И снова захихикала.

— Это была отличная мысль, нужно признать. Величайшая идея двадцатого века. Брошусь Джимми в объятия, проведу ночь у него, безнадежно «скомпрометирую» себя и поставлю папу перед свершившимся фактом. «Теперь послушай, — сказала бы я ему. — Можешь выбирать. Или разрешишь мне выйти за Джимми, или я расскажу репортерам всех конкурирующих изданий — знаешь же, как они тебя любят, — что обожаемая доченька старика Кэллингема провела вчера ночь с мужчиной в однокомнатной квартире в Нижнем Манхэттене». Вот была бы сенсация! Как цитата из «Дэвида Копперфильда», и, ручаюсь, это бы подействовало.

В комичном воодушевлении она даже захлопала.

— Я-то знаю, подействовало бы. Уже только видеть, как он это воспримет, и то счастье!

«Когда фривольность переходит определенную границу, — пришло мне в голову, — то может быть почти великолепна».

Бетси озабоченно взглянула на нее.

— Так ты поехала к Джимми домой?

— Ну конечно. Зашла в гараж за машиной, дала по газам и тут же была у него. И можете представить, чем он занимался? Был в кухне — в такой ужасной тесной клетушке! Видели бы вы! Он варил на ужин спагетти. Представляете? Был полностью на мели. Дошел до ручки, в кармане ни цента. И к тому же был полуголый. В такой кухне нужно раздеться, если хочешь остаться в живых. Как будущий муж лакомее выглядеть просто не мог! И, кроме того, попивал мартини. Так я его вытащила из той кухни и тоже пропустила стаканчик, и притом изложила ему свой план.

— Когда это было? — спросил я.

— Ну, думаю, туда я добралась около семи, но потом все тянулось часами. Я имею в виду мартини и разговоры.

Она смяла сигарету в пепельнице.

— Ну, он был и недотепа! Вы все орали про Джимми, что он мерзавец, просто воплощение зла, а он был сама деликатность, корректнее вас двоих, если такое возможно. Вначале перепугался. Сделать нечто такое ужасное? И кому — великому мистеру Кэллингему? Я бы его просто убила… но я не убила его. Только я капала и капала ему на мозги, — ну, как та капля, что камень точит. И подействовало. Около десяти он уже был готов. Прелесть! Нужно было нас видеть: я как злодей-соблазнитель с черными усиками и бедняка Джимми, полураздетый, все стыдливо хлопает своими длинными ресницами и вздыхает:

— Ах, нет, ах, нет…

Бетси ее перебила:

— Но он согласился с твоим планом?

— Ну разумеется, наконец согласился. Только наделал ужасных сложностей. Из-за соседей. Те были на какой-то вечеринке, а он их до этого пригласил выпить, когда вернулся домой. Наплевать на них он не мог, потому что их мать даром сдавала ему квартиру. Так он заявил, что, если они увидят там меня, будет страшный скандал. Мол, они этого не допустят, вышвырнут нас на улицу и так далее. Он столько наговорил, словно наступил конец света. Я подумала, что сама с удовольствием убралась бы из такой квартиры. Но это так, кстати. А вот другое — некстати. Мол, у него есть приятель. И к нему в квартиру мы можем спокойно перебраться, и все. Я должна посидеть спокойно, а он поедет обговорить все с приятелем. Сделал мне еще один коктейль и исчез, оставив меня одну.

Я насторожился, ибо ее история начала опасно сближаться с моей. Приятелем, к которому отправился Джимми, чтобы решить вопрос с квартирой, была не кто иная, как Анжелика. Сказочка о неожиданно вернувшемся хозяине, с которой он явился к Анжелике, была, разумеется, вымышленной.

Дафна протянула руку к сумочке Бетси и начала копаться в ней в поисках сигарет. Найдя одну, опять заставила меня дать ей прикурить.

— Я в это время уже изрядно набралась, — продолжала она. — И все казалось мне безумно смешным. Что Джимми ведет себя как старая дева. Мне даже пришло в голову, что я его так напугала своими бесстыжими предложениями, что он, как раненый олень, исчез в ночи. Но он не сбежал. Довольно быстро вернулся. Все о’кей — сказал он. Приятель перебрался к другому приятелю, освободив квартиру. Можем идти. Так что мы сели в машину и поехали.

— Где была та, другая квартира? — спросила Бетси.

— Ну, я не знаю. Где-то в трущобах Гринвич Вилледж. Машину вел Джимми. Но там, моя милая, зрелище было еще то. Ты даже представить себе не можешь. Такая грязно-розовая краска на стенах, еще там было кресло — ты не поверишь, но это правда. По крайней мере, я думаю, что правда, разве что это были галлюцинации от всего выпитого, но оно все-все было составлено из оленьих рогов, представляешь? А Джимми, как только доставил меня туда, снова завел о своих соседях. Но к тому времени это меня уже не занимало.

В голове моей зароились самые худшие сомнения. Какого черта я тут торчу? Ведь до сих пор он всегда казался мне таким мужественным, когда хватал меня за горло, вытряхивал из меня душу и делал прочие ужасные вещи. А тут вдруг метался вокруг, как испуганный скаут, и я подумала: «И этого я хотела, и так я ошиблась? Не бросаюсь ли я безумно замуж всего лишь за очередного образцового порядочного американского парня — за очередного Билла Хардинга?»

Она улыбнулась мне.

— Дорогой Билл, я же всерьез так не думала. Это я так тебя подкалываю. Но он до омерзения твердил о соседях, что вот-вот вернутся с вечеринки и что ему нужно быть там, чтобы встретить их, когда зайдут на огонек. Так что он вернется туда. Отделается от них в течение получаса, потом приедет и начнется наша прекрасная ночь любви.

Ну вот, так он и сделал. Оставил меня там. Думаю, было около половины двенадцатого. И я осталась там торчать без капли мартини и с этим ужасным рогатым креслом. И тут, дорогие мои, произошло самое унизительное. Сказалось эмоциональное разочарование, да еще спрыснутое джином. На минутку прилегла на постель, чтобы отдохнуть — хотелось просто вытянуться. И первое, что я увидела, открыв глаза, — это бледный утренний свет, лившийся в окно. Была половина седьмого утра, и я лежала там — не совращенная, но помятая, зачуханная, без зубной щетки, в ужасном похмелье — и совершенно одна.

Мои опасения, что Дафна могла знать об Анжелике, теперь развеялись, но все-таки я оставался настороже. Может быть, она говорила правду, а может быть, и нет. Умела прекрасно лгать, что и доказала утром с Трэнтом. Отчасти ее рассказ, разумеется, был правдив. Действительно, была на той квартире. Кресло из оленьих рогов выдумать она не могла. Но в самом деле уснула? Что, если, взбеленившись в ожидании возвращения Джимми, поехала назад к нему на квартиру, с пьяных глаз поругались и ей под руку вдруг попался пистолет? Эту мысль я предпочел выбросить из головы. Было много удобнее принять ее версию за чистую монету.

Некоторые детали не совпадали. Брауны сказали Трэнту, что Джимми отказался от приглашения, сославшись на какую-то встречу. С Дафной у него никакой договоренности не было, та заявилась незваной. К тому же Брауны не говорили, что собирались после вечеринки зайти к Джимми на огонек. Да они и не вернулись до полуночи, пришли часа в четыре утра. А выдумка Джимми, что Брауны возражают против женских визитов, была явной импровизацией. Если он действительно сказал это Дафне, значит, наверняка ждал чьего-то визита, которому помешала Дафна со своей безумной затеей. Раз не мог от нее избавиться иным образом, придумал эту глупую причину и даже пошел на то, чтобы выгнать Анжелику, чтобы было куда деть Дафну. Если Дафна говорит правду, Джимми вернулся к себе, чтобы там дождаться встречи — или что там у него было — и был убит. Но если Дафна лжет…

Искоса взглянул на Бетси. Мне показалось, ей полегчало.

— И это все, что произошло?

Дафна кивнула.

— Ну да, ведь я же тебе сказала, что не было ничего заслуживающего внимания. Я ехала на своей машине. Так что ни таксист, никто другой не мог меня видеть. Не думаешь, что у меня хватит ума самой все обдумать? Больше абсолютно ничего не случилось. Ну, конечно, я была зла на Джимми и тряслась от страха, что папа уже вернулся из Бостона. Помчалась домой, но, разумеется, опоздала, и папа уже ждал меня с газетами в руке. Напустился на меня, едва я вошла. И, кроме того, я была настолько разбита, а он так ужасно взбешен, что вытряхнул из меня буквально все.