Что такое приказы, она, несомненно, знала, кто этого у нас не знает!

Чиновник слушал, о чем мы говорим и хмурился, наверняка не зная, что предпринять. Его понять было можно, но, тем не менее, я не собирался бросать девушку на произвол судьбы на милость кучи неизвестных мужиков.

– Так что? – спросил я переговорщика. – Будем договариваться или устроим здесь потеху?

– Ладно, поехали, если дашь слово не убежать. Не хотелось бы твою девку под дыбу подводить!

Этого не хотелось и мне. Я вполне реально представлял, как в застенках могут пытать, причем без разбора пола. Потому согласился:

– Договорились. Мое слово твердое.

– Тогда поехали!

Он кивнул своим спутникам, и мы с ним впереди, сзади Наташа, под конвоем оставшихся двух верховых поехали с пустыря. Пешие сошлись вместе и смотрели нам вслед.

– Ты не думай, – заговорил чиновник, когда мы выехали на дорогу, – я против тебя ничего не имею. Мое дело такое, приказали – исполняй!

– Понятно, ничего личного.

– Чего лишнего? – не понял он идиому будущего.

– Я говорю ты – хороший, система – плохая.

– Ну да, я человек хороший, тебе каждый подтвердит. Со мной по-человечески, и я по-человечески. У нас, конечно, всякие попадаются, но в основном люди честные, государю служат, не жалея живота своего. Если ты думаешь, что я оробел, так тебе каждый скажет, что Порфирий не робкого десятка!

Мне про его замечательные качества слушать было неинтересно, и я попробовал перевести разговор на другую тему:

– Что тебе про меня Прозоров наговорил? – спросил я, пропустив окончание вопроса. – Если ты меня так панически боишься?

– Иван Иванович? Да ничего такого, просто велел тебя разыскать и привести для разговора. Видно, что-то хочет спросить. Ты не бойся, может быть, тебе еще ничего не будет! Поговорит и отпустит. Он человек хороший, достойный. Таких людей, как Иван Иванович, у нас немного, – уговаривал он, больше всего, боясь, что я вдруг пришпорю коня и ускачу. – Ты, главное, не сомневайся...

Как раз в том, что мне скоро будет очень кисло, я и не сомневался. У Прозорова ко мне были личные претензии. Я уже упоминал об этом милом создании с неуловимой улыбкой и стертым выражением лица, таким, какое часто бывает у успешных чиновников. Не знаю, кто был по происхождению Иван Иванович, знакомы мы с ним были шапочно, и я его биографию не изучал, но карьеру он сделал хорошую. Когда мы познакомились, он был приказным дьяком в Разбойном указе, что соответствует должности заместителя министра внутренних дел.

Я в начале книги уже рассказывал трагическую историю о том, как, не справившись с эмоциями, устроил в приказе мордобой, что при желании вполне можно прировнять к государственному терроризму. Действительно, что же это будет в со страной, если каждому глупому, нерадивому, наглому или ленивому чиновнику граждане будут самолично бить личики! Представляете?! Тогда в каждой второй дорогой машине по нашим городам и весям будет ездить солидные господа с фингалами под глазами и расквашенными носами!

Конечно, после того, как я отхлестал кнутом государевых чиновников, мне было стыдно. Однако такого заочного, анонимного раскаянья для сатисфакции было явно недостаточно. Поэтому несчастный Иван Иванович вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, достигнутым положением и благополучием, вынужден был тратить силы и нервы, чтобы организовать мою поимку, и все только для того, чтобы укоризненно посмотреть мне в глаза и, возможно, сказать, что я был неправ.

Сопровождающий приказной все говорил и говорил, убеждая в благополучном завершении ареста. Так, под убаюкивающий шелест его успокаивающих слов, мы и доехали до нашего жилья. Во дворе, откуда некуда было бежать, конвоиры расслабились и перестали дергаться от каждого моего движения. Мы с Наташей соскочили с лошадей и пошли в избу.

– Вы куда? – растерянно окликнул чиновник.

– Сейчас отдам распоряжения и вернусь, – пообещал я, закрывая за собой дверь.

– Кто эти люди?! Что им от тебя надо?!– воскликнула Наташа, как только мы оказались в избе.

– Ничего не бойся, все обойдется, – стараясь казаться беззаботным, ответил я. – У меня кое-какие дела в Кремле. Ждите меня здесь, вот все наши деньги. Если я через неделю не вернусь, переберитесь в другое место.

– Я тебя никуда не пущу! – воскликнула девушка. – Пусть лучше они уезжают!

– К сожалению, они без меня не уедут. Не стоит затевать тут войну. И старайся без нужды не выходить из дома, мало ли как может сложиться. Иван, – позвал я рынду, – иди сюда.

Ваня тотчас выглянул из своей каморы. Я снял пояс с саблей и кинжалом, положил все на стол.

– Сохранишь мое оружие, а сейчас седлай свою Зорьку, поедешь со мной в Кремль.

– К царю?! – обрадовался он.

– К какому еще царю! Я там останусь, а ты заберешь домой донца, а то потом не найдешь ни коня, ни упряжи.

Действовать нужно было быстро, пока сюда не начали ломиться заскучавшие конвойные. Обычных вещей вроде чашки, ложки и смены белья, которые положены заключенным, я брать с собой не стал, вместо этого засунул в рукав узкий длинный нож, наследство убитого маньяка.

Мои домашние с трагическими лицами наблюдали за опасными приготовлениями.

– Ну, что ты тянешь, давай быстро за лошадью! – прикрикнул я на паренька. Ваня кивнул и выскочил из избы.

– Давай прощаться! – сказал я Наташе и притянул ее к себе.

– Я буду тебя ждать! Возвращайся скорее, – бесцветно сказала она и, пряча слезы, улыбнулась. Держалась она так спокойно, что я лишний раз отдал ей должное.

– Ну, все, меня провожать не нужно. Если тебе будет совсем плохо, найдешь дворянку Опухтину, Ваня знает, где она живет, попросишь от моего имени вас приютить. Она женщина хорошая, думаю, поможет.

– Дай я тебя перекрещу, – попросила Наташа, перекрестила и слегка толкнула в грудь ладонью. – Все, иди, а то я заплачу.

Чиновник облегченно вздохнул, когда я, наконец, вышел. Надо сказать, что вел он себя вполне по-умному, корректно, предпочитая компромисс бессмысленной конфронтации.

– Теперь можно ехать? – спросил он, тоном демонстрируя, что я явно перебарщиваю, так испытывая его терпение.