Доктор сдержал обещание – они действительно поставили меня на ноги, устранив все повреждения. Разве что кроме одного… Только какое это теперь имеет значение для одинокого и замкнувшегося в себе существа?

Сейчас я готовилась выйти, наконец, на свободу, в тот жестокий и циничный мир, из которого я была выброшена жалким обломком кораблекрушения. Не могу сказать, что я пребывала в восторге от возможности вернуться.

За время, пока я была в больнице, в новой квартире закончились отделочные работы. Мама сказала, что даже завезли какую-то мебель. Родители настойчиво предлагали остаться с ними хотя бы на первое время, но я попросила о возможности немного побыть одной, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Надеюсь, прозвучало это достаточно убедительно.

Почти все мои вещи, бывшие в палате, еще вчера увез папа. Они с мамой хотели отвезти меня ко мне домой после выписки, но я уговорила их этого не делать, пояснив, что хочу немного прогуляться и закончить одно очень важное дело. Возражать они не стали. Похоже, они вообще начали уже привыкать к моему странному поведению.

Я уложила в небольшой рюкзачок кое-какие оставшиеся шмотки, коробочку с таблетками и витаминами, которые мне было указано принимать регулярно и по расписанию, планшетник, телефон, портмоне и ключи от квартиры.

Затем я принялась одеваться потеплее. Наступил ноябрь, холодный, ветреный и мрачный. Уже был первый снег, который частично успел растаять, превратившись в грязь, и замерзнуть снова, образовав, наверное, гололед на улицах. Я наблюдала за этим из окна.

Родители предусмотрительно привезли мне теплые вещи. Сверху я надела водолазочку и теплый свитер под горло. Присев на край кровати, чтобы не стоять на все еще ослабленной правой ноге, я натянула плотные колготки и поверх них утепленные зимние спортивные брюки. Затем достала из пакета и обула легкие, но теплые туристические ботинки.

Я встала и прислушалась к своим ощущениям. Давненько я не была полностью одета, да и от обуви отвыкла совсем. Господи, как дикарка с затерянного в океане острова!

Расчесав волосы перед зеркалом в душевой, я собрала их в небрежный хвост, и, чтобы не выглядеть совсем как смерть, немного припудрила свое бледное, осунувшееся лицо.

Вернувшись в палату, я набросила на плечи куртку, взяла рюкзачок и, оглядев в последний раз место своего заключения, вышла в коридор, прихрамывая и опираясь на трость.

Мне навстречу двигался Александр Николаевич с какими-то рентгеновскими снимками в руках. Возле двери в ординаторскую мы поравнялись с ним.

- Собрались? – приветливо произнес он, оглядывая меня с ног до головы. – Ну как, нормально?

- Да, – проговорила я в ответ. – Только… Непривычно как-то.

- Освоитесь, и все будет хорошо. Про лечебную гимнастику не забывайте, договорились?

- Да, да, конечно…

Он протягивает мне свою узкую, длинную ладонь, и мы немного задержались в рукопожатии.

- Удачи вам, Ксения, – сказал он на прощание, поглядев мне в глаза. – Берегите себя.

- Спасибо. И вам всего доброго, Александр, – отвечаю я. – Спасибо за вашу помощь. И за поддержку тоже.

- Если что-то будет беспокоить – сразу же звоните.

- Хорошо… До свидания.

- До свидания.

Мы разошлись, и я направилась к лифтам, возле которых находилась дежурная стойка. Здесь я попрощалась с медсестрами, а с Мариной мы даже обнялись.

- Набирайся сил, – напутствовала она меня, – и заново учись улыбаться! Слышишь?

- Да, я постараюсь… – я знала, что ей будет приятно, и потому скромно улыбнулась специально для нее. – Спасибо тебе за все!

- Чиркни в «контактик» как-нибудь, как у тебя дела, хорошо? Знаешь ведь, как меня отыскать!

- Ага… Хорошо… Конечно, Марин!

- Ну все, удачки тебе! Пока!

- Счастливо…

Лифт спустил меня на первый этаж и я, застегнув куртку и надев перчатки, вышла, наконец, на улицу.

Не могу сказать, что воздух свободы сколько-нибудь опьянил меня. Ветром пошатнуло и пронизало холодом, хотя я и была вроде бы тепло одета. Я осторожно побрела через территорию больницы по асфальтовым дорожкам, опасаясь островков замерзших лужиц. Рухнуть здесь и вернуться в палату с каким-нибудь новым переломом мне совсем не хотелось. Когда я дохромала, до центрального входа на территорию, недалеко от ворот меня уже поджидал желтый «Фокус» – такси, еще заранее заказанное мной по телефону. Я открыла правую заднюю дверь и забралась в прогретый салон автомобиля, сняв рюкзачок с плеча. – Здравствуйте, – негромко проговорила я, снимая перчатку и забираясь во внутренний карман куртки. Немолодой уже водитель поворачивается в своем сиденье: – Добрый день. Куда едем? Я выудила, наконец, из кармана маленькую бумажку с адресом и протянула ее водителю: – Вот сюда, пожалуйста. Он, поглядев адрес и, судя по всему, не найдя его в своей памяти, принялся искать в памяти навигатора. Когда, наконец, маршрут был проложен, машина трогается с места. Я торопливо пристегнула ремень безопасности и придвинулась поближе к окну, откинув голову на подголовник. Ехать довольно далеко, и скорость движения невысокая – будний день, на дорогах немало автомобилей, хотя город еще и не начал заполняться транспортом в преддверии новогодних праздников. Невероятно, но ведь и правда скоро уже наступит Новый год. Даже как-то не верится, что время так прошло! Вот оно лето, и вот, внезапно, зима! Хотя время и не пролетело быстро. Получился как будто кусок жизни, прожитый отдельно от всего… Странное ощущение. Я попыталась не думать ни о чем и прикрыла глаза.

- Приехали! – голос водителя отрывает меня от полудремотных

размышлений.

Машина остановилась недалеко от въезда на большую стоянку,

расположенную на обширном пустыре и огороженную сетчатым забором. Я принялась рыться в рюкзаке и достала сложенный в несколько раз лист бумаги – договор о приеме транспортного средства на длительное хранение.

– Пожалуйста, подождите меня, – сказала я таксисту. – Я оплачу время ожидания… Он кивает, и я выбираюсь из машины. Ветер холодный и беспокойный, я спряталась поглубже в воротник пуховика, капюшон каждый раз сбрасывает назад, когда налетает новый порыв. Уже почти доковыляв до вагончика охраны и будки с шлагбаумом, я поняла, что оставила перчатки в машине. Холодно. Из будки мне навстречу выходит мужичок в потертой форме охранника. Где-то между будкой и вагончиком начинает ворчать собака. – Здравствуй, красавица, – расплывшись в улыбке, проговорил он. – Что забыла тут? От него ощутимо тянет спиртным. Я молча протянула ему трепещущий на ветру лист бумаги. – У-м-м… э-э-э, – протягивает он, придерживая листок и пытаясь разобрать текст. – Место «дэ» девяносто четыре… Это прямо и налево, в конце ряда будет! Я прошла мимо него, минуя шлагбаум, и направилась в указанном направлении. Собака уже залилась лаем мне вслед, а ветер неистово подталкивал в спину.

Под ногами похрустывал лед, когда я медленно и осторожно брела, опираясь на свою трость, вдоль рядов грязных, покрытых наледью и снегом автомобилей. Аварийных машин здесь было не слишком много, но все же встречались. И где-то здесь же, среди этого молчаливого кладбища, надолго или навсегда замерших механизмов, нашла свое пристанище и моя «Снежинка»…

Я не сразу поняла, что это она. В самом конце стоянки, ближе к сетчатому забору, появилась груда искореженного металла, покрытого грязной, промерзлой пылью и заледеневшими подтеками, слегка припорошенная снегом. Почти разорванный пополам кузов, торчащие в разные стороны части обшивки, труб, шлангов и проводов… Лишь увидев переднюю часть машины, которая не была смята настолько сильно, я узнала свою малышку.

Какой-то ком тут же подкатывает к горлу… Я подошла ближе и, вытянув платок из кармана, стерла грязь с уцелевшей левой фары – ее взгляд мертвый и безжизненный. Эти глазки больше не будут стрелять голубыми потоками света.

Сбросив рюкзак, я опустилась за холодную землю, вытянув ноющую ногу и прислонившись спиной к помятому и грязному, но когда-то сверкавшему белизной крылу, из-под которого под неестественным наклоном вывернуто спущенное колесо.