Оба стрельца, стараясь помешать вытащить саблю, забыв о своих недавних увечьях, бросились на меня, так что тотчас завязалась небольшая драчка. На их беду, я этой зимой прошел кое-какую боевую подготовку, потому и не стал подставлять свои многострадальные бока под их крутые кулаки, а обошелся несколькими точечными ударами, которые сразу изменили расстановку сил. Теперь я один стоял посередине горницы, а стрельцы лежали по ее углам.

– Вам встать помочь или еще полежите? – вежливо спросил я.

Удивительно, как насильники понимают силу. С пола встали совершенно другие люди, чем были несколько минут назад, когда на него упали. Поднялись со слегка смущенными улыбками хорошие, в общем-то, ребята, способные понимать хорошую шутку.

– Как ты нас! – едва ли не восхищенно сказал десятник. – Где так драться научился?

– Есть такие места на земле. Вы сейчас в Москву пойдете или еще куда? – отвечая на вопрос, в свою очередь поинтересовался я.

– Нам бы здесь еще денек отлежаться, – просительно сказал Николай. – Ты ничего такого не думай. Сразу бы сказал, что поповна тебе глянулась; мы что, мы тоже понятие имеем.

– Здесь вам оставаться никак нельзя, хозяин этого не хочет. Поищите, может быть, вас еще кто-нибудь приютит. А то сходите в лес, похороните товарищей, а я батюшке панихиду закажу.

– Как туда пойдешь без оружия, – уныло проговорил Васильич, – сам же сказывал, что там разбойники...

– А как же ваши товарищи?

– Им теперь все равно. Господь дал, Господь взял. Чего уж теперь, пускай, может кто-нибудь и приберет.

Я подумал, что такое отношение к своим боевым соратникам оказалось столь живуче, что до сих пор остаются без погребения жертвы Великой отечественной войны. Говорят, что пока последний погибший солдат не будет похоронен, война так и не кончится, а последние оставшиеся в живых ветераны будут получать почетную пенсию, которая много ниже пособия по безработице в стране, проигравшей войну.

Почему-то никогда у нас не хватает ни совести, ни денег на уважение к самим себе.

– Ладно, Бог с вами, прощайте, – сказал я стрельцам, прекращая бесполезный разговор. – Может быть, когда-нибудь и свидимся.

В свете их недавнего обещания доставить меня в Разбойный приказ надежда на возможное свидание прозвучала двусмысленно, однако стрельцы никак на намек не отреагировали, вежливо простились и безропотно вышли из избы.

Тотчас на их место явились хозяева. Отец Петр многозначительно поглядывал, будто подтверждая, что помнит наш недавний разговор. Ваня держался скромно и всеми силами старался услужить будущим возможным родственникам. Один я оставался в жизненной прозе, ждал, когда наконец нас позовут обедать.

Теперь, когда хозяева избавились от опасных гостей, чувствовалось, что семья у священника дружная, и странности попадьи не так бросались в глаза. Я подумал, что, если мне после ночного похода не удастся вернуться под их кров, то нужно утрясти все наши дела до наступления вечера. Однако оказалось, что и так все решено, уже священник называл Ваню сынком и по простоте душевной завел прямой разговор об обещанном взносе на украшение церкви.

Я удвоил сумму и выложил на стол четыре серебряные цехина. После такого широкого жеста мать и дочь начали смотреть на нас умильно, быстро накрыли на стол, а попадья расщедрилась даже на склянку сладкой наливки. Так что обед прошел в сердечной атмосфере, и мне пришлось выслушать несколько трогательных семейных историй, как обычно, интересных только рассказчикам. После обеда был объявлен тихий час, в котором принял участие и я, рассчитывая отдохнуть перед ночным походом.