Но что-то в конце концов произошло. Я будто прорвала невидимую преграду, и судорога прошла по всему телу! Превозмогая адскую боль, я дернулась изо всех сил, инстинктивно стремясь к какому-то движению, к какому-то действию. И в тоже время мои голосовые связки вдруг ожили! Сначала я сумела издать лишь невнятный хрип, но затем я собралась с последними силами и то ли закричала, то ли зашептала совсем не своим голосом:
- Настя!!!
За мгновение до этого вокруг меня все уже пришло в какое-то ускоренное движение.
- Давление падает, пульс нитевидный…
- Анестезия! Какого черта спим? Вместо нее уснул?! Живо давай!
- Ребят, она двигается! – крикнул кто-то. – Осторожно!
- Держите, черт побери…
На какую-то секунду мне будто бы удалось открыть глаза, которые сразу же ослепило холодным ярким светом, падавшим откуда-то сверху. Я успела разглядеть чьи-то размытые лица, частично скрытые марлевыми повязками. А потом на глаза снова опустился туман… Уже далеко не с такой активностью я подумала о том, что в очередной раз проваливаюсь в пустоту… И снова не могу пошевелиться… И даже звуки приглушились… Сознание еще некоторое время протестовало против этого, но вскоре сдалось. Вместе с этим притупилась и нестерпимая боль, а вскоре погасла совсем. Вместе с моим сознанием.
Перед глазами темнота, в голове туман… Первое, что я услышала, приходя в себя это невероятно быструю скороговорку чьих-то голосов, прерываемую треском и шорохом радиоэфира. – …пятьдесят один. Попал в турбулентный след! Потерял сто пятьдесят метров высоты! Не могу удерживать машину… – Беркут шесть! Отойти на дальнюю дистанцию!.. Пятьдесят первый, сбились с курса, внимание! – Принял. – Пятьдесят первый, можете восстановить контроль? – Стараюсь стабилизировать… Скорость растет… – Пятьдесят первый, по возможности поворот на ноль девять ноль… В противном случае держитесь левее. Тогда останется только поле прямо перед вами… – Понял вас… – я узнала приглушенный от напряжения голос капитана. – Тяну на ноль девять ноль… Эй, вы там живые?! – последнюю фразу он бросил, коротко глянув через плечо. – Ты цела?.. Где Паша? Мой взгляд немного прояснился. Я с трудом приподнялась и мотнула головой, сбрасывая остатки наваждения, что мгновенно аукнулось тупой болью в висках и затылке. – Я нормально… – голос мой оказался каким-то сдавленным, хрипловатым. – А он… Похоже, он еще там… – Паша, отзовись! – позвал капитан. – Ты живой? Я встала на ноги, приложила ладонь к виску, а когда отняла ее, то увидела на пальцах кровь. Этого еще не хватало… – Сейчас попробую его достать, – проговорила я, ощущая, что на ногах стою как-то не очень твердо, а в ушах нудный и противный звон. – Нет! – резко возразил капитан. – Выходим на полосу! Ты не успеешь! Бегом в салон, и пристегнись покрепче! Я сфокусировала все еще немного мутный взгляд на приборах и остановилась на указателе воздушной скорости. Триста шестьдесят или триста семьдесят. – Мы будем садиться на такой скорости?! – воскликнула я, преодолевая нервную дрожь. – С потерей высоты скорость резко возросла, погасить уже не успеваем. Нет высоты для маневров, до полосы две тысячи метров, – капитан не смотрел на меня, но я чувствовала, что и его нервы уже натянуты как струна. – Иди… Я сделаю все, чтобы касание было наименее фатальным… Последний поворот и садимся! Иди, слышишь?! Но я медлила. Всем своем естеством я понимала, что он прав и мне пора. Что я должна быть с Настей… И что вот-вот все должно так или иначе закончиться. Но все же я медлила! Сквозь туман, все еще клубящийся в голове после внезапного обморока, пыталась прорваться какая-то мысль… Сделав шаг вперед и ухватившись за спинку кресла второго пилота, я наконец проговорила: – На крыло… Положи его на крыло… Капитан повернул голову и несколько недоуменно уставился на меня, но я сразу отметила, что он понял меня. Тем не менее я добавила: – Мы сможем сбросить скорость и перед самым касанием выровнять самолет на полосу. Я слышала об этом маневре… Попробуй. Вряд ли мы уже что-то теряем. Он в мимолетном колебании окинул взглядом приборы, посмотрел наружу, ища глазами полосу и снова повернулся ко мне: – У тебя кровь… Ты как? Можешь еще держаться? – Да, – кивнула я со всей возможной твердостью. – Я в порядке. – Тогда садись! – он показал на кресло второго пилота. – Пристегнись и следи за воздушной скоростью! Мало отдавая себе отчет в происходящем, я поспешно заняла указанное мне место, вытянула ремни безопасности и покрепче зафиксировала себя в кресле. – Триста шестьдесят пять, высота четыреста двадцать, – сказала я. – Удаление тысяча пятьсот. – Начинаем, – сказал капитан и начал поворачивать штурвал влево, одновременно при помощи педали отклоняя руль направления вправо. Я вцепилась в подлокотники кресла и почувствовала, как самолет кренится на левый борт и разворачивается боком по направлению к полосе. – Триста пятьдесят… триста сорок пять… триста тридцать, – машинально говорила я, бросая взгляд то на указатель воздушной скорости, то в боковое окно, мимо головы капитана, который тоже смотрел туда. Там была земля – желтовато-коричневое, будто перепаханное поле, и она, казалось, приближается настолько стремительно, что мы вот-вот воткнемся в нее левым крылом… Но самолет вошел в скольжение и, стремительно гася скорость, продолжал планировать в сторону взлетно-посадочной полосы. Эфир тем временем вновь наполнился переговорами, так что я даже вздрогнула от неожиданности. – Беркут два. Гражданский борт переворачивается! Летит боком, с креном на левый борт!!! Охренеть! Никогда такого не видел… – Вышка, север. Беркут два, не засорять эфир!.. Двадцать четыре пятьдесят один, уточните намерения! Капитан в сильнейшем напряжении не отрывался от управления, и я, схватив гарнитуру, поднесла микрофон к губам: – Двадцать четыре пятьдесят один. Сбрасываем скорость! Последнее торможение перед касанием! После завершения маневра выравниваем на ноль восемь! – Вышка, север. Кто в эфире?! – воскликнули где-то на том конце. – Что у вас там происходит?! Самолет под контролем?! – Самолет под контролем, – ответила я, взглянув на капитана. – Садимся через минуту… – Пятьдесят первый, поняли вас… Наземные службы в полной готовности. Удачи, ребята! Здесь все скрестили пальцы. Я снова повернулась к капитану: – Пора… Триста ровно… Двести девяносто… Удаление триста пятьдесят. – Выравниваем, – сказал он, с трудом поворачивая штурвал в противоположном направлении. Самолет медленно, нехотя начал выравниваться. Медленно до невозможности! Время словно остановилось, пока мы с трудом поворачивались носом в створ полосы… Когда ее перспектива уже ясно нарисовалась перед нами, крен все еще был слишком велик. Самолет едва слушался управления, и внутри у меня все похолодело… Настя… Помнит ли она о позе для аварийной посадки? Предупредили ли об этом еще раз стюардессы?.. Боже, что она чувствует сейчас, я даже представить боюсь. Ведь я обещала вернуться!.. Сил не хватало думать об этом, и мои мысли ушли уже совсем в какой-то бред. О том, что скорее всего сувенирная чайная пара для мамы и французский коньяк для папы, лежавшие в моем багаже, вряд ли переживут жесткую посадку. О том, что через три дня я должна была выйти на работу, и что собиралась полировать на этих выходных свою «Снежинку»… Полоса приближалась. Гораздо быстрее, чем выравнивался самолет. – Помоги… – хрипло проговорил капитан, с трудом выворачивая штурвал. – Вправо и на себя на пять градусов… Не вытягиваю… Неповоротливая зараза… Я схватила штурвал и сделала то, о чем меня просили… И поняла, что это совсем не так просто! Штурвал двигался тяжело, и также тяжело поворачивалась огромная крылатая машина. – Двести восемьдесят… – с трудом проговорила я, видя что под нами уже мелькают направляющие посадочные огни. До полосы осталось всего ничего. – Двадцать пять метров. Двести семьдесят пять… Двадцать два… Восемнадцать… Самолет выровнялся, перед нами замелькали бетонные плиты полосы, пронеслась и осталась где-то позади подстертая белая маркировка «08». – Двенадцать метров… Девять… Семь… – Отпускай! – быстро скомандовал капитан, и я немедленно выпустила штурвал из рук. Нос самолета немного приподнялся. – Двести шестьдесят… Двести пятьдесят пять! Скорость касания!– воскликнула я. – Пять метров… Три… – Садимся! – глухо проговорил капитан, и в следующее мгновение самолет содрогнулся. С жестким касанием, от которого задрожал весь фюзеляж, задние стойки шасси тяжело и резко встали на полосу. По всему самолету пошла сильная вибрация, и я поспешила снова покрепче ухватиться за подлокотники кресла. Сердце колотилось как бешеное, а глаза мои скорее всего были расширены от ужаса. Еще несколько секунд мы неслись по бетонным плитам с мелькавшей на ней центровочной разметкой. А потом носовая часть неудержимо начала опускаться вниз, пока из виду не исчез горизонт… Первое касание было ничем по сравнению с тем ударом, с которым на полосу опустился нос самолета. Сквозь этот ужасающий грохот, гул и скрежет я будто видела, как «Лайнер мечты» разваливается на части! От этого удара я непременно вылетела бы из кресла и убилась бы о приборную панель, если бы не ремни, больно и резко врезавшиеся в тело… Дыхание остановилось. Впереди, за лобовым стеклом, перед моими глазами мелькали серые плиты бетонной полосы, с проносящимися мимо и почти неразличимыми темными швами и трещинами… Металлический скрежет и даже как будто бы вой отвратительно резали слух, и я, не в силах больше это терпеть, отняла руки от подлокотников и закрыла ими уши, заодно зажмурив глаза. Я вся сжалась в комок. Все это продолжалось будто бы целую вечность!.. Но это лишь так казалось… Вскоре самолет потерял скорость, грохот и вибрация начали спадать, и еще через некоторое время они совсем пропали. Наступила какая-то мертвая тишина. И только тогда я решилась открыть глаза. Самолет остановился. Капитан все еще сжимал в руках штурвал, низко опустив голову, и тяжело дышал. А затем он качнул головой и посмотрел на меня: – Надеюсь, вам понравился наш захватывающий полет… – проговорил он, усмехнувшись. – Да уж… Летайте самолетами «Аэрофлота», – добавила я машинально и дрожащими пальцами принялась торопливо расстегивать ремни. Капитан уже занимался тем же. И поторопиться стоило – кабина начала наполняться непонятно откуда взявшимся едким дымом. – Что за черт? Где горит? – произнес капитан, поднимаясь и осматриваясь. – Вряд ли горит, – сказала я так же вставая на ноги. – Это скорее всего тлеет термоизоляция обшивки… Из-за трения об полосу… – Скорее! Надо вытащить Пашу, пока он там не задохнулся! – и он бросился к люку. Через минуту я уже помогала ему вытаскивать второго пилота, который был почти без сознания. Как я успела заметить, он тоже приложился обо что-то головой, только досталось ему значительно сильнее, чем мне. Пока мы с капитаном спешно проводили свою маленькую спасательную операцию, эвакуация салона уже закончилась. Мы обнаружили это, когда выбрались из кабины в тамбур, поддерживая под руки второго пилота. Все аварийные люки были открыты, к земле спустились надувные аварийные трапы.
