Вместе со своим самым старым товарищем, Борисом Петровичем, я много порыбачил на разных реках. Но особенно мы полюбили Ворону и Хопёр.

Небольшая речка Ворона впадает под городом Борисоглебском в быстрый Хопёр. Причудливо извиваясь, она медленно течёт по глубоким омутам или стремительно несётся по светлым песчаным отмелям.

В спокойной глади тёмных омутов отражаются высокие обрывистые берега, поросшие то дубами, вязами и липами, то огромными ветлами и мрачным ольшаником.

Густой кустарник, переплетённый ежевикой и заросший высоченной крапивой, делает берега Вороны во многих местах почти непроходимыми, и только узенькая тропинка, протоптанная охотниками и рыболовами, упрямо и неотступно вьётся вдоль берега.

Нависшие берега обнажают вцепившиеся в обрыв и омытые полой водой бородатые светлые корни. На дне омутов столетиями лежат упавшие могучие стволы. На смену им, разворотив землю, сползли вниз по откосу новые деревья. Они задрали к небу вывернутые корни и уже окунули в воду свои вершины. Над ними, на самом краю обрыва, наклонились и безнадёжно пытаются удержаться обнажёнными корнями те, которые неминуемо рухнут в очередное половодье или будут повалены налетевшей бурей.

Если в солнечный день ухватиться рукой за сук ещё крепко стоящего дерева и посмотреть с высокого обрыва в омут, то, присмотревшись, можно увидеть в его зеленоватой глубине медленно проплывающие тени огромных рыбин. Это прогуливаются лобастые голавли.

Рано утром, когда плотный туман еще висит над рекой, то здесь, то там слышатся мощные всплески, словно кто-то бросает в воду с высокого обрыва тяжёлые поленья. Спасаясь от преследования смертельного врага, с характерным шелестом выбрасывается из воды россыпь мелких рыбёшек, а по воде ещё долго расходятся большие круги.

Особенно сильны всплески в протоках у зарослей куги и среди жёлтых кувшинок в тихих больших заводях, завешанных по утрам густым туманом. Это вышли на охоту прожорливые хищники — щуки.

Много раз мы бывали на Вороне, и нам особенно полюбилась эта речка в своём нижнем течении от Инжавина до Борисоглебска.

Хопёр очень похож на Ворону. Он только значительно больше, многоводнее, течение его быстрее, омуты глубже. Да и рыбы в нём, пожалуй, больше. Впадает Хопёр в Дон немного ниже станицы Вешенской, где живёт наш замечательный писатель М. А. Шолохов. На Хопре, близ города Новохопёрска, есть большой государственный заповедник. В этом заповеднике живут на воле умные работяги — бобры.

Суру мы знаем только в её нижнем течении. Мы много слышали о ней, и нам хотелось побывать там. Мы купили в Шумерле (районном центре Чувашской АССР) лодку и отправились вниз по Суре, рассчитывая проплыть до впадения её в Волгу около города Васильсурска, а потом порыбачить и на самой Волге.

Сура — глубокая река и настолько быстрая, что подниматься вверх довольно тяжело. Берега здесь большею частью обрывистые, заросшие непролазным кустарником. Палатку разбивать неудобно. А если встречались песчаные отмели, то они редко были такими, чтобы на них захотелось остановиться и пожить хоть несколько деньков. Поэтому мы и отдавали предпочтение уютным, обжитым нами рекам — Вороне и Хопру.

* * *

Незабываемые дни и ночи провели мы с товарищем на этих реках. И каждый из этих дней, каждый вечер, каждая ночь и каждое утро для нас неповторимо разные. С каждым из них связано какое-то воспоминание, маленькое происшествие. И, может быть, эти происшествия на первый взгляд совсем незначительны, но для каждого рыболова они полны глубокого смысла. При воспоминании об этих днях и ночах теплеет на душе, забывается возраст и связанные с ним невзгоды.

Вот о таких маленьких происшествиях я и хочу рассказать.

КУЛИКОВА КОСИЦА

На поворотах река Ворона намывает далеко выдвинутые в воду уютные песчаные отмели. Песок на этих отмелях светлый, желтовато-розовый и ослепительно чистый. Он такой ровный, словно специально просеян кем-то через тонкие калиброванные сита. И ни одного следа человека, ни одного окурка, ни одной бумажки! Только у самой кромки берега остались узорные строчки свежих отпечатков лапок куличков.

Кулички на Вороне храбрые. В зарослях куги, в камышах или в укрытых заводях и озерках водится великое множество уток, поэтому куликов здесь никто не бьёт.

Когда плывёшь по Вороне, кулики долго провожают лодку, низко перелетая на небольшие расстояния вперёд, а как только лодка поравняется с ними, они вновь снимаются с места и вновь с нежным криком летят вперёд и, опустившись на песок, вновь дожидаются.

И так они могут провожать вас в течение многих часов.

Держатся кулички большею частью парами или небольшими стайками, и редко встретишь одинокого куличка.

В своей памяти я надолго сохраню воспоминание об одном куличке.

Как-то рано утром мы плыли с товарищем в лодке по красивой излучине вдоль длинной песчаной косы.

Ещё издали мы услыхали знакомый крик кулика. Такой он был жалобный, что мы невольно стали всматриваться в ту сторону, откуда доносился этот крик, но нигде не было видно привычной парочки или стайки куличков, перелетающих с места на место.

Наконец, почти на самом конце косы, вытянувшейся узким длинным клином, мы увидели одинокого кулика.

Он беспокойно перебегал по самой кромке берега, останавливался, снова возвращался на прежнее место.

При этом он так тоскливо и жалобно кричал, раскачиваясь на своих тоненьких ножках, словно безнадёжно звал кого-то.

Мы остановили лодку совсем близко от куличка, но он не улетал и всё продолжал печально кричать, перебегать с места на место.

«Наверное, он зовёт свою подругу, — подумали мы, — может быть, она улетела с другим куличком, а может быть, её схватила и унесла в омут прожорливая щука... »

Щуки нередко утаскивают даже утят. Вот и теперь, притаившись в корягах недалеко от конца песчаного мыса, щука, как обычно, подстерегала играющих на отмели мелких рыбёшек. Возможно, она увидела стоящих в воде куличков, стремительно бросилась, схватила одного и унесла глубоко под корягу.

«Поэтому-то он и не уходит с этого места», — подумали мы.

Весь день мы то и дело вспоминали нашего куличка.

На обратном пути, вечером, подплывая к знакомой отмели, мы опять услыхали его крик. Он бегал по тому же месту, всё так же смотрел в воду, так же раскачивался и так же безнадёжно и печально кричал.

Много мы отдали бы тогда за то, чтобы как-то утешить бедного куличка, помочь ему.

Не знаю, есть ли у этой отмели какое-то местное название, но мы с тех пор называем её «Куликова косица».

У ХОРОШАВСКОГО ПЕРЕКАТА

Мы поднимались в своей лодке вверх по Вороне. Течение здесь довольно быстрое, гребли мы давно и поэтому начали уже подумывать об отдыхе. В одном месте, недалеко от деревни Хорошавки, где Ворона сильно сужается, мы увидали, что река вся перегорожена частоколом и густо переплетёнными ветками. Только у самого берега оставлен узенький проход, в который едва могла пролезть лодка. На середине плетня на здоровых кольях был сделан помост, застеленный большой охапкой сена. Под этим помостом оставался проём — незаплетённый кусок частокола, куда устремлялась вода. Такое сооружение называется на Вороне «сежей».

Во всю ширину проёма устанавливается сеть, от которой идут верёвки на верх помоста. Ночью проходящая рыба не может пролезть сквозь густой плетень, а потому вся устремляется в оставленный проём и неминуемо попадает в расставленную сеть. Человек, сидящий на помосте, дождавшись, когда рыбы набьётся много, просто подтягивает верёвки и вынимает попавшуюся рыбу.

Подобный хищнический способ ловли рыбы строго запрещён, но, к сожалению, в глухих местах браконьеры безнаказанно пользуются им.