Ксения сначала хотела нас познакомить, но, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд, только слегка кивнула головой. Вот с Ваней едва не вышла большая промашка. Когда он увидел и узнал царевну, то повел себя совершенно глупо и попытался ей поклониться до пола.

– Иван, – сердито сказал я, испепеляя его взглядом, – ты что, шапку уронил?

– Нет, я хочу... – начал оправдываться он.

– Встань и замри! – сердито приказал я, после чего он немного пришел в себя и вспомнил, что находится в разбойничьем стане.

– Нас правда отпустят? – тихо спросила Ксения.

– Да, – ответил я, косясь на прислушивающегося к разговору Павла, и со значением добавил, чтобы пресечь новые вопросы, – обо все поговорим позже!

– Мы чего-то ждем? – не плохом русском языке спросил датчанин.

– Сейчас приведут еще одну девушку, – рассеянно ответил я, стараясь не встретиться взглядом с царевной.

Однако Чувак почему-то задерживался, и внутренне готовые к свободе пленники начали заметно нервничать. Я, напротив, был уверен в успешном завершении «мероприятия» и спокойно смотрел по сторонам. Шествие из атамана и двух разбойников, ведущих под руки упирающуюся женщину, показалось из-за дальнего шалаша. Все тотчас повернули в ту сторону головы и с интересом наблюдали что там происходит. Девушка или молодая женщина, широко расставив ноги, вырывалась, как могла, но силы были неравные, здоровые мужики почти несли ее на руках. Она пыталась вывернуться, чтобы обрести хоть какую-то опору на тверди земной, но стоило ей коснуться ногами почвы, мужики со смехом поднимали ее в воздух, и все повторялось сначала. Самое забавное, что все это происходило молча. Ни жертва не кричала, что было бы естественно, ни стража не ругалась.

– Кто это? – тихо спросила царевна.

– Тоже пленница, – ответил я, пытаясь рассмотреть странный подарок атамана.

Наконец шествие приблизилось к нашей группе. Теперь стало возможно ее оценить: девушка была растрепана, заплакана, в растерзанной во время борьбы одежде. Никакой обещанной красивости я в ней не заметил, самая обычная деваха неопределенной социальной принадлежности.

– Готовы? – подойдя, спросил меня атаман.

– Да, – подтвердил я.

– Сейчас вам завяжут глаза, – сказал он, хитро подмигивая мне. – Отпустите ее, – велел он своим дуболомам.

Те тотчас выпустили девушку, и она начала забавно отряхиваться от их прикосновений, подергивая плечами, одновременно пытаясь привести в порядок одежду. Выглядела это забавно, она напоминало курицу, отряхающую с себя пыль. Несмотря на трагизм момента, все невольно заулыбались.

Встрепанная полонянка, видимо, только теперь заметила группку людей, никак не напоминающих разбойников, мельком оглядела нашу компанию, гневно дернула плечом и встала возле Ксении.

Женщины невольно прижались друг к другу, словно ища, друг в друге поддержку в мужском доминировании, а Чувак уже приказывали сподвижникам:

– Завяжите им глаза.

Разбойники вытащили из-за пазух заранее приготовленные холщевые мешочки с затягивающимися тесемками и начали надевать их на головы моих спутников. Все, кроме строптивой пленницы, охотно подставили головы, она же и тут попыталась оказать сопротивление и фыркала на мужиков, как разгневанная кошка. Однако они, не церемонясь, даже мне показалось, с удовольствием, зажали девушку, натянули ей на голову мешочек и только после этого неохотно отпустили. Я остался единственным зрячим из всей команды чужаков. Когда все было готово, атаман приказал:

– Теперь пошли.

Однако никто из пленников не двинулся с места, не понимая, что от них хотят. Пришлось вмешаться мне:

– Держитесь друг за друга, – сказал я и помог выстроить незрячую шеренгу. Девушка, когда я взял ее за руку, чтобы помочь найти руку царевны, попыталась вырваться, но, ощутив тонкие пальцы Ксении, сразу же успокоилась. Первым в строю оказался Нахальчик, и именно его мне пришлось вести за собой.

– Куда идти? – спросил я Чувака.

Тот молча кивнул в сторону болота. Я повел слепую братию, стараясь выбрать дорогу поровнее, чтобы слепцы не очень спотыкались. Мы медленно двигались по территории лагеря, конвоиры молча нас сопровождали. Со стороны это, наверное, выглядело забавно, но пленникам своего нелепого слепого движения видно не было, да и было им в эти минуты совсем не до смеха. Они жаждали одного, свободы.

Возле самой воды я остановился. Цепочка людей дернулась и тоже послушно замерла на месте. Дальше были деревянные мостки, что-то вроде маленького причала, и большая, грубо сделанная лодка типа пироги.

– Помогите им сесть, – приказал Чувак разбойникам.

Два здоровяка, те, что привели пленницу, начали бесцеремонно закидывать пленников в лодку и рассаживать их на дно. Последними на берегу остались мы с Павлом. Чувак кивнул мне, и мы с ним отошли в сторону.

– Ну, до свиданья, Леша, – сказал он расслабленным от умиления голосом. – Надеюсь, скоро свидимся. Значит, если я тебе понадоблюсь, действуй, как договорились.

– Спасибо тебе, Дима, – сказал я, впервые называя его настоящим именем. – Я на тебя очень рассчитываю!

– О чем звук! Все будет путем! – договорил он на современном русском языке. Мы обнялись, после чего атаман как-то неопределенно махнул рукой и, не оглядываясь, пошел в сторону своего шатра.

– Садитесь, – тихо сказал нам с Павлом один из сопровождающих, – пора отплывать.

– А где наши лошади? – спросил я его шепотом, поддерживая общий настрой на таинственность.

– Уже на месте, – ответил он, помогая мне взобраться на пирогу.

После меня сели Павел и провожатый. Разбойник опустил в заросшую болотной ряской воду весла и принялся шумно грести. Я смотрел на него во все глаза. Мы сидели в привязанной к причалу пироге, а парень, надрываясь, греб, сильно раскачивая лодку. Я вопросительно глянул на Павла. Он усмехнулся и пожал плечами, понимай, мол, как хочешь.

Особенно понимать здесь оказалось нечего, видимо, таким способом разбойники обманывали пленных, чтобы те не навели карателей на их лагерь.

Таким образом, мы «плыли» минут двадцать. Пленники все это время напряженно сидели на днище, вцепившись руками в края пироги, боялись, что сильно раскачивающаяся посудина может перевернуться. Мне оставалось только наблюдать за происходящим, не вмешиваясь в сам процесс.