На высоком берегу, где расположена Голошубиха, у скамейки стояли люди. Но даже и в бинокль нельзя было разобрать, кто это, хотя я наперечёт знал почти всех жителей этой деревни.
На всякий случай мы с Митей начали усиленно махать платками, а Михаил Алексеевич — своей белой панамой.
ПРИЕХАЛИ В ГОЛОШУБИХУ
Мы поравнялись с будкой бакенщика. За небольшим мысом уже показалась пристань Работки, где мы должны сходить с парохода. Встретят ли нас?
Пароход дал длинный гудок, стал забирать влево, потом повернул направо, развернулся и подвалил к пристани. Капитан простился с нами, попросил передать привет Ивану Васильевичу, а штурвальный Вася помог вынести наше имущество.
Я внимательно всматривался в толпу на пристани и на берегу, но не видел ни одного знакомого лица. «Неужели не встретит никто? — беспокоился я. — Наверно, не получили телеграмму».
Но вот я увидел высокую фигуру Ивана Васильевича. Как он постарел за два года! Его большая красивая борода и густые курчавые волосы совсем побелели. Рядом с ним стоит Андрей — наш неизменный спутник по рыбной ловле, в походах за грибами и па купанье. Он всё такой же: деловитый, хозяйственный парень, настоящий колхозник, хотя и лет ему не больше пятнадцати. Кто же это ещё с ним, поменьше? Неужели Горка? Ну да, он, Егор! Ух, как он вырос!
Мы поздоровались с ребятами и расцеловались со стариком.
— Ну вот и хорошо, что приехали, — сказал он. — А то я прямо заждался вас.
У Ивана Васильевича осенью умерла жена, поэтому он особенно скучал без друзей, звал в письмах приехать к нему на отдых. Было видно, что он очень рад нашему приезду.
Между пристанью и берегом стояла большая, двухпарная, недавно просмолённая лодка. Распорядительный Андрей уже хлопотал около неё, деловито укладывая наши вещи. Горка помогал ему и украдкой поглядывал на Митю.
Несмотря на всю общительность Мити, его знакомство с ребятами вначале не клеилось. Андрей держался «как большой», взяв в разговоре с Митей покровительственный, снисходительный тон, а Горка, слишком тихий и застенчивый, только односложно и смущённо отвечал на вопросы.
Горка и Андрей взялись за вёсла; Иван Васильевич сел за кормовое весло. Мы оттолкнулись, и лодка пошла вдоль высокого зелёного берега, спугивая стаи галок и ворон, которые долбили клювами выброшенные волной ракушки.
В пути Иван Васильевич рассказывал нам о своём колхозе, о наших общих знакомых.
— Ну, а как ваша рыболовецкая артель? — спросил Михаил Алексеевич.
— Жаловаться нельзя, план всё время перевыполняем. Вот этой весной в Большом озере, против Кувардина, мы столько рыбы выловили — страсть! Из годов улов был. Даже бабы и ребятишки наши и то обловились. Морозы у нас стояли крепкие, и все маленькие озёра душились.
— Как «душились»? — спросил Митя.
— А вот как. Когда озеро неглубокое, оно зимой покрывается толстым льдом, и рыбе становится трудно дышать. Вот как тебе, если под одеяло с головой залезешь. Рыба начинает задыхаться. Тут её и ловят все, кому не лень. Целыми корзинками рыбу домой приносили. Пробьют во льду лунку — рыба бросится к свежему воздуху подышать, а тут её прямо и вычерпывают, как из садка.
— А за Волгой как, рыба не душилась? — спросил Михаил Алексеевич.
— Чего ей там душиться-то! Рассоха или, скажем, ваша Борчага — озёра глубокие. Там ямы есть, да и вода в них всё время свежая от родников. Не беспокойтесь: для вас рыбы хватит!.. А что, вы в самом деле лодку строить хотите? — спросил Иван Васильевич.
— Обязательно! Завтра к вечеру должна быть готова, — ответил я.
— Уж очень ты быстрый, Пётр Иванович! Я что-то не слыхал, чтобы за один день можно было лодку сделать. Давай-ка лучше в Жуковском затоне небольшую лодочку или ботничек ладный подыщем. Лёгонький ботничек незадорого купить можно. А ведь вы отдыхать приехали — чего вам зря маяться! Да и воду ваша лодка черпать станет. Оставите её рыбам на гнездо в Кудьме — вот помяните моё слово.
— Нет, раз уж затеяли — сделаем!
— Как хотите, мне что... Тесины, как просили, я вам приготовил, инструмент у меня в порядке. Делайте на здоровье.
Видно было, что Иван Васильевич не очень верит в нашу затею. Зато Андрей и Горка, услыхав о постройке лодки, оживились. Им это дело пришлось по душе, и мы всю остальную дорогу говорили только о нашей лодке.
В разговорах время прошло незаметно.
Из-за мыса показался крошечный, вросший в гору тесовый домик голошубихинского бакенщика, с полосатым шестом и запасными бакенами. Вот и лодки, и развешанный на кольях длинный невод, и поленницы дров на берегу, и извилистая крутая тропинка наверх, на гору.
Мы причалили, взвалили на себя вещи и, пыхтя, стали взбираться на высокую гору. Навстречу нам высыпало человек десять босоногих ребятишек. Они наперебой старались помочь нам, взяли некоторые наши вещи, и шумный караван растянулся по тропинке.
На горе, у скамейки, нас ожидали старые знакомые. Здесь была наша будущая хозяйка — мать Андрея, его сестра с подругами, соседи Ивана Васильевича.
Было грустно, что нас не встречает жена Ивана Васильевича, маленькая добрая старушка... Она так, бывало, заботилась о нас, так умела изобретать на завтрак различные «оказии», как она называла свою стряпню. Грустно было при мысли, что её уже нет, что никто не будет напихивать нам в карманы вкусные сочни, румяные яблоки, добродушно ворчать на нас, что и уходим-то мы «спозаранку», «ни свет ни заря», и ноги-то промочим, и роса-то холодная, и измаемся-то мы.
А ведь всё было как будто по-старому. Те же хорошо знакомые вещи на кухне, в сенях, в комнате. Те же весёленькие, с цветочками, обои, на стенах мои фотографии и акварели, рисунки Михаила Алексеевича, будильник с музыкой... Всё было как при ней.
Мы чувствовали какую-то неловкость, преувеличенно громко разговаривали, смеялись, старались отвлечь Ивана Васильевича от невесёлых дум и воспоминаний...
Ребят набралась полная комната. Они с любопытством смотрели, как мы распаковываем вещи, вынимаем гостинцы, раскладываем рыболовное снаряжение. Андрей, на правах нашего старого приятеля, распоряжался. Он не позволял никому трогать мой фотографический аппарат, хозяйственно перекладывал удочки и одобрял их:
— Ух, сильна! Вот на эту окунь хватать будет.
Ребята долго и внимательно рассматривали наши гибкие складные бамбуковые удилища, которые так отличались от корявых, тяжёлых самодельных удилищ деревенских ребятишек, с толстой ниткой и неуклюжим пробковым поплавком, передавали из рук в руки кружки. Но что особенно поразило Горку — это мой новый электрический фонарь.
Митя показал ребятам, как фонарь зажигается, а потом дал подержать его Горке. Тот даже покраснел от удовольствия. Он время от времени зажигал фонарь и даже давал «попробовать» другим ребятам, но сейчас же ревниво отбирал обратно, зажигал сам, направляя свет себе в глаза, и вновь щёлкал выключателем. Горка так осмелел, что уже сам заговаривал с Митей. Они вдвоем открыли фонарь, вытащили из него батарейки, и было видно, что они совсем уже подружились.
Наконец мы разобрали весь свой багаж, раздали привезённые гостинцы. Ребята пошли показывать Мите сад, колхозный двор, огород, мельницу. С нами остались только взрослые и Андрей.
Вечером мы сидели на скамеечке над обрывом, смотрели на расстилающуюся перед нами широкую Волгу, на узкую, извилистую Кудьму с высокими осокорями по берегам, на блестящие зеркала луговых озёр, освещённых заходящим солнцем; угадывали в Заволжье место, где должно быть озеро Борчага, скрытое за высокими деревьями; отдыхали и говорили о завтрашнем дне, о том, как будем строить лодку, куда пойдём рыбачить, как оборудуем свои удочки.
