И я едва не расплакалась при мыслях об этом, а также о том, что она готова уделить мне время в любой момент… Даю ли я ей в ответ ту безграничную благодарность, которой она без сомнения достойна?.. По крайней мере сейчас я в этом совсем не была уверена. И от этого становилось совсем горько.
- Ксюша? – вновь раздался в динамике голос Насти.
- Да, Насть, я слышу тебя… – проговорила я, сбрасывая оцепенение. – Спасибо тебе! Я даже не знаю, что делала бы, не будь тебя у меня… Ты…
- Все, перестань, – произнесла она уже немного недовольно. – Это совсем не то, за что следует благодарить. И это не телефонный разговор, дорогая.
- Да, да… Ты права, – отозвалась я, стараясь сейчас хоть как-то передать ей немного нежности, которая в последние дни стала в наших отношениях будто односторонней. – Прости меня, Насть, я совсем не в себе… Прости, что все сейчас вот так…
- Ксю! Прекрати! – воскликнула Настя, и я даже представила, как сверкнули при этом ее глаза. – Успокойся, все наладится… Слышишь, девочка моя?
- Слышу… – ответила я, едва сдерживая слезы.
- Все, через пару часов я приеду в больницу и сама постараюсь что-нибудь выяснить. Если что, у меня есть телефон того доктора. Не волнуйся, Ксюша. Я позвоню тебе.
- Спасибо тебе, милая… Я приеду сразу, как мы закончим.
- Очень хорошо. Значит я буду ждать тебя. Звони в случае чего.
- Да, конечно же…
Отложив телефон на сиденье, я закрыла глаза, а затем и все лицо своими чуть дрожащими ладонями. От тяжких мыслей избавиться все не удавалась, и я прилагала самые отчаянные усилия для того, чтобы сосредоточиться на предстоящей работе. Но Настя подарила мне немного уверенности, и я уцепилась за нее со всей возможной силой.
Мы приехали в Шереметьево через тридцать или сорок минут. За это время я все же успела немного овладеть собой, и мысли немного упорядочились. Чуть успокоившись, я постаралась думать лишь о том, что предстояло непосредственно сейчас.
Наши машины пропустили к ангарам обслуживания, в одном из которых были собраны все обломки потерпевшего крушение «Боинга», которые только удалось собрать, и где проводилась большая часть экспертной работы. Здесь же, на площадке возле ангара, стоял вполне новенький 737-й компании «Трансаэро». Судя по всему, его доставили для проведения нашего эксперимента.
- Оперативно, – сказал Рома, помогая мне покинуть салон микроавтобуса и кивая на стоящий неподалеку самолет. – Пусть ребята пока разгружают и разворачивают оборудование, а мы займемся делом. Звукозаписывающее устройство в этой машине или в той?
Я заглянула в салон и взяла с одного из сидений небольшой пластиковый кейс.
- Здесь, у нас, – сказала я, продемонстрировав его Роме.
- Отлично. Идем.
Сначала мы прошли в сам ангар через небольшую боковую дверь, потому как огромные центральные ворота были закрыты. Внутри помещения кипела работа. Специалисты комитета сновали туда-сюда посреди множества отсортированных обломков, занимавших почти всю основную площадь помещения. Возле одной из стен было организовано что-то вроде лабораторной зоны, отгороженной от остального пространства полиэтиленовыми пленками.
Рома на пару минут исчез за одной из шторок, и я услышала его негромкий голос, которым он поинтересовался о результатах последних исследований. Ну а я тем временем мрачно оглядывала окружающее пространство. Остатки потерпевшего крушение самолета никак не способствовали улучшению настроения и лишь усиливали мое нервное беспокойство, которое и без того непрерывно колебалось в пиковых точках на протяжении всех этих тягостных дней.
Рома появился в сопровождении какого-то незнакомого мне человека.
- Мы все подготовили, можно начинать. Самолет в полном вашем распоряжении.
- Очень хорошо, – сказал Рома, когда они уже подошли ко мне. – Идем, Ксения. Давай, я возьму это, – и он принял из моих рук кейс с устройством для звукозаписи, а взамен протянул мне рацию. – Вот, чтобы мы могли быть на связи с остальными.
Я кивнула, и мы направились к выходу из ангара.
«Боинг» 737 уже ждал нас, и мы с Ромой стали подниматься по небольшому мобильному трапу, подогнанному к переднему левому люку.
- Влажно сегодня, ветра почти нет, – заметила я, оглядываясь по сторонам. – И значительно теплее.
- Сейчас это не столь существенно, – ответил Рома, пропуская меня вперед. – Сделаем прокат, запишем звук, а затем займемся сравнением. Может как раз и результаты по датчикам нам предоставят к тому времени.
Мы закрыли входной люк, и водитель мобильного трапа немедленно начал откатывать его подальше в сторону ангара. Рома прошел в кабину, и я проследовала за ним.
Поставив кейс с аппаратурой на пол возле кресла первого пилота, Рома взял у меня рацию нажал кнопку и произнес:
- Начинаем через несколько минут. Подготовьте безопасную зону.
- Все готово, – проскрипел динамик в ответ почти сразу. – Трап отогнали, вокруг самолета чисто. На связи.
- Принял, – Рома отложил рацию и повернулся ко мне. – Готова?
- Да, конечно же, – отозвалась я.
Он кивнул и, усевшись в кресло, принялся готовить основные системы к запуску. А я тем временем раскрыла кейс и извлекла из него устройство для звукозаписи.
- А чувствительность микрофона? – спросила я, включая прибор и трогая пальцем сетку микрофона.
- Подстроили еще в отделе, – отозвался Рома. – Не стой, присядь пока. Запускаю вспомогательную силовую установку.
Пока он возился с приборами, я прошла к креслу второго пилота и уселась в него, положив аппаратуру на колени.
- Питание есть. Запускаем правый.
Я выглянула в окно с правой стороны от себя. Крыльчатка турбины двигателя номер два начала вращаться, постепенно набирая обороты.
- Есть. Теперь первый… Вот так.
С мягким шумом двигатели вышли на минимальный режим. Мы подождали совсем немного – двигатели еще не успели остыть после последнего включения, и через пару минут Рома зажал тормоза стоек шасси и положил руку на рычаги управления тягой.
- Давай, Ксюш, – сказал он. – Увеличиваю до два ноль пять.
Я кивнула и включила запись, а Рома подал рычаги вперед. Двигатели, набирая заданный режим, начали шуметь все сильнее и сильнее.
Мы молчали, пока стрелки на указателях тяги не добрались до заданного значения. Когда это произошло, я поглядела на Рому, а он в ответ приподнял ладонь в знак того, что лучше немного подождать.
С полминуты он держал двигатели в необходимом режиме, после чего убрал тягу, передвинув рычаги назад.
- Ну вот и все, вполне достаточно, – сказал он, и тогда я остановила запись. – Открывай люк, ребята подкатят трап. Я пока тут все выключу, и мы пойдем смотреть, что получилось.
Минут через десять мы уже отдавали карту памяти экспертам, которые немедленно приступили к работе.
Предстояло немного подождать, и я вышла из огороженной зоны. Ходить среди обломков самолета и тем более мешаться кому-нибудь мне совсем не хотелось, и я неторопливо направилась к выходу из ангара, чтобы подождать на площадке снаружи. Кто-то из ребят догнал меня и очень любезно предложил горячий чай в крышке от термоса, которую я с благодарностью приняла. Ангар отапливался очень слабо, и я чувствовала, что начинаю замерзать.
С разложением аудиозаписи и выделением необходимых шумов справились довольно быстро, и вскоре Рома позвал меня обратно. Мы вместе с ним и несколькими экспертами из его отдела принялись рассматривать графики на экране монитора.
- Ну вот, так и есть, – сказал кто-то. – Частота различается.
- Эти колебания означают, что звук двигателей аварийного самолета был ниже? – спросила я, склоняясь поближе к экрану.
- Именно, – отозвался Рома. – Двигатели работали на иных режимах, нежели утверждали датчики тяги. Очевидно же.
- Потому и разбег был более долгим.
Все немного помолчали в задумчивости, и я наконец произнесла:
- На записи речевого самописца второй пилот что-то такое говорил… Может он чувствовал, что самолет разгоняется медленно?.. Жаль, что он не доверился интуиции…