Я тоже рассмеялась. Она глянула на меня с симпатией, будто мы с ней зашли поболтать в бар, а не находимся в комиссариате.

– Вот так! Бедняга небось увидел что-то похожее в кино и возмечтал спать в такой кровати, чтобы с четырех сторон она была закрыта портьерами, а над головой – ну, вроде купола. Но я-то знала, что он еле-еле сводит концы с концами, занимаясь разного рода грязными делишками, всякой мелочевкой, конечно; хотя мне и самой приходилось делать то же самое – все мы в нашем районе так жили. Про дом с садом и кучей шкафов – мне было сразу ясно, что это у нас вряд ли когда будет, но слышать от него про такие мечты было очень даже романтично. Слава богу, что я не вышла за него замуж! Вы представляете, инспектор, что значит быть женой сумасшедшего, ну совсем сумасшедшего?

– Но ведь вы могли бы в любой момент уйти от него, развестись.

– Не знаю, как в вашей стране, но у нас в Италии, если женщина выходит замуж, то это уж на всю жизнь. По крайней мере, так меня воспитывали.

– Тогда, конечно: слава богу, что вы с ним не поженились!

– Именно что слава богу, – сказала она, глядя на меня не без осуждения. – Мы довольно долго так прожили: ходили куда-нибудь вместе, спали вместе – короче, как это всегда и бывает. И вот однажды он сообщает, что у них с друзьями есть один план. Они решили грабануть магазин бытовой техники, и он предложил мне пойти с ними. По его словам, мы заработаем кучу денег и это будет только начало. Трудно сказать, где у меня была в тот миг голова, но я согласилась. Он познакомил меня с какими-то типами, еще большими голодранцами, чем он сам, и… Ладно, чем дело кончилось, вы и без меня знаете. А потом… Когда его выпустили из тюрьмы, он заявился ко мне домой. Хотел, чтобы между нами все продолжалось по-прежнему, словно ничего и не случилось, опять начал приставать с разговорами о женитьбе. А я его сразу отшила – мол, один раз он мне уже устроил веселую жизнь – все, с меня хватит. И он просто взбесился, озверел. Я никогда ни одного человека не видела в такой ярости, в таком бешенстве. Именно тогда я и поняла, что с башкой у него не все в порядке. Но я не испугалась. Я ему такое выдала! И даже сказала, чтобы шел другую дуру искать – пусть ей рассказывает сказки про кровать с балдахином. Он поклялся, что еще вернется, вернется с карманами, полными денег. Вот тогда-то он в последний раз и спросит, выйду я за него замуж или нет, тогда, мол, и посмотрим… Потом он исчез, словно сквозь землю провалился. Меня это мало заботило, у меня и своих дел было по горло – надо было жить дальше, зарабатывать. И в конце концов я про него даже забыла, совсем забыла, честно.

– И вы вступили в каморру.

Она вскинулась, словно тигрица, готовая к броску:

– Я ведь вам с ispettore уже сказала, что сама в организацию не вхожу. Да, делала для них кой-какую работенку, вот и все.

Она посмотрела на меня, изобразив на лице обиду и говоря глазами, что, если я надеялась подловить ее на каких-нибудь противоречиях, сперва заставив разговориться, у меня этот номер не пройдет. Я дала задний ход:

– А дальше? Делала для них кой-какую работенку…

– Кроме того, это никак не связано с тем, о чем я рассказываю. Вы ведь меня попросили рассказать про Рокко Катанью, только про него.

– Хорошо, хорошо, продолжайте.

– И вот как-то раз, а уж времени прошло много, и мне даже узнать его было нелегко, он тут как тут, заявился. Встретила я его неласково. Если такой никчемный мужик никак не хочет от тебя отстать, это, можно сказать, проблема. Я велела ему убираться, заявила, что к прошлому возврата нет. Но он не отставал, инспектор, никак не отставал. Он говорил, что вот наконец-то мы и взаправду можем пожениться, потому как у него теперь много денег.

– Как давно это произошло, Марианна?

– Трудно сказать точно, лет пять назад. И он, чтобы уговорить меня, рассказал мне одну историю.

– Какую историю?

– Подробностей, понятно, не сообщал, но, по его словам, кто-то его нанял, чтобы он выполнил некое поручение за границей, и ему заплатили за это кучу денег в долларах. А я твердила свое: оставь, мол, меня в покое, и тогда он вытащил из кармана огромную пачку долларов и показал мне. По его словам, у него были еще и другие деньги, он якобы поменял род занятий и стал в этом своем новом деле большим мастером. А еще сказал, что на днях ему наверняка скинут новое задание.

– И тоже заплатят долларами?

– Нет, этого он не говорил, а сказал только, что ему придется снова поехать в Испанию.

Я вдруг увидела над собой кусочек чистого неба.

– Иными словами, тот заказ, за который ему уже заплатили, был сделан Катанье в Испании?

Она едва заметно прикусила губу. Надо же! Стоило на секунду ослабить внимание, и я тотчас ее подловила!

– А в чем состоял заказ, Марианна? Скажите мне. – Она молчала. – Это был заказ на убийство? Катанья уже мертв, почему бы вам не сказать мне правду?

Она каким-то отчаянным рывком повернула ко мне голову:

– Этого я не знаю, инспектор, не знаю. Всем самым святым для меня клянусь, Господом Богом клянусь. Я ничего не хотела слышать, потому что очень уж меня напугали и тон его, и деньги, которые он показывал, и вообще то, как он со мной разговаривал… Я опять велела ему убираться, сказала, что знать о нем больше ничего не желаю. И еще сказала, что отказываю ему не потому, что он бедный, а потому, что больше его не люблю. Тут он сразу примолк, помрачнел, как сама смерть, и ушел. Снова прошло какое-то время, и… Но остальное вы и сами знаете: недавно он заявился ко мне, стал угрожать… Он окончательно спятил, совсем крыша съехала, совсем перестал соображать, что делает.

– Это все?

– Больше я ничего не знаю.

– Тут я вам верю, Марианна.

– Да уж должны поверить.

– Кто выстрелил в Катанью из окна? Члены каморры, да?

– Нет.

– Но ведь иначе быть просто не может.

Она посмотрела на меня своими большими измученными глазами. Потом понизила голос:

– Инспектор, вы женщина хорошая. И я хочу вам сказать то, что вы хотите узнать, но все до конца, совсем все, рассказать не могу.

Я почувствовала в груди тяжелые удары сердца и почти потеряла способность дышать. И тоже прошептала ей в ответ:

– Говори, Марианна, пожалуйста, говори.

– Катанью убили совсем не те, кого вы арестовали. Это другой клан каморры, инспектор, они друг с другом враждуют. Тому капо, который сейчас у вас сидит, и вправду Катанья стоял поперек горла. Они ему что-то такое, не знаю что, поручили сделать, а тот потом пошел убивать уже по своему хотению и наделал каких-то глупостей. Понятно, он их подставил, а когда вы приехали в Рим и этот чокнутый вздумал гоняться за вами – это был уже предел всему. И тогда через подставного человека ту семью каморры обманули, сделали так, чтобы они убили Катанью. Как они это сделали, понятия не имею и даже не знаю, за кого они его принимали, когда решили прикончить. Но тем людям, которых вы арестовали, убийство Катаньи вы никогда не сумеете пришить.

– А тебе откуда известно?

– Тот подставной человек – мой друг.

– Он арестован?

– Нет.

– Хорошо, Марианна, очень хорошо. Назови его имя.

Она невесело рассмеялась:

– Нет, инспектор, его имени я вам не скажу, как не назову и тот, другой, клан каморры.

– Сколько же этих кланов?

Она снова засмеялась:

– Вы в таких делах мало разбираетесь, инспектор, в отличие от ваших итальянских коллег. Вот вы и спросите у них, не хотят ли они пощупать другие кланы каморры, только не говорите, что я вам на что-то намекнула, скажите, что вам интуиция подсказывает, а я молчала как убитая. Я вам подсказываю, какой дорогой дальше идти, а заодно надеюсь и себя избавить от мучений на других допросах.

– Почему бы тебе не назвать мне имена? А я постараюсь сделать так, чтобы тебя больше не допрашивали.

– Вы что, хотите, чтобы однажды меня нашли в моей камере убитой? Нет уж, я предпочитаю еще в живых походить! И уясните вы себе наконец: эти имена я никогда не назову и ничего об этих людях не скажу, понятно? Никогда!