Железнов решил следовать за полком Карпова. На середине реки он остановил машину, вышел, чтобы проверить прочность настила, приподнялся на носках и качнулся. Колеи прогнулись и заскрипели.

— Ничего, мороз прихватит! — сказал Яков Иванович, поблагодарил саперов за их работу и двинулся дальше, помахав Польщикову, чтобы тот подал назад и ехал соседней дорогой.

Не успела «эмка» еще потонуть в темноте ночи, как над головой комдива взвилась, выпущенная Куделиным, двойная ракета, — таких в дивизии не было. Сразу же по этому участку стала молотить артиллерия. Неподалеку от колеи разорвался снаряд, за ним другой. Настил качнулся, и Железнов провалился в образовавшуюся полынью. Адъютант и бойцы бросились к нему. Один из красноармейцев, рискуя сам провалиться, проворно подвинул доски вперед, перекрыл ими полынью и, подхватив Железнова под мышки, вытащил его из воды и передал саперам.

— Как твоя фамилия? — спросил адъютант бойца.

— Красноармеец Куделин Игнат.

— Куделин Игнат? — повторил Коротков. — Спасибо, товарищ Куделин! Я о тебе доложу комдиву.

Яков Иванович очнулся в медсанбате. Перед глазами маячили разноцветные полосы, свет казался затуманенным, и ему еле еле удалось разглядеть стоящих около кровати Хватова и командира медсанбата доктора Соколова.

— Как дела? — с трудом выговорил Железнов.

— Хорошо, — ответил Хватов. — Выходим к Сытькову.

— Кто командует? Добров?

— Он, — кивнул головой Хватов.

— Фома Сергеевич, — Железнов взял руку Хватова и свою и задержал ее, — поезжай к нему, будь с ним все время. Поддержи его! А меня в госпиталь не отправляйте.

Хватов посоветовался с врачом, и тот обнадежил, что положение Железнова опасений не вызывает, и поехал на НП к Доброву.

Дела на фронте складывались удачно. Полк Карпова повернул на юг и к вечеру занял Сытьково. Вслед за полком Карпова развернулся фронтом на восток полк Дьяченко. Наступая на запад, полк Нелидова занял указанный ему рубеж и, прикрывая собой полки Карпова и Дьяченко, прочно его удерживал. Яков Иванович все же тревожился. Он попросил Короткова написать записку Доброву.

— Пиши: «Личный состав полков значительно поредел, люди основательно измотались...»

Он рекомендовал Доброву сконцентрировать за нынешний вечер полки Дьяченко и Карпова, подтянуть артиллерию, дать людям отдохнуть, а рано утром, после короткого артиллерийского налета, ударить на Рузу, захватить мост и оседлать дорогу на Можайск.

Отправив записку, Железнов сразу же заснул, как будто снял с себя все заботы.

У его кровати дежурила сестра, часто заходил Соколов. Почти всегда здесь же находился Коротков, а за стеной, прислонившись к печке, стоял на страже Никитушкин, ревностно оберегая Железнова от ненужных посетителей.

На второй день Железнов почувствовал себя немного лучше. Ему провели телефон, и он тут же решил вызвать НП Доброва, но выяснилось, что Добров перешел на новый НП, с которым связь пока не установлена. Тогда Яков Иванович позвонил начальнику штаба. По его тону он понял: Бойко что-то скрывает, и вызвал к телефону Дьяченко. Минут через пять телефонист глухо ответил:

— Дьяченко на проводе, но слышимость очень плохая.

— Дублируй! — крикнул ему Железнов.

Начался мучительный телефонный разговор: не понимая иносказательных выражений, телефонист путал смысл сообщений. Вдобавок у Якова Ивановича еще звенело в ушах.

Однако постепенно картина прояснилась. Оказалось, что полк Дьяченко отступил и сам Дьяченко как будто полком уже не командует.

Железнов снова позвонил Бойко и стал добиваться от него правды, намекнув, что кое что ему известно. Предположения Железнова подтвердились.

— Эх, Иван Кузьмич!.. Иван Кузьмич!.. Опять наломал дров!.. — глубоко вздохнул он. — Хоть не допускай его к командованию!..

— Да вы, товарищ полковник, не волнуйтесь, — пытался успокоить Железнова Бойко, — все уладится. Туда поехал Хватов.

Положив трубку, Железнов вдруг стал одеваться.

В медсанбате поднялся переполох.

— Вы не можете ехать!.. — протестовал Соколов, расстегивая уже надетую Железновым гимнастерку. — Поймите, вы работать не в состоянии!..

— Как так не в состоянии? — отстранял руки Соколова Железнов. — Я должен ехать. До штаба вы меня проводите, а там начсандив кого-нибудь ко мне прикомандирует. — И с помощью Никитушкина он оделся.

— Я буду жаловаться Военному совету, — угрожал Соколов. — Это безобразие! Кто здесь командует — вы или я?

— Вы, Павел Сергеевич, вы! — спокойно отвечал Железнов.

— Чему вы, комдив, учите подчиненных?!

— Вы едете, Павел Сергеевич? Тогда одевайтесь. Или выделяйте другого врача.

Соколов беспомощно махнул рукой и стал одеваться.

Штаб размещался в просторной избе, разделенной на две половины легкой, оклеенной цветастыми обоями перегородкой. Около перегородки поставили койку и уложили комдива.

Железнов полулежа продиктовал начальнику штаба приказ о том, что командир дивизии вступил в должность. Он потребовал уточнения обстановки на фронте, отозвал в штаб Доброва и приказал начальнику артиллерии, начальнику инженерной службы и начальнику тыла явиться к нему через час. После этого он соединился по телефону с Дьяченко и приказал ему немедленно принять командование полком.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ночью разыгралась пурга. Из-за плохой видимости наступление пришлось отложить.

Полк Карпова удерживал Сытьково. Его передний край проходил примерно на километр восточнее этой деревни. Батальон Сквозного старался «оседлать» дорогу Сытьково — Руза. То ли из за пурги, то ли потому, что гитлеровцы тоже измотались, — на фронте стояла необыкновенная тишина.

Кочетов со своим пулеметом занимал в батальоне центральное положение. Рядом с ним у пулемета лежал Кремнев. В сотне шагов от них находилась позиция Подопригоры. Тишина угнетающе действовала на Кремнева.

— Почему так тихо? — спросил он у Кочетова.

— Я и сам дивлюсь, — почесал за ухом Николай. — Стало быть, смерз фриц. С хат-то его пуганули, а в поле, видишь, что творится?

— Может быть, он собирает силы для атаки?

— Все может быть, — подтвердил Николай. — По такому случаю, товарищ профессор, давайте закурим. Раз тихо, жди лиха! — Он покачал головой, закурил, держа самокрутку в кулаке, и улегся поудобнее. — Жаль, товарищ профессор...

— Кого жаль? — спросил Кремнев.

— Вас, профессор, жаль! В своей специальности вы, как золото, ценитесь. А что касаемо пулемета, то, я думаю, и без вас можно обойтись.

Николай внезапно умолк: сзади послышался конский топот.

Прищурившись, Кочетов всматривался в вихрящийся снег. Вскоре он различил на дороге всадников.

Но всадники, видимо, не услышали его окрика. Они скакали прямо по дороге. Кочетов выстрелил из винтовки. Гитлеровцы сразу же застрочили из пулеметов. Всадники соскочили с лошадей и повалили их на снег. Один, пригибаясь, побежал к пулеметчикам. По бурке Кочетов узнал в нем полковника Доброва.

— Что, казаки, Сытьково оставили? — сбрасывая с лица снег, спросил Добров.

— Нет, держим! — ответил Кочетов.

— Значит, похоже, мы с дороги сбились?

— Немудрено. Вишь, завируха-то какая!.. А Сытьково позади нас, — Кочетов махнул рукой в сторону деревни.

Стрельба стала заметно стихать, а через минуту-две и совсем замерла.

Снова наступила тишина. Ускакали прочь Добров с ординарцем и коноводом.

— И чего это он в такую пургу верхом? — удивлялся Кочетов. — Куда лучше в саночках: и теплее, и скорее, да и по-хозяйски если рассчитывать — всего одна коняка нужна. А тут сам он мерзнет, да с ним еще два солдата. Видать, в трех головах ума меньше, чем в одной.

И Николай опять умолк. Там, в мятежном вихре снежинок, что-то вдруг промелькнуло.

— Глядите, бегут! — схватил он Кремнева за руку. — Дайте им! Дайте им, елки зеленые!

Кремнев провел пулеметной очередью по еле различаемым сквозь пелену снега фигурам людей. Они тут же повалились наземь.