И в самом деле, этот рейс будто был обречен на бесконечные неудачи… Расстегнув ремни, я торопливо встала и, держась за спинку кресла второго пилота, посмотрела на индикаторы фиксации стоек шасси. Так и есть – лампочка передней стойки не горела.
Капитан не повернул головы, не отвлекаясь от управления самолетом, но заметил глухим голосом: – Прет нам сегодня по-крупному. Какие идеи? Время на исходе. – Может лампа индикатора испорчена? – сказал второй пилот. – Сделаем тест электроцепей, посмотрим… – Тест вряд ли сработает. Недостаточно энергии, – проговорила я, отыскав на верхней панели нужный тумблер. – Вы позволите? – и повернула его для включения теста электронных приборов кабины. Обычно эта процедура позволяет выявить неисправные элементы приборных панелей – загораются все исправные индикаторы, и те, что вышли из строя, видно сразу. Ничего не произошло. Аварийное питание не обеспечивало энергией тестирование приборов кабины. – Двадцать четыре пятьдесят один, – капитан снова вышел на связь с вышкой. – Выходим в створ полосы ноль восемь, высота две тысячи сто. Нет подтверждения о фиксации передней стойки шасси. – Вышка, север. Пятьдесят первый, повторите! Отказ передней стойки шасси? – Двадцать четыре пятьдесят один. Нет сигнала о фиксации, – сказал капитан. – Мы не знаем, вышло ли переднее шасси. Неисправность индикатора в настоящий момент установить не могу. – Вас понял, пятьдесят первый. Подождите… Перспектива удариться носом о бетонную полосу и тормозить с его помощью не слишком впечатляла. Я лихорадочно соображала, что могло произойти и снова потянулась за своим планшетом. – Под нами отсек радиолокационного оборудования, – сказала я, торопливо поглядев схемы самолета. – В переборке, разделяющей его и нишу стойки шасси, есть окошко. Возможно удастся понять, вышла стойка или нет… Второй пилот повернулся к капитану: – А она права. Я попробую? – Давай, – ответил капитан, кивнув. Второй пилот поднялся со своего места, то же сделала и я. Мы склонились над люком в полу, неподалеку от входа в кабину, и вместе разомкнули крепления. Отложив крышку в сторону, мы поглядели в темный провал люка. – Ладно, я спускаюсь, – сказал второй пилот и, усевшись на край люка, спустил ноги вниз. Я тронула его за плечо: – Подождите! Давайте может лучше я, а? – Да ну брось, это уж не твоя забота, – сказал он, начиная спускаться. – Наткнешься там еще на что-нибудь. Не надо. – Зато я как минимум раза в два тоньше, – заметила я, пожимая плечами. Он только усмехнулся и исчез в темноте отсека. – Вышка, север. Двадцать четыре пятьдесят один, – раздался голос диспетчера по радио, – к вам направляется один из «Су» тридцать четвертых, выполняющих тренировочный полет. Ребята посмотрят, что там у вас с передней стойкой. Как поняли? – Двадцать четыре пятьдесят один. Понял вас, вышка, – ответил капитан. – Пятьдесят первый, время прибытия борта до одной минуты. Связь на общей частоте. – Понял, ожидаю! – повторил капитан, поглядывая по сторонам через стекла кабины. Я тоже немного привстала, чтобы осмотреться и заодно понять, насколько далеко мы от посадочной полосы. Но самолет по-видимому сейчас не был повернут к ней носом, и разглядеть я ничего не смогла. Признаться, нервы были уже на пределе. До посадки оставались считанные минуты, и мне было уже откровенно страшно! Я все больше склонялась к мысли, что в данный момент мне лучше быть рядом с Настей и покрепче держать ее за руку… Ведь если совсем не повезет… Она была права, когда говорила об этом. И я полностью была с ней согласна. – Темновато, – донесся голос из люка, прерывая мои мрачные мысли. – Можешь дать фонарь? Возьми у стюардесс в тамбуре. – Да, сейчас… – отозвалась я, поднимаясь на ноги. Но в этот момент эфир начал быстро наполняться переговорами, и я на мгновение замешкалась. – Беркут шесть. Гражданский борт наблюдаю. Азимут двести пятьдесят. Выхожу на параллельный курс. – Вышка, север. Беркут шесть, подойти для визуального осмотра. Доложите о состоянии передней стойки шасси. Как поняли? – Беркут шесть. Принял, начинаю сближение. – Вышка, север. Двадцать четыре пятьдесят один, удерживайте текущее направление. – Понял, вышка, – ответил капитал и, не поворачивая головы, громко добавил: – Эй, ребята, бросайте это дело! Военные подошли! Паша, вылезай оттуда, слышишь? – Что там происходит? – снова услышала я голос второго пилота. Ответить я не успела – тишина кабины нарушилась глухим рокотом, самолет слегка качнуло. Наклонившись вперед и поглядев в боковое окно, туда же, куда смотрел капитан, я увидела грозный силуэт здоровенной боевой машины, летящей параллельным курсом слева по борту. Воздушный тормоз бомбардировщика был поднят, нос слегка задран кверху. – Беркут шесть. «Аэрофлот» двадцать четыре пятьдесят один, слышите меня? Передняя стойка шасси вышла не до конца! Повторяю, передняя стойка не зафиксирована! Как поняли? – Понял вас, Беркут шесть, – отозвался капитан и мрачно поглядел на меня. Я опустила голову и отступила назад. Вот и все. Подтверждение есть. Об относительно мягкой посадке можно забыть. Я нервно сглотнула, чувствуя, что уже дрожу каждой клеточкой своего тела. – Проклятье, – пробормотала я в отчаянии. Придерживаясь за края люка, в кабине показался второй пилот. – Что-то мне подсказывает, что отрадного мало, – сказал он. – Остались без передней стойки, так?.. Я протянула ему руку, чтобы помочь выбраться. – Идите в салон, Ксения, – сказал мне капитан. – Там меньше вероятность пострадать при ударе. Садимся через три минуты. Снаружи рокот стремительно перерос в грохот. Подняв глаза, я заметила, как бомбардировщик, быстро набирая скорость, на форсаже уходил вперед. Такой тяге и маневренности можно лишь позавидовать… Но позавидовать мы не успели. Самолет резко бросило влево. Я сразу же потеряла равновесие и, не успев даже вскрикнуть, отлетела к переборке, о которую меня и приложило спиной со всей силы, мгновенно выбив из меня весь дух! В глазах потемнело… Упав на колени и стараясь вдохнуть, я поняла, что никак не могу этого сделать. Шаря вокруг себя руками в надежде за что-нибудь уцепиться, я сделала попытку приподняться. Но в эту же секунду пол ушел из под ног! Самолет будто докатился до края обрыва и рухнул вниз… Меня снова отбросило куда-то. Ударившись головой обо что-то твердое, я даже не успела почувствовать боль и с ужасом поняла, что сознание выключается. И мрак не замедлил поглотить меня.
О, господи, как же больно! Руки, ноги, голова… Все тело ноет и стонет, мерзнет и горит одновременно! И тысячи игл будто пронзили меня насквозь… И пошевелиться совсем невозможно. Я даже не могу понять, открыты мои глаза или нет – пред ними плывет какой-то розовато-серый туман, изредка озаряемый холодными голубыми бликами. Пытаясь хотя бы застонать, я поняла, что и голоса нет… Зато чьи-то чужие голоса глухо звучат где-то вокруг меня, и я это слышу! У меня возникает сильнейшее ощущение дежавю, будто я уже была в таком состоянии… И это меня пугает. А еще я поняла, что чувствую запахи… И запахи эти ужасно раздражающие. От них хочется укрыться, убежать куда-нибудь! Это запахи больницы, какой-то химии, лекарств и еще непонятно чего… Я что, в больнице?! Растущая с невероятной скоростью активность моего сознания показалось очень странной. На меня нахлынула целая волна мыслей, скомканных и малосвязанных из-за дикой боли по всему телу, но резких и быстрых, словно молнии. Где же все-таки я сейчас? В какой-то больнице? Когда и как я сюда попала? Что произошло?! Так, стоп… Был самолет. Мы летели на нем домой. Мы с Настей! Отказали двигатели… Да, да, я ведь говорила с пилотами! Самолет как раз готовился к аварийной посадке… Так неужели посадка вышла настолько неудачной?.. Или мы разбились еще на подлете, не дотянув до аэродрома?.. Господи, Настя! Настенька! Она оставалась в салоне!.. Боже, что с ней? Где она?! Она спаслась?! Я должна понять, должна знать! Я не могу оставаться здесь, пока не узнаю, что она жива!!! Слышится звон чего-то металлического, отрывистые сигналы каких-то электронных приборов… И эти голоса. – Вы двое занимаетесь ее ногой, – проговорил кто-то почти над самым моим ухом. – А мы устраняем кровотечение… Не тормозим, работаем. – Кровопотеря большая, нужно переливание. – Все готово. Скажете, когда начинать. Что со мной?! Что они делают?.. Проклятье! Мне нет дела ни до каких кровотечений! Я должна выйти отсюда! Мне необходимо найти Настю! Если она в беде, я должна спасти ее любой ценой! Спасти! Я должна вытащить ее из этого чертового самолета!!! Даже боль отступила на второй план – настолько захватила меня мысль о том, что с Настей могло произойти что-то ужасное! Я едва не обезумела, пытаясь овладеть собственным телом, издать хоть какой-нибудь звук… У меня возникло ощущение, что мое безвольное тело стало для меня подобием могилы.
