В этой книге будут изложены результаты многолетних усилий по исследованию знаков, которые известны нам как родовые символы на зданиях. Эти сведения предназначены для широких кругов общественности.

Современный немецкий человек задается вопросами о своем происхождении. Он ищет ответы в расе, в древней истории, в психофизическом наследии предков. Эта книга подвигает читателя к аналогичному вопросу: как германский человек во времена непрерывного самопознания представлял себе проблему своего происхождения, как решал поставленные вопросы? Речь идет о том стрежне древнегерманской религиозности, которая до сих пор не осознана в многообразии своего изначального предназначения.

Однако можно констатировать: проанализированные в этом труде знаки с некоторого времени неуклонно привлекают внимание заинтересованной публики. И эти круги постоянно расширяются. Идет процесс, которого мы не могли наблюдать ранее: уже несколько лет этим знакам посвящена непрерывно издающаяся литература. Насколько благоприятным является интерес к этому ценнейшему наследию предков, настолько же досадным является то обстоятельство, что эти процессы идут рука об руку с ложными представлениями о сути родовых символов на зданиях, равно как и о роли, которую они сыграли в истории.

Несмотря почти на столетние исследования, смысл родового символа на здании до сих пор так и не установлен. Это исследование является попыткой дать ранее не предпринимавшиеся разъяснения по весьма насущному вопросу. Тем не менее в рамках этой книги не планируется обсудить проблему родовых символов во всем ее многообразии и глубине исторических интерпретаций. Предложенная информация не является исчерпывающей. Она дана в объеме, который позволяет осознать суть явления в целом.

Важное замечание: проблеме взаимоотношений родовых символов и родовых гербов будет посвящен второй том из этой книжной серии, в котором будет подробно анализироваться суть гербов как таковых[10].

Первоначально нашу книгу планировалось назвать «Домовые марки». Однако от этого было решено отказаться, назвав ее «Родовые символы»[11]. Причина этого кроется не в предпочтении некоторых лингвистических особенностей, а в следовании чувству ответственности перед настоящим, которое обязывает прибегать к более точным формулировкам родного языка.

Наши предки на протяжении столетий и на всех диалектах немецкой языковой ветви называли этот символ «домовой маркой» или преимущественно «маркой». Доказательством этого являются документы из эпохи Средневековья и последующих столетий.

Понятие «родовой символ» возникло на историкоправовой почве. В начале XVIII века немецкие коммерсанты позаимствовали из французского языка термин lа marque, которое являлось словом, обозначающим товарный знак. Слово было привнесено в немецкий язык, германизировано. Его стали писать как die Marque. Из торгового лексикона это слово перешло в юридический понятийный аппарат. Именно юристы были теми людьми, которые заново открыли наши символы, после чего ввели их в научный обиход. Те же самые юристы дали новое название этим символам. Они превратили традиционно употребляемое в немецком языке слово, которое было изначально среднего рода, в словосочетание женского рода, заимствованное из торговой лексики[12]. Так «домовая марка» превратилась в «родовой символ».

Странность состоит в том, что французы (так же, как и итальянцы и испанцы) восприняли вещь и слово, его обозначающее, в Средние века как раз из немецкого языка. Это произошло во времена Ганзы. Они изменили род слова, так как их языки не знали среднего рода для существительных.

Немецкие торговцы вернули изначально немецкое слово, искаженное в иностранных языках. Подчиняясь лингвистическим правилам иностранных языков, слово «марка-символ» оказалось в Германии заимствованным. Эта ошибка при наименовании символов была выявлена только столетие спустя. Духу немецкого языка отвечало, если бы древняя форма слова сегодня вернулась в обиход. Тем не менее надо принимать в расчет бытующее словоупотребление и произошедшее вместе с тем изменение значения слова «марка». Автор этой книги исходит из того, что «родовой символ» надо принять как факт и не перегружать исключительно важное дело исследования династической и родовой символики грамматическими и лингвистическими подробностями.

Прошло почти 100 лет, с тех пор как наука и общественность открыли для себя родовые символы, наносимые на здания. Весьма удивительным и поразительным кажется то, что на протяжении долгого времени научному изучению не подвергался столь важный памятник германской духовной истории, который имеет значение для истории культуры в целом. Можно было бы предположить, что по крайней мере геральдика, которая испытала взлет в XVI веке и за это время смогла добиться очень многого, должна была обратить внимание на наши знаки, введя их в сферу своего предназначения. Однако этого не произошло.

Исключения из этих правил встречаются лишь на скандинавском Севере. Здесь надо обратить внимание на ученого Оле Ворма (Олаус Вормиус, 1588–1654), вдохновенного исследователя нордических древностей и основателя науки о мире древних германцев, которому принадлежат «Шесть книг датских памятников» (Danicorum monumemtorum libri VI). Именно он впервые обратил внимание на родовые символы. Он видел в них особую разновидность рунической письменности, а именно «руны повязки» (Ьапdrunar), которые являлись отражением имени собственного. Он назвал их runae familiäres, то есть семейные руны. Родовой символ создавался при помощи нескольких рун, которые образовывали монограмму. Правильный порядок выделения отдельных рун позволял прочесть символическое имя предводителя рода. Так, например, знак

был разложен Вормом на следующие руны:

которые можно было прочитать как «Олафур». Мы можем провести параллель между родовыми символами и монограммами, которые ставились на документы сначала немецкими императорами, а до них отдельными королями, например Теодорихом Великим. Различие состояло в том, что коронованные особы использовали в качестве элементов монограмм отдельные латинские буквы, в то время как родовые символы составлялись из нескольких рун.

Родовые символы были пробуждены от забытийного сна движением немецких романтиков. Эти знаки сразу же вызвали живой интерес у общественности, которая, как выражались в те времена, «тяготела к отечественным древностям». Они не могли ускользнуть от ее заинтересованного взгляда. Это были не отдельные личности, которые делали открытия для всех остальных. Правильнее было бы говорить о присущей тому великому времени плеяде значительных исследователей, которые почти одновременно обратили свое внимание на загадочные знаки и символы. Славу открытия родовых символов между собой делят как немецкие, так и скандинавские ученые.

В первую очередь надо назвать Эрнста Морица Арндта. Во время своих продолжительных путешествий по Скандинавским странам он изумленным взглядом, который дает только истинная любовь к предмету исследования, выявлял старые обычаи и традиции. Он натолкнулся на «бомарки», которые весьма напоминали наши родовые символы. Однако в Скандинавии они были не уделом глубокой древности, а продолжали активно использоваться во многих местностях.

Из исследователей-нордистов раннего времени надо упомянуть две фигуры, чьи исследования сохранили свое исключительное значение даже в настоящее время. Это — выдающиеся исследователи рун. Один из них швед Йоханнес Э. Лильегрен, а второй — исландец Финн Магнуссен. Оба они собрали богатейший материал во время своих научно-исследовательских поездок. Лильегрен путешествовал по Швеции, а Финн Магнуссен исследовал датские острова, а также территории Шлезвига и Гольштинии, относившиеся тогда к территории Швеции. Его коллекция, состоящая из полутора тысяч родовых символов, в настоящее время хранится в королевском архиве Копенгагена и ждет своего часа, чтобы результаты ее изучения были представлены на суд общественности. Внимание обоих исследователей преимущественно было сосредоточено на проблеме отношения родовых знаков с рунами. Они задавались вопросом: был ли родовой символ производной от рун, или, наоборот, руны возникли из родовых символов? Кроме этого, их интересовало, можно ли было считать родовые символы рунами или нет? Оба пришли к одинаковым выводам. Родовые символы были составлены из рун. Оба оказались солидарны с мнением Оле Ворма, трактуя родовые символы как «руны повязки», что было комбинированием знаков рунической письменности для обозначения имени, но отнюдь не единым и самостоятельным знаком. Финн Магнуссен в своем главном произведении «Рунамо и руны» пытался обосновать эти выводы. Здесь мы находим важные сведения о существующей традиции родовых знаков в Швеции, Норвегии, а также в Северной Германии. В частности, речь шла о Дитмаршене. Ценные дополнения к этой работе содержались в статье сотрудника Петербургской Академии наук Андреаса Сьёргена, посвященной работе «Рунамо и руны», которая была опубликована в 1842 году на немецком языке в Санкт-Петербурге.