Уходя ж, благодаря за угощение да пред образом святым знамень-крест кладя, обратился старец вдруг к воеводе сам, и сказал-то он ему таковы слова: «За твою за доброту справедливую, за любовь твою к земле, к человеку тож, за радение твое благовершее не отымет у тя Бог всех даров своих. Не отымет, пока жив ты да умножит ще, так что будешь умирать в благолепии. Но по смерти по твоей всё падёт во прах, не бывать уж лепоте в Закудыкине, оттого, что не пустил ты во цвете лет сваво сына послужить Богу нашему. Посреди-то той беды да промежду слёз ещё быти малой песне да радости, ещё счастью быти тут да на краткий миг, когда сын-то твой спасёт Закудыкино. Но по нём уж не бывать белой радости, всё черным-черно на столетия. Да фамилии твоей усеченной быть на две буквицы родных твому сердцу суть». Так сказывал старец-прохожий боярину Берёзову, перекрестился на образ и исчез, токмо его и видали.

– Граждане пассажиры, комфортабельный автобус до Ульянова Посада отправится от первого перрона через пятнадцать минут. Отъезжающим, просьба пройти на посадку. Оплата проезда у водителя автобуса. Счастливого пути, – неожиданно прогремел на всё здание автостанции безразлично-металлический голос репродуктора.

За разговором мы не заметили, как прошла ночь, и наступило утро нового дня.

– О! Это мой рейс, – встрепенулся рассказчик и начал лихорадочно собирать остатки скромного еврейского ужина. – Я прошу-таки прощения за неоконченную повесть, как-нибудь в другой раз. А сейчас, простите великодушно, мне пора.

– Спасибо вам! – помогал я ему, поскольку тоже принимал участие в трапезе. – И за ужин, и за интереснейшую беседу. Жаль, не дослушал до конца. Надо же, на самом интересном месте. Как обидно, – я горел желанием узнать продолжение этой весьма волнующей меня истории. – А, может, на следующем автобусе поедете?

– Молодой человек, следующий только вечером, а меня ждут. Дела, знаете ли.

Он уже всё собрал, подхватил свои немногочисленные пожитки и направился, было, к выходу, но приостановился.

– А вам я таки вот что скажу, и надеюсь на вашу…, – он поднёс указательный палец к губам и заговорил почти шёпотом. – Я и сам давно мечтаю посетить эту деревню. Ведь вы же таки туда, если не ошибаюсь? А я не ошибаюсь, потому что, знаете ли, стар и еврей. Только будьте осторожны, весьма и весьма, ваше намерение таки небезопасно. Это я вам говорю, а старый еврей, кое-как поживший и кое-что повидавший, немножко знает, что говорит.

Он снова направился к выходу… и снова остановился.

– Да, если у вас что-нибудь таки немножко получится, вот вам моя карточка. Свяжитесь со мной, я таки буду вам весьма и весьма признателен. И…, – он совсем понизил голос, так что слов его почти не было слышно, – … и, храни вас ваш русский Бог. Россия ведь – она и для меня Родина. Иначе, что бы меня тут держало?

Я проводил его взглядом и снова упал в нагретое за ночь кресло. Мне было грустно, и в то же время какая-то новая сила, новый импульс заиграли в крови, подгоняя и утверждая в моих намерениях.

– Граждане пассажиры, комфортабельный автобус до Первомайского отправится от второго перрона через пятнадцать минут. Отъезжающим, просьба пройти на посадку. Оплата проезда у водителя автобуса. Счастливого пути, – снова прогремел безразличный голос репродуктора, теперь уже для меня. Я встал и направился к выходу из гостеприимного здания автостанции навстречу своей цели.

Комфортабельным автобусом оказался древний, видавший виды ПАЗик, возле которого уже собралась небольшая организованная толпа. Я занял место в хвосте людской вереницы и приготовился к томительному ожиданию. К моему удивлению очередь довольно быстро таяла, так что через каких-нибудь двадцать-тридцать секунд между мной и водителем, принимавшим оплату проезда, оставалось всего четыре человека. Тут я заметил, что пассажиры расплачивались не деньгами, а небольшими пластиковыми карточками на пример кредиток. Шофёр погружал их на мгновение в какой-то приборчик и возвращал владельцу, беспрепятственно проходившему в салон автобуса. Вся процедура занимала не более двух секунд. «Надо же, – подумал я, – в такой глухомани и кредитки за простую поездку в обычном автобусе. Или может это какие-нибудь проездные?». Пока я размышлял, подошла моя очередь.

– Сколько стоит билет до Первомайского? – спросил я у водителя.

– КГБ… – строго ответил тот, протягивая руку и глядя на меня в упор.

От этого слова стало почему-то немного не по себе. Даже представилось, что вот сейчас сзади, справа и слева от меня появятся как из-под земли две серых незаметных личности, и не видать мне как своих ушей ни комфортабельного ПАЗика, ни цели моего путешествия. Вся возможная будущность как-то вдруг пожухла и перечеркнулась крупной чёрной клеткой. Я машинально оглянулся, и не увидев подтверждения своих опасений, успокоился.

– Что? Простите, не понял?

– Чё не понял? КГБ давай, – повторил водитель, вглядываясь ещё пристальнее. – Или ты наликом?

– Да, пожалуйста, – обрадовался я разрешению вопроса. – Я приезжий, здесь впервые. Сколько стоит билет?

– Пятьдесят, – уже безразлично ответил водитель и отвернулся, подняв глаза к проплывающему где-то в небе облачку.

– Пятьдесят рублей? Так дорого на таком тарантасе?

– Империалов! А если тебе не нравится автобус, так я никого не держу. Валяй вон … на бомбиле…. Понаехали тут…. Так ты будешь платить или нет? – водитель снова вернул мне полный негодования и презрения взгляд.

– Да, конечно. Пожалуйста, – и я протянул радушному водителю комфортабельного автобуса «красненькую» сторублёвку. – Хороший автобус. Я попутал. Извините, если обидел вас. Я не хотел.

– Да ладно. Чё уж там, – он медленно, как бы нехотя, с известной долей снисходительности снова поднял глаза на облачко, рассмотрел его внимательно и так же медленно перевёл взгляд на купюру.

– Эт чё? Деревянные? – водитель с сомнением и даже, как мне показалось, брезгливо смотрел на мою руку, в которой я держал сотенную. – Эх. Можно и рублями. И откуда вы только берётесь? – он вновь отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес. – Две пятьсот.

– Что? Сколько?

– Две тысячи пятьсот рублей! – громко и членораздельно повторил он. – Ты едешь или нет, интеллигенция? Или плати, или отойди, не задерживай рейс!

Я в смущении отошёл. Таких денег у меня попросту не было. Две тысячи триста двадцать восемь рублей с мелочью – всё, что лежало в моём кармане. Да-а! Вот это конфуз! Этого я никак не ожидал! Что же мне делать?!

– Ну что, Робинзон, не берут в комфортабельный автобус? Я так и думал. Значит, это ты самый и есть.

Я обернулся на голос, показавшийся мне знакомым. Передо мной стояла улыбающаяся фигура в старых затёртых джинсах и выцветшей от времени футболке. Сверкающая на солнце лысина на мгновение ослепила и напомнила о ночной поездке по городу на скрипучем тарантасе.

– А, это вы? – узнал я таксиста и протянул ему руку для приветствия, как старому приятелю. Не знаю почему, но я рад был видеть его снова.

– Конечно я. Кому ж быть-то как не мне? Я уже с полчаса за тобой наблюдаю, всё жду, сядешь ты в автобус или нет. А раз не сел, стало быть, мой пассажир. Давай свою сумку, поехали. Мой «Мерседес» там, за углом, нас отсюда гоняют.

– Подождите, – остановил я его. – Но вы же говорили, что дорога там плохая, машина старая, сломаться может, застрять.

– Что? – обиделся он. – Да ты знаешь, что это за машина?! Это ж … паровоз!.. вот какая машина! Я сам её сконструировал, сам собрал по винтику… Да она не только по бездорожью, по Луне проедет! Луноход! А ночью… ночью это я так, ля-ля, – и он снова расплылся в улыбке. Извинялся наверное за давешнюю неправду.

– Постойте, – снова остановил я. – А чего же тогда сразу не поехали, столько времени потеряли?

– Э-э, гм… Ну, так нужно было.

– Кому нужно?

– Да не спрашивай ты меня, Робинзон! Кому? Зачем? Не знаю. А только нужно и всё.