- Да, ты права. Наверняка именно это и вызвало беспокойство второго пилота, – сказал Рома. – Но все-таки различие не слишком значительное, – он снова указал на график. – Если честно, я так вот не возьмусь утверждать, что они сорвались именно из-за тяги!

Он повернулся к кому-то назад и спросил:

- Как там информационная модель?

- Развернули. Все готово, – ответили ему. – Можно указывать любые параметры.

- Хорошо…

- Постойте, – сказала я. – Мы подтвердили работу силовых установок не в том режиме, который требовался. Но какова причина? Данные по проверке датчиков тяги уже есть?

- Сейчас будут, – снова отозвался кто-то. – К самим приборам нареканий не было, ну а относительно уцелевший двигатель разобрали для исследования только сегодня.

- Это мы обязательно проверим, – сказал мне Рома. – Просто у меня есть сомнения… Понимаешь, ведь и с такой тягой можно было взлететь. Что-то еще повлияло на летные качества самолета.

Пока все это обсуждалось, вокруг нас собралось уже много народу.

- Ну хорошо, что еще? – произнес кто-то. – Порыв ветра? А полоса была чистая? Не могла их снежная каша притормозить перед самым отрывом?

- Резкого падения скорости не было, – Рома отрицательно покачал головой. – Так что это исключается.

- Ну а лед на крыльях? – проговорила я. – Припомните, экипаж отказался от дополнительной обработки.

- Верно! – поддержали меня. – После чего все слышали, как они по меньшей мере странным способом избавлялись от снега и льда под реактивными струями впередиидущего самолета.

Все посмотрели на Рому и он согласно покивал, покачав указательным пальцем в воздухе:

- Да, совершенно верно. Это могло быть дополнительным фактором. Полагаю, что с той степенью незначительного обледенения, которое было на крыльях, также можно было взлететь. Но в совокупности с недостаточной тягой двигателей… – Рома оглядел всех и добавил: – Кто-нибудь может мне сказать, сколько времени прошло с момента тех странных «финтов ушами» на рулении и выходом на исполнительный?

- Сейчас уточним!

Среди собравшихся специалистов началось некоторое оживление, а Рома пояснил, обращаясь ко мне:

- Представь сама – горячие реактивные струи могли растопить и частично согнать снег и лед с крыльев. Но потом все это запросто могло замерзнуть снова, просто лишь подальше от передней кромки.

Я покивала, соглашаясь с тем, что это звучало более, чем достоверно. Мы не успели продолжить развитие этой теории, как к нам подошел тот самый человек, который недавно провожал нас к самолету перед началом эксперимента. В руках у него были какие-то распечатки, в которые он с задумчивым видом вглядывался.

- Ну что там по датчикам? – спросил Рома.

- Что сказать, товарищи… Понятно, что ничего непонятно! Датчик двигателя номер один сняли и протестировали. Он полностью исправен. Можно поставить на любой такой же самолет – будет работать, как новый.

Вновь повисло молчание. Я оглядела лица присутствующих и отметила на них удивление и недоумение. То же самое испытывала и я сама.

- Странно, однако, – проговорил наконец Рома, погладив подбородок. – Это точно?

- Вполне. Насчет датчика со второго двигателя не ручаюсь – он слишком сильно поврежден. Но эти данные полностью точны.

- А различия в показаниях приборов не наблюдалось, – сказал Рома. – В чем же тогда может быть дело?..

- Не мог датчик засориться? – спросила я.

После моего вопроса Рома тоже выжидающе посмотрел на специалиста, но тот ответил:

- Нет. Все проверили.

Мы снова немного помолчали, и тут меня посетила новая мысль:

- Ну а замерзнуть они не могли? Лед мог исказить показания?

На этот раз уже Рома отрицательно покачал головой:

- Нет, ну что ты! Разве ты забыла о противообледенительной системе двигателей? Датчики очищаются путем нагрева.

- Ну а если экипаж не включил эту систему? – настаивала я. – Ты слышал комментарий включения в процессе подготовки к рулению и взлету?

- Вполне могли просто не озвучить, – сказал кто-то.

- Это легко проверить, – Рома пожал плечами. – Пойдем, посмотрим.

Нас проводили среди множества отсортированных обломков к тому сектору, где собрали остатки уцелевших приборов и элементов управления из кабины пилотов. Мы вместе с Ромой и несколькими специалистами немедленно принялись за поиски. И не прошло и четверти часа, как они увенчались успехом.

Среди множества отвалившихся или демонтированных панелей я отыскала ту самую, на которой находились тумблеры управления противообледенительной системой двигателей. Она была почти целой, и оба жестких металлических переключателя в блоке «Engine Anti-Ice» находились в положении «Off»!

Да, я ожидала увидеть подобное, потому как это было последним, за что удалось ухватиться в цепочке размышлений. Но все равно факт отключенной системы при температурных и погодных условиях в тот злополучный вечер ввел меня в состояние легкого шока.

Когда я наконец обрела дар речи и позвала всех посмотреть на находку, то недоумевала уже не в одиночестве. Мы довольно долго молчали, наблюдая пару маленьких переключателей, ставших, вероятно, ключевым фактором, приведшим к ужасной катастрофе.

- Идиоты, – коротко произнес Рома, и я, подняв на него взгляд, заметила, что он не против был выразиться гораздо более резкими словами, и что его останавливало лишь мое присутствие. – Кто-нибудь, сфотографируйте это.

Рома пригласил меня пройти обратно к лабораторной зоне и по пути сжал мое плечо со словами:

- Ты молодец, Ксюш. Похоже, что на этот раз человеческий фактор неоспорим. Ума не приложу, как можно было так накосячить!

- Я тоже в шоке, – отозвалась я рассеянно. – Впрочем, экипаж был тот еще. Если взглянуть на досье, то по крайней мере у капитана там сплошные нарушения регламентов… У меня зла не хватает, если честно. Не хочется на этом концентрироваться.

- Понимаю тебя… – Рома вздохнул. – Что ж, осталось лишь собрать общую картину. Полагаю, что из-за замерзших датчиков самолет взлетел с меньшей тягой, чем требовалось. Ну а лед на крыльях еще усугубил положение, дополнительно уменьшив подъемную силу. Результат печален…

- Проверим на информационной модели?

- Да. Теперь нам известно достаточно.

До самого вечера мы строили и прорабатывали наглядную модель взлета и крушения несчастного рейса с учетом всех возможных данных, после чего Рома сказал, что можно приступать к подготовке предварительного отчета о расследовании. На улице начало уже очень основательно темнеть, когда мы в районе шести часов вечера поехали обратно в комитет.

Но только я успела переступить порог собственного кабинета, намереваясь заняться делами, как вдруг в сумочке наконец затрезвонил мой мобильный телефон. Побросав все вещи, я торопливо выудила его наружу и увидела, что это звонит Настя.

- Алло! – сказала я, поспешно отвечая на вызов.

- Ксюша, привет, – Настин голос мне сразу показался несколько озадаченным и будто бы немного печальным, что, разумеется, не могло не вызвать во мне стремительную волну беспокойства. – Как ты?

- Привет, Насть. Спасибо, я в порядке…

- Ты еще не закончила свои дела? – спросила она и почти сразу добавила, опережая мой вопрос: – Я сейчас в больнице. Тут кое-что необходимо обсудить. В твоем присутствии. Сможешь приехать?

Беспокойно сглотнув, я проговорила в ответ дрогнувшим голосом:

- Да, Насть, конечно же приеду!.. Ты… Ты видела Александра? Как там дела обстоят? Что он сказал?

То, как изменился мой голос, она не заметить не могла и поспешила меня успокоить:

- Не волнуйся сейчас, пожалуйста. Не нужно лишних нервов, слышишь, Ксюша?

- Насть! – воскликнула я в нетерпении и с протестующей интонацией. – Что там? Прошу, скажи, как есть! Что случилось?!

Я уже успела схватить свое пальто и сумочку, и лихорадочно разыскивала ключи от машины.

- Ксения, спокойно, – произнесла Настя. – Ничего не случилось. Твой отец сейчас стабилен, операция прошла успешно. Но работы предстоит еще очень много. Потому приезжай, нужно твое присутствие.