взбрехивали, бегали встревоженно по улицам.

Возвращаюсь к ночлегу...

Утром, чуть свет, иду к бане. В кустах за нею всё исхожено, всюду переплетаются четко

вдавленные в снег звериные следы. Они обозначаются резче и крупнее собачьих. У дворняги

пальцы мягких лап распущены, когти чуть касаются земли, отпечаток следа расплывчатый. А

на волчьей ступне жесткие подушечки, пальцы плотно сжаты и опираются на сильные когти.

Ночью, учуяв меня и боясь показаться, волки покружили в зарослях, потом скрылись и

подошли к деревне с другого её, подветренного конца. Здесь они вертелись у старого ределя

– вешала для сушки гороха.

Приглядываясь к их следам, мысленно восстанавливаю картину ночных похождений

серых разбойников... У жердины – примятое место. Тут сидел зверь. Обратив морду к жилью,

он ловил запахи и звуки. Рядом другой волчина оставил свои знаки – ямку и укатанный снег.

Он порылся, что-то нанюхал и стал валяться. Ещё следы – белые бороздки. Этот зверь скреб

лапами и рыча разбрасывал снежную пыль. Его злил лай собак, – близко, а не достать!

Ого, да тут было с полдюжины волков!.. А это что означает?.. Понятно! Кажется, отсюда

началась охота за собаками. Чтобы лучше разобраться, иду медленно...

От вешала к околице тянется стежка продолговатых отпечатков лап волчицы... Вот

остановка: хищница настороженно замерла, чутко вслушивалась, будто изучала голоса

собак... Из ближайшего двора донесся к ней робкий лай. Такая дворняжка не интересовала

зверя: с ней возня, нелегко найти её, забившуюся куда-нибудь от страха... На соседние

задворки выбежала лайка. Притравленный к зверю, пес держится на виду. Ощетинив холку и

вытянув хвост, он злобно облаивает ночных бродяг.

Продолжаю осмотр волчьих троп.

К следам волчицы приблизились широкие отпечатки лап – это следы старого волка.

Ясно, что звери не зря объединились: они затевали что-то коварное против смельчака,

привлекшего их внимание. Кто-то выйдет победителем?..

Старый волк направился к пустырю... Волчица подошла ближе к задворкам. Неистовым

лаем встретила её лайка. Она хоть и знала, что в одиночку ей не справиться с врагом, но

продолжала охранять свой пост.

Волчица безошибочно угадала, с кем имеет дело. Этот пес неробкого десятка. Он скорее

бросится в погоню за нею, а не наутек. И она стала обманывать его: отойдет и сядег, отойдет

и сядет, заманивая собаку кинуться вдогонку.

Однако на этот раз волчице не помогло притворство. Умный пес отстаивал только

границы своего двора. Тут верный сторож чувствовал себя хозяином положения. Затевать же

неравный бой за пределами «своих» владений лайка была не намерена и удалявшуюся

волчицу провожала взбрехами.

Интересно, куда хищница пыталась увлечь за собой собаку?

Следы волчицы тянулись по пустырю... мимо засады старого волка. Прячась за камнем,

он поджидал пса. Но так и ушли воры «не солоно хлебавши».

Теперь мне осталось выяснить направление хода волков на дневные лежки. В мои

расчеты не входило выхаживать каждый след; поступаю проще: перехватываю волчьи тропы

у речки. Звери сошлись на берегу и гуськом пробирались к лесу. Не углубляясь в лес, чтобы

не пугать серых, полным кругом на лыжах обрезаю еловый остров, но нигде не встречаю и не

пересекаю звериного следа. Значит, волки залегли в этом острове.

Рассказываю всё по порядку Василию Петровичу. Мое сообщение пришлось ему по

душе.

Отправились на волков втроем: с нами пошел ещё Володя-счетовод, тоже охотник. Кроме

ружей, за плечами у нас катушки с флажками для оклада зверей...

Скоро запорошенный ельник с темнеющей из снега хвоей мы опоясали кумачовыми

лоскутами, огнем горевшими на белом лапчатнике.

Так, по кругу моей утренней лыжни, возникло яркокрасное кольцо. Звери оказались

замкнутыми в нем. Только, к великому нашему огорчению, не все. Пока мы с Петровичем,

идя навстречу друг другу, разматывали с катушек флажки и развешивали их, готовясь вот-вот

соединить концы шнуров, – в этот момент здесь, как в ворота, и проскочили старые волки.

Услышав шорох лыж и заподозрив неладное, они первыми скрылись.

Оставшиеся в окладе молодые звери заметались; куда ни сунутся, всюду натыкаются на

пахнущие человеком цветные лоскуты. Страшно к ним приближаться! В поисках выхода

четыре хищника вразброд ходили по кругу. Тут мы и взяли их всех. С тремя справились

быстро, а четвертый никак не выходил на затаившихся стрелков. Оказалось, он крадучись

плелся за Володей, который был у нас загонщиком. Этим приемом зверь не выдавал себя.

Володя без конца шел по следу, но не мог выгнать зверя на нас с Петровичем. Всё-таки наш

друг догадался: вернулся на свою лыжню и стал за деревом. Волк сам на него и напоролся.

Мы не успокоились. Скоро вновь выследили пару удравших от нас «матерых» – старых

волков. Но при затягивании круга самец опять скрылся. Дело было к вечеру, мы не успели

закончить охоту. В надежде, что обложенная волчица за ночь никуда не денется, мы ушли.

Утром приходим, в окладе... пусто.

И на этот раз следы раскрыли нам тайну ночного леса...

В лунном свете голубеет снег. На просеку выплывает тень – волк показывается из чащи,

тихо идет к флажкам. Сел. Уставился мордой вверх, будто на луну загляделся. И вот, гудит в

глуши ельника, далеко уносясь, призывный вой.

Заслышав звериную «музыку», робкий заяц бросает глодать кору осинки и затаивается.

Лисица, забыв о мышах, проворно убегает. Усиленно прядет ушами лось. Лютый хищник

всем насолил.

Вдруг волк прижал уши, даже хвостом вильнул, – за линией флажков появилась волчица.

Матерый завертелся, как бы вызывая её, но она боится пересечь разделяющую их черту. Сели

волки один против другого, вроде совещаются. Потом самец – видно, он бывал уже в

переделках! – пролез под шнуром, обнюхался с волчицей и повернул обратно. Волчица – за

ним. Трусливо сжимаясь, она вслед за своим «проводником» нырнула под флажки...

Всё это мы легко представили себе, когда шаг за шагом распутывали ночные следы.

В сердцах дядя Вася ругнулся и даже сплюнул от расстройства.

Прощаясь со мной, он сказал:

– Никак нам нельзя оставить эту пару – опять расплодятся, ущерб будет колхозному

стаду. . Вот что! Я выброшу за рекой приваду-прикормку для них. Волки о ней разнюхают и

повадятся сюда таскаться. Оглядятся и, в конце концов, не вытерпят – «голод не тетка» –

начнут теребить приманку. Как замечу, что они осмелели, сообщу тебе, ты и приезжай сразу.

Устроим охоту на заседках.

На том и расстались мы до скорой встречи.

ВОТ ТАК РЫБА!

Возвращаясь из лесу, с ружьем за плечами иду вдоль речки. У моста по заваленному

снегом берегу поднимается знакомый юноша Володя, – тянет саночки. Обычно веселый

балагур, сейчас он взволнован – шапка на затылке, ватник нараспашку и лоб мокрый. Кричит

мне:

– Погодите, пожалуйста! Знаете, что я видел?

Вышли мы на дорогу, мой попутчик и рассказывает:

– Только что я сидел посреди реки на санках, удил... Удивляетесь? Очень просто:

прорубил я лед, сел с удочкой в руках на санки – не на голом же льду себя морозить! – окунул

в лунку медную блесну с якорьком, подергиваю леску и жду. Приманка у меня яркая, на

рыбку похожая, здорово заметна в прозрачной воде, а клеву нет. Не берут хищные рыбы эту

«добычу», да и только!

Прошлый раз удалось порядочно наловить здесь окуней, а сейчас хоть бы что. «Придется

долбить новые лунки», – размышляю, В этот момент как дернет блесну! Ну и клюнуло! Едва