Отойдя на минуту, Настя вернулась, держа в руках ошейник с цепью, и заставила меня подняться и сесть на кровати. Я подчинилась безропотно, лишь опустив глаза и стараясь не встретиться с ней взглядом. Потому что мне было стыдно! Я была недостойна смотреть на нее!

Через минуту или две все было закончено. Цепь от моего ошейника была прикреплена к спинке кровати, и Настя уложила меня на мое обычное место, справа от себя, поправив подушки и укрыв одеялом, после чего выключила свет и легла сама. В тишине погруженной во мрак спальни я услышала ее тихий и усталый вздох.

Ну а я вообще старалась не дышать и тем более не шевелиться, боясь потревожить Настю или доставить ей неудобство. Сама я не испытывала серьезного дискомфорта – весь этот стальной бондаж был в общем-то привычным, а широкие браслеты ручных кандалов не причиняли боли запястьям.

Вот только одна мысль терзала меня сейчас особенно сильно, даже невыносимо! Я оказалась в этих оковах по одной простой причине – Настя больше не может доверять мне в полной мере. Если вообще может хоть сколько-нибудь доверять.

Прошло почти две недели с того самого дня, как в Шереметьево приземлился рейс из Франкфурта с лужей моей крови на борту. Ну а вслед за ним свалился прямо брюхом на бетонную полосу и лайнер моей Мечты. Я с трудом верила и плохо понимала то, во что превратилась моя жизнь после этого. Все эти дни я прожила безвольной и тихой пленницей в Настином доме, где мне больше не предоставлялось никакой свободы и откуда мне не было выхода. За исключением третьего или четвертого дня, когда Настя освободила меня, привела в порядок и лично отвезла в Москву для участия в похоронном обряде, который она организовала при помощи друзей и знакомых моих родителей. В тот день она вообще ни на секунду не отходила от меня даже на шаг. В остальное же время мне было негласно, но более чем определенно и строго запрещено покидать не просто дом, а даже спальню. Настя ухаживала за мной сама, все время держа под самым жестким контролем, который только был возможен. Относительную свободу я могла получить лишь когда мне разрешалось отправиться в душ или привести себя в порядок, причем все хоть сколько-нибудь опасные, по Настиному мнению, предметы в это время никогда не находились рядом со мной. И поделать с этим я ничего не могла – подорванное доверие восстановить будет непросто, если вообще возможно. Я привыкла к своим оковам, которых Настя с меня больше уже и не снимала, хотя временами и было трудно. Особенно по ночам. Но все же чувство полной беспомощности компенсировалось тем, что Настя всегда была рядом. Пусть она не доверяла мне, пусть держала под самым строгим присмотром и в жестких рамках, но она не прогоняла меня! И это зародило и поддерживало в моей душе тихий и слабый, но все же отчетливый огонек надежды. Что может не все еще потеряно. Тяжелее всего было переносить дистанцию, на которой она меня держала. Что-то мне подсказывало, что дистанция эта возникла не целиком по ее воле, а сложилась из-за сильных потрясений, переживаний, страха и недопонимания. И недосказанности тоже. Мы так и не поговорили ни разу. Мы с ней вообще почти не разговаривали. Лишь о самом необходимом, когда без слов обойтись уже было нельзя. Таково было ее решение, которое я оспаривать не посмела.

И это наше молчание угнетало меня намного сильнее, чем та тюрьма строгого режима, в которую для меня превратился роскошный и уютный Настин особняк. Ее и саму это терзало – с каждым днем все более заметно. Вот только выхода из сложившейся ситуации пока не находилось. Сколько мы еще будем жить вот так?..

Все эти тяжкие мысли вертелись в моем сознании день и ночь. Да, и ночью все это продолжало медленно и больно грызть изнутри, превращаясь в бредовые сны, едва ли не кошмары. Вот и сейчас я чувствовала, что вокруг меня что-то происходит, но с трудом могла понять, что именно. Спустя некоторое время я осознала, что продолжаю находиться будто в полусне, но при этом слышу вроде бы вполне реальный разговор где-то возле себя и даже более или менее улавливаю его суть. Да и голоса были знакомыми. Один из них принадлежал Насте, ну а второй, кто бы мог подумать, Милене! – У меня не слишком много времени, – негромко говорила Настя, и тон ее голоса выражал волнение, усталость и тоску. – Спасибо, что приехала. – Да не за что, – отозвалась Милена тоже тихо, почти шепотом. – Я все понимаю, Насть… А она точно спит? – Вроде уснула крепко. Ночью пришлось давать ей снотворное… Все последнее время она очень плохо спала. Часто просыпается, едва ли не с криками, и потом плачет… – голос Насти будто бы дрогнул, и продолжила она лишь после паузы. – Все очень плохо сейчас. И так продолжаться не должно! – Я только не понимаю, почему до сих пор продолжается, – ответила ей Милена. – Что Ксюша тебе сказала? Как объяснила свой поступок? – Никак… Хотя она и пыталась. Мы не говорили с ней… Об этом невозможно говорить, Милена! – Настя чуть было не повысила голос, но сумела сдержаться и снова заговорила тихо: – Она едва не убила себя! И я не могу без дрожи даже подумать об этом… Я ужасно виновата перед ней!.. – Тише, Насть, успокойся… Все будет хорошо. Вам нужно собраться с силами и решать все поскорее. Они немного помолчали, и мне будто даже показалось, что Настя заплакала. Но спустя минуту она заговорила относительно спокойным, лишь только очень печальным голосом: – Я знаю. И сегодня должна подготовить для этого все необходимое… Хочется верить, что это будет не зря, – она снова умолкла, будто говорить ей стало совсем уже трудно. – Все это непросто, потому что я потеряла контроль не только над ней, но и над собой, Милена! – Ты должна взять себя в руки!.. И чем скорее… – Знаю, – повторила Настя, и я вдруг ощутила аромат ее духов совсем близко, а затем и дыхание на своем лице, после чего она осторожно поправила мою подушку и получше укутала мягким одеялом. От всего этого я почти полностью проснулась, хотя до конца и не могла прогнать остатков сонливости, вызванной успокоительными и снотворным. Я лежала к ним спиной, но все равно опасалась приоткрывать глаза. Они не знали, что я уже не сплю и слышу их разговор. Так пусть лучше и не знают. Присутствие Милены меня не столько смутило, сколько удивило. Для чего Настя могла позвать ее? Что-то должно было сегодня произойти? Но вот что?.. – Насть… – протянула вдруг Милена будто бы неуверенно и удивленно. – Почему она так лежит?.. Черт, что это?! – Тише, не разбуди ее… – Она что закованная спит?.. – Милена вполне натурально изумилась, а я в свою очередь изумилась ее изумлению. – За что ты ее так?.. Настя ответила не сразу. – Я не могу дать ей хоть сколько-нибудь свободы, – проговорила она наконец. – Мне страшно! Я боюсь, что она может с собой что-нибудь сделать! – Ты ее все время что ли так держишь?! И она не возражала?! – Может это и слишком жестоко, – Настин голос вновь потерял твердость, – но я приняла это решение в одностороннем порядке. А она… Она не решилась, что-либо сказать против. Или не захотела… Мне больше ничего не оставалось! Я не могу ее потерять! – О, господи… Настя! – судя по звуку Милена отошла от постели. – Это уже слишком! Не ты ли всегда строго придерживалась правил?! Так нельзя! – Ты ли говоришь мне это, дорогая? – без язвительности, но все-таки с упреком парировала Настя. – Ее жизнь дороже мне всяких правил и принципов. Я готова поступиться чем угодно ради ее блага и безопасности… Мне стоило громадных усилий не заплакать и не пошевелиться при этих ее словах! Слезы, впрочем, уже настойчиво полились из-под моих опущенных век, но сейчас я сосредоточилась лишь на том, чтобы не дай бог не издать ни звука! – Насть, почему не сделать все как-нибудь мягче?.. Она недостаточно натерпелась? Может быть ей сможет помочь хороший специалист? Давай поищем! – Она откажется от любого врача. Поверь мне, Милена, я знаю. И потому пытаюсь уладить все немного иначе. К сожалению, не все получается гладко. Даже далеко не все. Но я не оставлю ее в таком состоянии! – Ладно, Насть, надеюсь, ты все же знаешь, что делаешь. Лучше тебя Ксюшку все равно никто не знает и не понимает! – До последних событий я тоже так считала, – грустно отозвалась Настя. – И теперь мне не по себе… В общем, если ты присмотришь за ней, я буду очень благодарна. Нельзя ее сейчас оставлять одну. Даже ненадолго. – Конечно, Насть. Я побуду с ней, можешь не волноваться об этом. – Спасибо тебе… Покорми ее, когда она проснется, хорошо? Освободи ей руки и дай немного времени, чтобы она привела себя в порядок. Но будь очень внимательна, прошу тебя… – Настя! – на этот раз голос Милены прозвучал укоризненно. – Поезжай и будь спокойна. Обещаю тебе, с Ксюшкой все будет хорошо. После этого была небольшая пауза, и в спальне воцарилась тишина. Я даже отчетливо представила, как Настя сейчас стоит за моей спиной в нерешительности. – Ладно, идем, – проговорила наконец она. – Я оставлю тебе ключи, а остальное, если нужно, все найдешь. Они обе вышли из спальни, и я немного расслабилась, попытавшись даже лечь немного поудобнее. Хотя со скованными за спиной руками это и было затруднительно. Милена, судя по всему, отправилась провожать Настю, и я погрузилась в размышления. В чем была необходимость Настиного отъезда? Надолго ли она уезжает и куда? Но мысли и догадки, разумеется, ни к чему не привели. Да и не столь важно все это было. Гораздо более значительным было то, что я услышала из их диалога. Может быть наконец настал тот самый момент, когда пришло время выходить из «мертвой петли» в наших с Настей отношениях?.. Слишком опасной она получилась, и завершить ее следовало как можно скорее, пока эта петля не сдавила кому-нибудь из нас шею. Быть может, даже нам обеим. Впервые за много дней я услышала столько слов из Настиных уст, пусть даже они и предназначались не мне. Но от этого в моей душе значительно, многократно усилилась надежда! Настя хочет все исправить, и если она даст мне шанс, я не упущу его! Ни за что! Милена вернулась в спальню через несколько минут. Я слышала ее неторопливые шаги по комнате, после чего она вроде бы опустилась в кресло. Странно, но появление Милены немного вывело меня из замкнутых кругов моих беспокойных и тяжких размышлений. Этому конечно в основном способствовали слова, услышанные от Насти, но и некоторое постороннее вмешательство в затянувшееся отчаяние и уныние было сейчас, наверное, совсем не лишним. Меня даже позабавила мысль о том, что Милену приставили ко мне в качестве сиделки. При других обстоятельствах я уже откровенно веселилась бы по этому поводу, придумывая сотни колких шуточек, но сейчас такое вряд ли возможно. Хотя и выглядело привлекательным способом отвлечься от тягостных дум. Придя к выводу, что уснуть уже не получится, я все же решилась пошевелиться, чтобы дать понять – я уже не сплю. Милена отреагировала на это и, кажется, поднялась со своего места. – Ксюш?.. – позвала она негромко. Выбраться из-под одеяла самостоятельно было проблематично, и потому я лишь кое-как повернулась на спину, чтобы наконец взглянуть на Милену. Она уже подошла к кровати и с некоторым беспокойством посмотрела на меня. Сейчас она была не в каком-нибудь обычном для нее шикарном наряде, а в простых джинсах и кофточке, слегка растрепанная и даже без сколько-нибудь эффектного мейка на лице. Может торопливо примчалась из дома, а может просто была до этого в спортивном клубе. – Привет, – тихо сказала я, делая попытку приподняться. Она убрала одеяло, присела на край кровати и помогла мне сесть, подложив мне пару подушек под спину, чтобы было удобнее, после чего некоторое время с сожалением и сочувствием смотрела мне в глаза. Затем она покачала головой и произнесла: – Ксюшка, Ксюшка… Что же ты наделала… Я опустила глаза и виновато пожала плечами. – Сама до сих пор в шоке от этого. Не поверишь, наверное, даже… Она немного помолчала, а потом, желая чтобы я все-таки на нее посмотрела, осторожно коснулась моего подбородка, и тогда я подняла голову. – Надеюсь, что это и правда так, – проговорила Милена, будто борясь с сомнениями. – Стоило оно того, Ксю?.. Ты хоть видела, что теперь творится с Настей? – Милена, прошу тебя! – я умоляюще поглядела на нее, с отчаянием и протестом в глазах, и тогда она смягчилась и привлекла меня к себе. – Все, все, успокойся, – сказала она, обнимая меня. – Пока еще чего-то непоправимого ни тебе, ни ей сделать не удалось. – Хочется верить… – тихо отозвалась я. – Как ты себя чувствуешь? Настя сказала, что ты вроде спать должна после снотворного. – Может уже невозможно просто спать, – я снова пожала плечами. Тогда Милена чуть отстранилась и огляделась по сторонам, будто ища что-то. – Ты голодная? – спросила она, поднимаясь на ноги. – Съела бы что-нибудь, – сказала я без особого энтузиазма. – Хорошо, сейчас… – она направилась к комоду, где, видимо и нашла то, что искала – комплект ключей от моих оков. Вернувшись ко мне, Милена больше с иронией, нежели серьезно спросила, склонив голову и прищурившись: – Если я освобожу тебя, ты ведь не станешь делать глупостей? Я даже сумела улыбнуться и тихо проговорила в ответ: – Нет, не стану. Я и не буйная вовсе… Но Настя была бы против. – Насти сейчас здесь нет, – Милена помогла мне переместиться к краю кровати, села рядом и принялась подбирать ключик к замку, соединяющему браслеты ручных кандалов. – Да и пора, на мой взгляд, донести до нее, что ты больше не собираешься себе никак вредить. Ты так не думаешь? – Постоянно об этом думаю… – искренне сказала я с печальным вздохом. – Но пока не получается. А ты не знаешь, далеко ли она поехала? Милена наконец справилась с замком, и я почувствовала, что могу развести руки. От непривычного чувства свободы мне было даже как-то не по себе. – Нет, она не сказала. Лишь попросила побыть с тобой. В очередной раз грустно вздохнув, я не нашлась, что еще сказать по этому поводу. Настя сама принимает решения, ситуация под ее полным контролем. Пусть так будет и впредь! Всегда. Никогда раньше я настолько сильно не проникалась мыслями о ее доминирующем положении, которое сейчас казалось мне единственно разумным и верным по отношению ко мне и к нашей с ней совместной жизни. Милена сняла цепь с браслетов на моих лодыжках и собралась было избавить меня и от самих браслетов тоже, но я остановила ее со словами: – Не нужно, оставь. Это все уже не мешает. Я привыкла к ним. Она улыбнулась в ответ и, поднимаясь, не без лукавства заметила: – Ты прониклась всем этим, как я посмотрю. Не сочти за иронию. Правда, очень мило. Вот только обстоятельства сейчас омрачают все… – Да уж, с этим спорить трудно, – проговорила я, вставая с кровати и стараясь привыкнуть к ощущению свободы. – Я приму душ, хорошо? А потом пойдем вниз. Милена заколебалась было на мгновение, но я тут же со всей возможной проникновенностью в голосе поспешила ее успокоить: – Не волнуйся, я только приму душ и все. Не пытайся выявить в каждом моем движении жажду суицида, пожалуйста. Мне и так очень больно наблюдать это в каждом Настином взгляде… – Убедила, – она согласно кивнула и улыбнулась. – Ну иди тогда уже, я подожду тебя тут. – Спасибо, – сказала я, улыбнувшись ей в ответ и направившись к гардеробу, чтобы достать новый комплект нижнего белья. Но на полпути я остановилась, обернулась и добавила: – Я рада тебя видеть. Спасибо, что согласилась помочь Насте. Она усмехнулась и покачала головой: – Не понимаю я, за что ты благодаришь, но мне приятно, Ксюш. В свое время у всех нас было все далеко не просто. Но ты помогла мне, и я уже никогда не оставлю тебя в беде. Ни тебя, ни Настю. Пусть каждая по-своему, но вы мне очень дороги обе. Ты ведь знаешь. – Знаю, – кивнула я, все равно испытывая сейчас сильное смущение. – Спасибо, Милена… – Так, все! – она скрестила руки на груди, склонила голову и изобразила на лице ироническую строгость. – Произнося это, ты еще ладошки благоговейно сложить забыла! Да и вообще! Отправляйся-ка поскорее в душ, пока я не передумала! Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, но при этом все-таки поспешила ей подыграть, состроив комичную гримаску раскаяния. – Я что-то упустила? – пробормотала я жалобно. – Мы вроде вызывали сиделку, а не надзирательницу… – Ах ты!.. Милене уже самой было смешно, и она сделала угрожающее движение в мою сторону. – Да иду я, иду! – торопливо сказала я, отправляясь наконец за бельем и с горечью подумав о том, что впервые за очень долгое время выдавила из себя хоть какую-то шутку. Хорошо это или плохо?.. Не знаю. Но в отчаянии я жить долго не смогу. Уже и так были достигнуты и сломаны все допустимые и недопустимые пределы, что в конце концов окончилось тяжелым нервным расстройством. Направляясь уже к выходу из спальни я услышала ироническое замечание себе вслед: – У тебя всего пять минут, не трать их понапрасну. Взявшись за ручку двери, я оглянулась и посмотрела на нее. Она тем временем опустилась в кресло и с веселым огоньком во взгляде ожидала моего ответа. Милена явно прикалывалась, но это было сейчас очень кстати! Я чувствовала, что она пытается немного расшевелить и по возможности разрушить весь тот массив отчаянного уныния, который скопился в моей душе. И я была искренне благодарна ей за это! Скривив губы и прищурившись, я покачала головой и проговорила с зашкаливающей иронией в голосе: – Спасибо, Госпожа! Вы так невероятно щедры сегодня! Она протянула руку, схватила с кровати подушку и запустила ею в меня, но я увернулась, поспешно скрывшись в коридоре. В душе я пробыла минут пятнадцать или двадцать, с блаженством предавая свое все еще немного слабое, но все-таки окрепшее и ожившее тело теплым и нежным потокам освежающей воды. После этого я немного привела себя в порядок и обсохла, надела новое белье, натянула футболку и направилась обратно в спальню. Милена терпеливо ждала меня там же, и когда я вошла, поднялась со своего места и спросила, подходя ближе: – Ну как ты? Стало получше? – О да, намного! – ответила я, и в самом деле ощущая прилив сил и энергии. Она взяла мои руки в свои, подняла их и оглядела запястья, прикрытые правда широкими блестящими браслетами. – Все затянулось?.. – проговорила она, без улыбки и немного притихшим голосом. – Не болят? Я отрицательно покачала головой. – Нет… Но шрамы… Милена печально вздохнула, потом все же улыбнулась и сказала, придавая своему голосу ободряющий тон: – Ну значит и носить тебе эти твои украшения вечно! Я о твоих браслетах, если что. Ну а для остального есть пластическая хирургия и Мастер-Кард. – Милена! – я снова чуть было не рассмеялась, но все-таки грустные мысли пересилили. Я лишь усмехнулась, проговорив неуверенно и с сомнением: – Думаешь, это можно будет убрать? – Все возможно при желании и правильном подходе. Или ты хочешь оставить это, как памятник твоей глупости? – Милена! – не без возмущения в голосе взмолилась я. – Ну перестань же ты! – Эх ты, блондинка… Светлая голова, тоже мне. Ладно, идем. Настя велела тебя покормить. – Ой, вот только не надо шуточек по этому поводу! – Да? Это почему же?! – весело воскликнула она, и мы с ней наконец вышли из комнаты и отправились вниз, на кухню. Очень много дней я здесь не хозяйничала и даже не появлялась, и потому решительно усадила Милену за стол, заявив, что со всем справлюсь сама. Ее это снова повеселило, и она, болтая со мной уже намного более непринужденно и совсем о посторонних вещах, принялась с любопытством наблюдать за моими перемещениями по кухне. Я с каждой минутой немножко оживала, получив возможность заниматься хоть чем-то и не вынужденная томиться в тягостном молчании. Милене, с тех пор, как улеглись все страсти и наши отношения постепенно наладились, я еще ни разу не была настолько рада. Сейчас я видела ее именно такой, какой она была когда-то раньше, по словам самой Насти. Мне было приятно осознавать это. Тягостная и гнетущая печаль была лишь в том, что когда наладилось уже практически все в нашей с Настей жизни, одна бездарная и безответственная скотина не удосужилась переключить два тумблера противообледенительной системы двигателей!!! Стиснув зубы и с трудом преодолевая молниеносный вихрь злости, возникший в моей душе, я на минуту приостановилась, опершись руками о столешницу и прикрыв глаза. Нет! Нельзя об этом так больше думать! Так нельзя… Я сойду с ума. – Что с тобой, Ксюш? – послышался позади меня голос Милены. Но я уже сумела взять себя в руки, повернулась к ней и с грустной, но все-таки с улыбкой произнесла: – Ничего, все нормально. Сейчас приготовлю завтрак. Хотя время и близилось потихоньку к обеду – на часах было около двенадцати, я приготовила небольшой завтрак из овощного салата с зеленью и тостов с нежным сливочным кремом, затем сварила нам по чашечке кофе и подала все это на стол. Милена, наблюдавшая за мной, заметила, когда я уселась напротив нее: – Боже, как это мило! Ты соскучилась по своей любимой кухне? Истинное наслаждение смотреть за тем, как ты тут управляешься. – Очень соскучилась, – улыбнулась я, нисколько не задетая и не смущенная этой ее вполне мирной шуткой. – Да и что мне остается?.. Я теперь безработная, никому не нужная домохозяйка… Блин. Я приуныла, прихлебывая свой кофе, а Милена наоборот оживилась и спросила: – В каком это смысле? Почему? – Мне дали пинка под задницу и отстранили. Говорят, временно, и я даже пока не потеряла надежды. Но сам факт… – За что отстранили?.. За то, что ты… Я грустно покивала и уткнулась в свою тарелку. Милена немного помолчала, но потом произнесла все-таки относительно бодро: – Ну ты не расстраивайся, наверняка это все-таки лишь временно. Да и к тому же на кухне ты тоже смотришься классно! Настька тебя трудоустроит к себе горничной или кухаркой, ты не переживай. – Милена! Да что же это такое! – воскликнула я, сжав кулачки и в притворном негодовании поднимая руки, вспоминая при этом, как нечто подобное мы с Настей когда-то уже обсуждали в шутку. – Прекрати хохмить! Нашла время… Я даже ответить тебе ничем не могу… – Это еще почему? – удивилась она, вовсе не собираясь менять своего ироничного тона. – Ты стала настолько унылой? Не верю! – Тоже мне, Станиславский… – Вот! – воскликнула она с улыбкой. – Тебя просто не дразнили долго, ты и отвыкла от ответного стеба. – Милена!.. – Возвращайся, Ксения! – требовательно сказала она, пристально посмотрев на меня. – Все твое окружение, которое уже не раз страдало от твоих язвительных шуточек, с нетерпением ждет тебя. Своим поведением она усиленно отводила меня от любых хоть сколько-нибудь тяжелых тем и мыслей, делая это совершенно открыто, и противостоять ей было невозможно. И не хотелось совсем. Уже не хотелось. – Мазохисты несчастные… – проговорила я, покачав головой, но не улыбнуться не смогла, и немного виновато поглядела на Милену. Она рассмеялась: – Ты просто прелесть, Ксю! После того как мы немного перекусили, Милена предложила подышать свежим воздухом. Это предложение я встретила в нерешительности и с сомнением, потому что неизвестно было, в какой момент вернется Настя и будет ли она довольна тем, что мне предоставляются такие вольности. Милена успокоила меня, сказав, что ничего такого ужасного в этом нет, и раз уж ей поручено ухаживать за мной, то решение о прогулке принимает она сама, а обо всем остальном я могу не волноваться. В конце концов я согласилась, и ей даже удалось уговорить меня избавиться на время от моих стальных браслетов. Слишком был велик соблазн выйти наконец из дома и прогуляться на воздухе! На улице было не особенно холодно, все вокруг оказалось покрыто выпавшим ночью свежим снегом. Тихо, очень красиво и умиротворяюще. У меня даже голова слегка закружилась от пьяняще свежего, морозного воздуха, и я с наслаждением и жадностью вдыхала его полной грудью. Болтая обо всяком, мы погуляли почти два часа, после чего я все-таки начала волноваться, хотя от Насти пока так и не было звонка, и тогда Милена согласилась отправиться домой. Когда мы вернулись, я разделась и попросила Милену «вернуть все на место, как было», насчет чего она немедленно принялась легонько глумиться, но просьбу все же признала обоснованной. Ощутив уже привычную тяжесть на запястьях и лодыжках, я будто даже немного успокоилась. Настя… Когда же ты приедешь? И что будет, когда ты приедешь?..