Книппель попросил портье вызвать такси.

В холле собирались какие-то господа, они дружески приветствовали друг друга, роняли несколько слов о шторме. Потом появился Лембке, пожал всем руки, и общество исчезло за массивной дверью.

— Ты взглянула на его пальцы?

— Разумеется, — голос Уллы звучал обиженно.

— Ну, что?

— А что можно увидеть при рукопожатии?

Улыбнувшись, старик положил руку ей на плечо. Он тоже не смог бы сказать, сколько пальцев — пятьдесят девять или шестьдесят — участвовали в торжественной церемонии приветствия.

Подошло такси.

Улла обязательно хотела оставить у портье номер телефона, по которому их можно было бы разыскать. Он вынужден был разрешить, хотя в душе не одобрял подобной затеи.

Господа расселись вокруг овального стола в конференц-зале. Как всегда по вторникам, сначала заказали еду и выпивку, официанты быстро сервировали столы и покинули зал. Начался основной доклад, который ввиду важности темы делал сам председатель.

— Призрак бродит по Зильту — призрак массового туризма, — провозгласил начитанный оберштудиендиректор, и слушатели довольно заулыбались удачной шутке. — Понятно, мы должны радоваться каждому гостю, но все имеет свои границы, господа.

— Очень верно, — прохрипел морской офицер, — очень верно.

— Скоро год наблюдаем мы процесс, который не может оставить нас равнодушными. Некий торговец Альфред Хирш из Херне стал вдруг крупнейшим домовладельцем нашего острова. В его владении пять тысяч коек в более чем ста домах, а также прачечная и таксомоторный парк с отделом проката машин. И это только начало. Десять тысяч коек — вот цель господина Хирша, который, не стесняясь, заявил в одном из интервью, цитирую: "Это число меня пока устроило бы".

— Нет, вы послушайте, послушайте! — выкрикнул богатый крестьянин из Кайтума.

— В восемьдесят втором году мы насчитали у Хирша в общей сложности пятнадцать тысяч отдыхающих и выразили по этому поводу обеспокоенность. В нынешнем году их будет девяносто тысяч. Шесть миллионов марок вложил Хирш в одну только рекламу, дабы побороть в Рурской области "предубеждение против острова, славящегося своими дорогими ценами", — я цитирую этого господина дословно. Итак, посмотрим, как обстоит дело с ценами. Неделю на Зильте, включая дорогу туда и обратно на принадлежащем ему автобусе, Хирш оценивает в 290 марок, правда, не в самый отпускной пик. А кроме того, уважаемые господа, он предоставляет десятипроцентную скидку безработным и сезонным рабочим. Благодаря Хиршу на остров прибывает соответственная публика. Не желая предвосхищать дискуссию, хочу тем не менее побудить вас воспрепятствовать превращению нашего острова в отпускной рай для всех уборщиц Федеративной Республики!