Любая старая река — это еще и памятник языковой культуры. Например, название реки Оки появилось много столетий тому назад, когда на ее берегах жили предки чудских племен (древние финно-угры). Они назвали свою реку Йоки, что по-фински означает просто "река", "речка". До наших дней сохранилось похожее название Йоканьга (река на Кольском полуострове). В Ленинградской области город Териоки давно переименован в Зеленогорск, а вот название реки осталось.

К северу от Москвы расположены рядом два города с "речными" именами: Икша (Йекша) и Яхрома (Йакрома) — переводится как "земля рек и болот".

Но вернемся к нашему Гусю. С какой стати пришло в голову обитателям Мещёрской низменности называть свою реку… гусем? Ведь никто из чуди не знал, как называют по-русски эту птицу, потому что славяне появились в Мещёре лишь в конце [первого] тысячелетия нашей эры. Тайну названия притока Оки раскрыли лингвисты. Есть в финском языке слово "kuusi", что значит ель, еловый. Таким образом, финноязычные аборигены Мещёры дали реке название Еловая" [40].

Аналогичная картина складывается и с названиями Таруса и Суздаль.

"Наименования, созвучные Тарусе, встречаются в нескольких местах севера европейской части России. В Карелии есть озеро Большой Торос, а река Тарасьеки впадает в реку Ирсту. Все это гидронимы небольших речек, притоков, то есть поперечных водоемов. Это наталкивает на мысль, что в основе названий лежат слова, соотносимые с марийским (ближайшим родственником вымершего мерянского языка): "тореш" (поперек) и мордовским "трокс".

Когда-то, полтора тысячелетия назад, в центре и на севере России обитали племена, близкие по языку к современным марийцам и мордве. Следов материальной культуры от них почти не осталось, неуловимое время стерло их. Но остались географические названия. Если правильно прочесть их, то, возможно, они подскажут, какой этнос (народ) так назвал холмы, реки и озера. Думается, поможет и обращение к родственному мерянскому — саамскому языку. Ведь предки саамов обитали когда-то в северном Поволжье и были соседями мери. Так, загадочная Бица, надо полагать, — Сосновая река (саамское "пиец" — сосна). Мцена (сравни "миец" — лес) — Лесная река. Ворона и Воронеж — Лесная река ("вор" — лес на многих языках центра и севера России).

Отыскать названия, созвучные Тарусе, можно и на Кольском полуострове и в сопредельных землях. Например, в верховьях бассейна реки Улиты, правого притока реки Туломы, есть озеро Тарос. Мыс в северо-западной части озера Большая Имандра зовется Поперечным наволоком (дословный перевод с саамского Тоареснярг). В Северной Норвегии в уезде Квенантен находится хутор под названием Тоарас (поперечный). Таким образом, название реки Таруса — поперечная, то есть приток. Любопытно, что на диалекте самих северных саамов любой приток реки звучит: туарьес-йуха, что в дословном переводе значит — поперечная река" [67].

А вот что означает название Суздаль: "…памятуя, что на территории Владимирского ополья, в междуречье Волги и Оки, до прихода славян в X в. жило финно-угорское племя меря, связывали Суздаль с финским "суси" — волк. Но это слово имеет ограниченный ареал — оно бытует только в Западной Финляндии. Оказалось, что у соседних с мерей племен волк зовется совсем по-другому: "хук-ка" — у карелов, "хяндиказ" — у вепсов, "пире" — у марийцев, "верьгиз" — у мордвы.

Может быть, разгадку слова "Суздаль" мы найдем в местной флоре? Дело в том, что в бассейне реки Оки и в окрестностях Суздаля растет смородина. Карелы ее называют "сеструой", вепсы — "сестринад", а мордва — "шукштору". Логично предположить, что и у мери, чей язык близок мордовскому, название этой ягоды звучало сходным образом. Соотнеся мордовское "шукштору" с аналогичными словами на остальных финно-угорских языках, получим предположительное "суштар".

Известно, что в финно-угорских языках в конце слова звук "р" может заменяться на "ль". Уж не назвала ли меря водоем (ручей) или овраг поэтическим словом Сушталь, то есть Смородинный?

Итак мерянское "Суштал", став названием русского города, в соответствии с особенностями местного древнерусского говора сначала превратилось в "Суждаль", о чем свидетельствует летописное упоминание от 1024 года, а позднее обрело свое современное звучание" [68].

И такая тенденция наблюдается по всей Центральной и Северной России. Взять хотя бы название древней Рязани, происходящее от слова "эрьзень", или название самой матушки Москвы.

Складывается довольно странная и даже мрачная картина истребления одного народа другим. Некоторые могут подумать: мол, жила-была, не тужила мирная меря, и вдруг все куда-то исчезли, а на их месте стали жить невесть откуда взявшиеся русские — потомки славян. Однако с чего бы это в русских былинах и сказках, в сказках соседних народов, а также в древних летописях отсутствуют какие-либо упоминания о такого рода катаклизмах. Достоверные данные из области антропологии также опровергают это.

Вот что по этому поводу пишет В. И. Паранин: "Одной из динамично развивающихся наук в наше время является антропология. Ею в последние десятилетия получен ряд интереснейших результатов, которые тем не менее не находят никакого отражения в исторической науке. Так, антропологические исследования свидетельствуют о расовой тождественности современного населения Финляндии, большей части Прибалтики и северо-западной части России.

Таким образом, мы имеем огромный массив антропологически однородного населения, который включает Финляндию, Карелию, Прибалтику, а также население Ленинградской, Новгородской, Псковской, части Московской, Ярославской, Вологодской и Архангельской областей России. Но такая картина совершенно не увязывается с основным положением начальной истории Древней Руси о массовой колонизации славянами лесной зоны Восточной Европы и о поглощении ими местных балтийских и финских народов.

Что же касается славянской колонизации севера, то, во-первых, данное положение противоречит здравому смыслу, поскольку невероятно, чтобы значительные массы земледельческого населения перемещались из благодатного в сельском отношении лесостепного Среднего Поднепровья в гораздо худшие условия севера.

Во-вторых, на севере Восточной Европы и не могло быть свободных сельскохозяйственных земель для расселения пришельцев с юга" [48].

На этом основании Паранин делает парадоксальный, но в то же время убедительный вывод: "…искать русь среди славян бессмысленно, и это сейчас осознает подавляющее число историков. Но опыт предшественников показывает, что не менее бесперспективны попытки найти ее среди скандинавов, во всяком случае, как мы их понимаем". Следовательно русь, по Паранину, — это финно-угры. Что же касается русского (славянского) языка, то "после присоединения Олегом Киева и переноса в него столицы государства славянский язык все шире распространяется в северных его землях, вытесняя местные. И это вполне естественно". Далее он пишет: "…широко известен факт нахождения в Новгороде огромного количества берестяных грамот. Однако менее известным является то обстоятельство, что значительная их часть написана, как полагают, на карельском языке. Мы считаем, что известное всем явление билингвизма не является прерогативой нашего времени, и, очевидно, имело место в прошлом, а поэтому "карельские грамоты" рассматриваем как проявление его на территории Приильменья, где в течение значительного времени сосуществовали "новый", государственный, и "старый", народный, прибалтийско-финский, близкий известному нам карельскому [48].

Таким образом, по Паранину, получается, что никакой славянской колонизации, а тем более "славянского нашествия" не было. А русские центральных и северных районов России являются прямыми потомками "исчезнувшей" мери и других финно-угорских племен. Отсюда летописная русь — это финно-угорские народы, принявшие язык, обычаи и культуру славян, причем славян поднепровских. Эта теория производит глубокое впечатление своей убедительностью, ибо в данном случае становится понятно, например, о чем идет речь в летописи о походе Олега на Царьград.