— Я третий месяц, — первым ответил мужик с клочковатой бородой.

— Я уже все три, — сказал больной и начал натужно кашлять, зажимая рот руками.

— А ты? — спросил я молодого человека.

— Со вчерашнего дня, — ответил он. — Я здешний урядник.

— Так ты Михаил Сухов? — вспомнил я фамилию парня, который разыскивал убитого нами урядника.

— Суханов, — поправил он. — Вы меня знаете?

— Ты же был у нас на хуторе, искал пропавшего начальника.

— Так это мы с вами там разговаривали? — искренне удивился полицейский. — А я вас в такой одежде и не признал.

— За что тебя задержали? — поинтересовался я.

— Не знаю, я заехал спросить про Василия Ивановича, а на меня набросились, избили и заковали в колодки.

— А в имении знали, что ты полицейский?

— Да, я представился помещику. Мы с ним поговорили, а, когда я собрался уехать, на меня напали сразу трое. Я пытался защищаться, но кто-то ударил сзади по голове.

— А вас почему задержали? — спросил я у коробейников.

— Не знаем, — быстро ответил за себя и больного клочковатый, — просто так.

Мне такой ответ совсем не понравился, коробейник явно темнил. Однако, разбираться с ним просто не было времени.

— Отдохнули? Нужно идти дальше, — сказал я, вставая.

Все поднялись, и мы пошли в направлении оставленных лошадей. Перед рощей было еще одно чистое место, на котором нас могли заметить секреты, и я проверил заряд в пистолете. Когда кончился лес, я сделал еще одну короткую остановку, чтобы дать спутником перевести дыхание. Потом мы перебежали опасную поляну и, наконец, оказались в «своей» роще.

До лощины, в которой остались лошади, добрались без приключений. Те встретили нас узнающим фырканьем. Оба сидельца тотчас повалились на землю. Михаил Суханов был значительно бодрее и просто прислонился к дереву.

— Вы, — сказал я коробейникам, — поедете верхом, а мы пойдем пешком.

Меня молча выслушали, и никто не возразил. Чтобы двигаться быстрее, мы тут же помогли ослабевшим мужикам взобраться на лошадей и направились в сторону большой дороги. Ночь близилась к концу, но небо пока не светлело, и стало еще холодней. Однако, на ходу этого не ощущалось. Наконец, мы миновали последние деревья. Дорога совсем замерзла и звенела под стальными лошадиными подковами.

— Мы идем на хутор, — сказал я.

— Я с вами, — сразу же ответил урядник.

— Мы тоже, — после секундной заминки сказал кудлатый.

— Тогда вперед!

Всадники двинулись первыми, мы пошли следом.

— Останешься с нами? — спросил я урядника.

— Мне нужно разыскать Ястребова. Может быть, он тоже попал к ним в плен, — ответил он.

— Можешь не искать, я наверняка знаю, что он погиб.

Ефим искоса глянул на меня и предостерегающе кашлянул. Однако, это меня не остановило:

— Мы с ним говорили, когда магистр увез наших женщин. Василий Иванович обещал помочь, но они его убили.

— Вы это точно знаете?

— Да, мы с Ефимом сами видели, как он один сражался с несколькими гайдуками, троих убил, но погиб и сам. Это между прочим, их лошади.

— Неужто погиб?! — воскликнул Суханов, останавливаясь посреди дороги.

— Погиб, — повторил я.

— Вечная ему память, — крестясь, сказал Василий, — хороший был человек! Таких не часто встретишь!

— Не то слово, замечательный!

Ефим подозрительно фыркнул, но мы с Сухановым не обратили на него внимания. Стояли, склонив головы, перед памятью усопшего. Потом я надел шапку, а урядник, бывший без головного убора, еще раз перекрестился, и пошли дальше. Пока мы стояли на месте, наши коробейники опередили нас метров на пятьдесят.

— Эй, — негромко окликнул я их, — подождите нас!

Однако, они или не услышали, или не захотели останавливаться.

— Стойте! — крикнул я чуть громче.

Они, вместо того, чтобы остановить лошадей, неожиданно пустили их в карьер.

— Стойте! — опять закричал я и осекся. Коробейники уже ускакали,

— Вот иуды! — воскликнул Ефим. — Коней увели! Вот и помогай после этого людям!

Я хотел высказаться более эмоционально, в лучших народных традициях, но не успел. Впереди протрещало несколько пистолетных выстрелов.

— Засада! — крикнул я, оглядываясь, куда можно спрятаться.

Мы застыли на месте, как вкопанные. На дороге снова выстрелили. Потом раздался крик, и все стихло.

— Отходим в лес, — сказал урядник, и мы бросились под защиту деревьев.

— Пойдем вдоль дороги, — решил я. — Ефим, поправь холстину.

Мы так до сих пор и не сняли маскхалаты, просто, чтобы не мешали, отбросили их за спины. Суханов удивленно наблюдал, как мы из мужиков превращаемся в баб, но потом оценил новшество:

— Этак вас во тьме и не углядишь!

— А то, — ответил я. — Мы пойдем вдоль дороги, а ты уходи подальше в лес, как кого-нибудь увидишь, прячься.

Стреляли относительно недалеко, метрах в трехстах, так что к опасному месту мы подошли достаточно быстро. На дороге толклось несколько человек, рассматривавших лежащие на земле тела. Разговаривали между собой громко, никого не опасаясь.

— Это надо-ть, что удумали! — сказал сердитый голос. — Стог подожгли! Это не иначе, как Нил удумал, Пашка-то сам бы ни в жисть до такого не догадался.

— Нил, он такой! — поддержал его другой голос. — Пашка, он что! Он ничего! А магистр-то востер, сразу нас вперед послал, знал, чья кошка сметану съела.

— А коней-то они где добыли? Этот вроде знакомый, не Федькин ли донец?

— Кажись, его. Никак, и он с Нилом в сговоре?

— Доложить магистру надо.

— Привезем их, так сам, небось, увидит.

— Так что, вертаться будем или еще покараулим? — спросил кто-то, не участвовавший до этого в разговоре.

— Откараулили, чего здря мерзнуть.

— А вдруг у них спомошники были? — усомнился кто-то еще.

— Были бы, так все вместе бежали, а они сам друг. Да и после стрельбы ищи ветра в поле!

В этом гайдуки были правы, и нам только осталось ждать, когда они заберут тела и уберутся восвояси. Когда засада свернулась и ускакала назад к имению, мы выбрались на дорогу.

— Похоже, что узники-то были их же товарищами.

— Не иначе, как чем провинились, вот и попали у своих же в колодки, — предположил урядник.

— А нам повезло, что иуды коней увели, иначе мы бы на их месте были, — сказал Ефим. — Дальше, похоже, застав нет, пошли отсюда скорее.

Мы опять вышли на дорогу и быстрым шагом направились к хутору. Меня волновало, как там наши сидельцы. Оба, когда мы уезжали, были так пьяны, что взять их можно было голыми руками. Однако до хутора было еще далеко и, как мы ни спешили, добрались до него только минут через сорок.

Une trus belle femme, — сказал свободный крестьянин Александр Егорович, открывая глаза и глядя на нас мутным взглядом. Потом добавил: — Ma femme une tres belle femme.

— Это он по-каковски? — не понял урядник.

— По-французски, — ответил я.

— А что говорит? — удивленно поинтересовался он, рассматривая два распростертых на полу чердака недвижимых человеческих тела.

Я уже научился кое-как понимать простые французские фразы, особенно в нижегородском исполнении, и перевел:

— Моя жена — очень красивая женщина.

— А где его жена? — спросил Михаил.

— Скорее всего, погибла в имении Моргуна.

Что произошло с земляками, урядник спрашивать не стал, это было понятно и так по количеству пустых бутылок, разбросанных вокруг. Меня же, честно говоря, очень заинтересовало, каким образом им удалось все это выпить за относительно короткое время, что мы с Ефимом отсутствовали на хуторе.

— Пусть отсыпаются, — сказал я без российской теплоты в голосе, спускаясь по лестнице вниз в горницу. — Нам бы тоже не помешало поесть и отдохнуть.

На наше счастье, у капитана и хуторянина была гипертрофированная жажда, а не аппетит — провизия оказалась практически нетронутой. Мы сели завтракать.