— Она искала возможность родить ребенка от Раптора, да. Но это не сработало.

— Почему?

— Семя динозавра, человечье яйцо. Утробный процесс протекал некорректно и… Чтобы гибриды должным образом развились в течение периода созревания, десятимесячного у динов, да, необходимо человечье семя и яйцо динозавра с твердой внешней оболочкой. Иначе…

— Иначе рождаются уроды. Как те, которых вы держите в клетках. Или тот, что напал на меня у клиники.

Валлардо снова кивает:

— Мои ранние эксперименты. Не хватило духу их уничтожить.

— О да, — хмыкает Гленда. — Доктор у нас сама душевность.

— Когда Джудит поняла, что не сможет иметь своего собственного ребенка от дина, она решила, чтобы добрый доктор использовал яйца Джейси — уже отобранные и замороженные со времени экспериментов с ней и Донованом — и плодородное семя ее мужа. Это бы не был ее ребенок генетически, но достаточно к тому близко. Валлардо бы сделал ребенка, Джудит растила его как своего, и все шито-крыто. А затем… ну, я целый день могу гадать и гадать, но не приблизиться к истине. Почему бы тебе нам ее не поведать, Джейси?

— Если ты сам все так хорошо знаешь… — с горечью произносит она.

— Я бы предпочел, чтобы ты нам рассказала. Всегда приятней узнавать из первых рук.

Мы все не отрываем глаз от Джейси, и мне кажется, что давление наступившей тишины одолеет ее нежелание говорить. Она начинает:

— Я пришла к Раймонду только для того, чтобы поздравить его с праздником. Это был канун Рождества, и офис уже опустел — все здание, — но Раймонд работал как обычно, заканчивая в последнюю минуту какие-то неотложные дела. Некоторое время я приставала к Раймонду, уговаривая вместе встречать Новый год. Он не знал, как отвертеться от празднования со своей миссис, — полные ненависти взгляды Джудит и Джейси сталкиваются посреди комнаты и взрываются, никому не причинив вреда, — так что я помогла ему придумать… отговорку. Не знаю, что заставило меня сделать это, но когда мы сидели за его столом, я у него на коленях, смеялись, радовались праздникам и нашему ребенку и тому, какая чудесная нас ожидает жизнь, я ощутила такую… я не хочу сказать любовь, но близость. Что бы это ни было, я рассказала ему. Правду.

«Я должна тебе кое-что показать, — сказала я ему, а он засмеялся и спросил, не собираюсь ли я раздеться. — В некотором смысле», — ответила я. Потом я вышла на середину комнаты, сбросила всю одежду и сняла облачение. Я стояла там, голая Колеофизис, и ждала его реакции.

Раймонд был спокоен. Очень спокоен. Мне казалось, что он сдерживает ярость и вот-вот вышвырнет меня, позовет охрану… Но теперь я понимаю, что он обдумывал свой собственный выбор. Он позвал меня к столу, усадил и рассказал свою историю. Как он рос. Откуда он. И кто он на самом деле.

Он хотел заключить соглашение между людьми и динами, познакомить свой род с нашим, так чтобы это произошло как можно менее болезненно. Он говорил, как его воодушевляет перспектива стать тем, кто откроет миру наше существование. Вытащить нас из «чулана», как он выражался, было его заветной мечтой, и он хотел, чтобы я помогла ему в этом.

Не знаю, ждал ли он от меня радости, потрясения, страха, да, честно говоря, я и сама не понимала, какие испытываю чувства. У меня не было времени подумать; ты сам знаешь, как это бывает. Уж я-то знаю, что ты знаешь, как это бывает. Все мы, прежде всего, заложники своего инстинкта, все мы вынуждены нести этот крест — Винсент, ты пытался меня убить, когда принял за человека, увидевшего тебя без облачения; сейчас мы видели реакцию твоей подруги на Джудит. Это от рождения, и, более того, мы учимся этому с первых дней: если человек узнал, человек должен умереть.

Я плохо помню, как набросилась на него. Честное слово. Я помню только, что пришла в себя в луже чужой крови и увидела мертвого Раймонда, человека, которого я полюбила. Однако инстинкт во мне не утихал, так что я привела себя в порядок, села в кресло Раймонда и принялась ждать Джудит, которая, как мне было известно, вскоре должна прийти.

Я собиралась убить ее, покинуть офис и скрыться за границей: на Ямайке, Барбадосе, Филиппинах. Я слышала, в Коста-Рике довольно много динов. Я хотела жить подальше от людей; я уже достаточно натерпелась от них в своей жизни.

Джудит начинает приходить в себя и, переводя настороженный взгляд с меня на Джейси, медленно встает:

— Как только я вошла, она бросилась на меня. Чуть в горло не вцепилась.

— Твое счастье, что я на месте тебя не прикончила, — огрызается Джейси и снова обращается ко мне: — Но она отскочила и успела сказать мне о ребенке. — И добавляет, оглядываясь на Джудит: — Моем ребенке. Она сказала, что продолжит финансировать эксперимент, а когда родится ребенок, я смогу взять его себе. Убей я ее, эксперимент бы закончился. Расскажи я все Совету, они уничтожили бы яйцо и бумаги доктора Валлардо. Так что мы заключили сделку.

Джейси глубоко вздыхает и оглядывает публику, которую так ловко держала в своих бурых мясистых лапах.

— Вот, собственно, и все. В тот вечер, когда ты явился в ночной клуб и я получила письмо от доктора Валлардо, тревога оказалась ложной.

— В районе латерального экватора яйца отмечались толчки, — оправдывается доктор. — Я решил, что лучше будет пригласить вас.

— Что бы там ни было, тревога оказалась ложной, — повторяет Джейси. — Но я все время находилась в контакте с доктором Валлардо, и прошлой ночью… нет, прошлая ночь была чудесна, Винсент. Я бы ни на что на свете ее не променяла. Но когда я позвонила доктору и он сказал, что все началось и мне нужно вернуться в Нью-Йорк… Можно ли винить меня за то, что я не могла пропустить…

— Конечно нет, — искренне отвечаю я. — Не надо было только меня какой-то дрянью накачивать.

— Вынужденные предосторожности, — объясняет Джейси.

Я снова принимаюсь мерить шагами комнату.

— Доктор, Джейси, в течение ближайших недель вам придется предстать перед Национальным Советом. Думаю, им тоже захочется услышать эту историю. И пожалуйста, никаких неожиданных отпусков. Миссис Макбрайд, я намерен взять вас с собой в Лос-Анджелес, и там мы посмотрим, как отнесется департамент к убийце полицейского. Гленда, поможешь?

Мы с Глендой крепко хватаем миссис Макбрайд за вялые предплечья. Она не сопротивляется.

— Началось! — Внезапный крик Валлардо эхом разносится по лаборатории в сопровождении рвущегося из динамиков булькающего визга. Треск тоже усиливается, наполнив комнату горячим белым шумом, за которым следует вопль Джейси. Материнское счастье? Фантомные родовые боли? — Нужно поднять его выше! — кричит Валлардо, дергая блок, на котором висит гамак. — Он должен выскочить из воды! — Мощный рывок — я бегу к другой веревке и тяну изо всех сил — что-то не так, что-то… скрипит?

Веревка рвется. Блок не держит. Гамак обрушивается.

Джейси визжит, на этот раз явно не от счастья, и несется к дальнему краю резервуара, в то время как Валлардо силится устоять. Оба они кидаются на лестницу, приделанную к стеклянной стенке, и пытаются перелезть через бортик; Джейси, благодаря длинным ногам Колеофизиса, добивается большего успеха, нежели тучный, приземистый Валлардо, и ныряет в бассейн. Валлардо взбирается несколькими секундами позже и тоже плюхается в воду. Теплая вода выплескивается из аквариума и брызгает мне на лапу; приятное ощущение напоминает о том, как я люблю плавать.

Гленда, Джудит и я благоговейно наблюдаем через стекло за Валлардо и Джейси, дивясь их фантастическому мастерству по части водного балета. Валлардо ныряет, отстегивает гамак, который теперь только мешает, и старается удержать яйцо над головой, исступленно дрыгая ногами и коротким, будто обрубленным хвостом.

Подводные микрофоны доносят до нас звуки борьбы: хрипы и стоны мешаются с треском яичной скорлупы. Джейси помогает Валлардо, стиснув яйцо длинными бурыми пальцами, делая все, чтобы удержать на поверхности своего ребенка, а пронзительный щебет, нечто среднее между человеческим плачем и брачным зовом канарейки, становится все громче и громче.