— Вы когда-нибудь были в ночном клубе «Пангея»?

— Конечно, это же заведение Раймонда. — Она чуть приподнимается с мечтательной улыбкой на губах, будто припоминает что-то давно забытое. — На самом деле, я даже пела там однажды. Кажется, в новогоднюю ночь. Исполняла праздничное попурри.

— Донован Берк был менеджером «Пангеи».

Сара выплевывает в стакан кубик льда и вдруг отводит глаза:

— Правда?

— Итак, я повторяю вопрос: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?

— Наверное… наверное, должна была.

— Должны были.

— Если он был менеджером, то должна была. Но я не помню. На Раймонда работала уйма народу. Менеджеры, инструкторы, телохранители — даже детективы, как вы.

— Таких детективов, как я, не существует, — качаю я головой.

— Я в этом совсем не уверена. Несколько месяцев назад еще один детектив из Лос-Анджелеса был счастлив уделить мне время…

Молниеносно я вскакиваю над Сарой Арчер; сердце готово выпрыгнуть из груди, кровь плещется по венам. Похоже, я перепугал бедную девочку, судя по тому, как она погружается в подушки, будто в трясину.

— Как его звали? Где вы его видели? Когда вы его видели?

— Я… я… я не помню, — заикается она.

— Его звали Эрни? Эрни Ватсон?

— Возможно…

— Возможно… или так?

— Может быть, и так. — Она запинается, нервничает, и хотя у меня нет никаких оснований запугивать свидетеля, она теперь, по крайней мере, ко мне не лезет. — Он был примерно вашего роста… Постарше, симпатичный…

— Как давно вы видели его?

— Это было после смерти Раймонда… в январе.

— По времени совпадает. — Эрни был убит в начале января, всего через несколько дней после того, как взялся за дело Макбрайда. — О чем он вас спрашивал?

— Ни о чем особенном, — отвечает Сара. — Мы лишь немного поговорили, и он сказал, что позвонит позже. Он дал мне карточку, свой здешний номер телефона… — Она тянется к стоящей рядом тумбочке — халат распахивается, обнажая бледную кожу, — и роется в сумочке. Мгновение спустя она извлекает маленькую визитную карточку и садится. Халат запахивается. А я все равно не смотрел.

Это обычная карточка «Джей amp; Ти», агентства Гленды. Время от времени сотрудники «ТруТел» используют «Джей amp; Ти» в качестве нью-йоркской штаб-квартиры; Эрни, должно быть, именно так и поступил. А это значит, что его записки, прежде не обнаруженные, могут и найтись, если поискать хорошенько. Я отмечаю про себя, что необходимо как можно скорей позвонить Гленде и заставить ее все там перелопатить.

— Вы не пытались звонить по этому номеру?

— Случая не представилось. И потом, мне казалось, он собирается вернуться, чтобы еще меня порасспрашивать. Но больше я его не видела.

Я не в состоянии справиться с дрожью в голосе, но героически пытаюсь скрыть ее кашлем и говорю просто:

— Он умер.

На лице ее лишь удивление и участие:

— Очень жаль.

— Его сбило такси.

— Очень жаль, — повторяет она. — По крайней мере, быстро.

Наша беседа прерывается дробным стуком в дверь.

— Должно быть, менеджер, — смотрит на меня Сара.

Я огладываюсь — и прежде чем кто-либо из нас успевает отреагировать, из-под двери показывается письмо, пауком-альбиносом скользит по полу и тормозит, уткнувшись в мои грошовые мокасины. Сверху нетвердыми, дрожащими буквами, словно писал третьеклассник, выведено имя Сары.

Я тянусь к нему и…

— Нет! — Что-то новое в ее голосе, что-то на грани смертельного ужаса. Будь она дином, я бы сразу понял — запах выдает.

— Я просто хотел…

— Я сама. Благодарю вас, но предпочитаю решать сама, когда мужчине пора склониться у моих ног.

Несмотря на сарказм, ясно, что настроение у Сары резко упало. Она с трудом волочит за собой ноги, будто те связаны, и чуть не до крови кусает губы. Медленно сгибаются колени, тело неохотно опускается следом, Сара припадает к полу и робко подбирает конверт, перебирая пальцами черные каракули, сложенные в ее имя.

— Что-то не так? — полувопросительно-полуутвердительно говорю я.

Скрежеща зубами, она качает головой:

— Нет… нет. Все в порядке. — Я вижу, как пульсируют ее виски. — Я очень устала, мистер Рубио. Наверное, нам лучше продолжить как-нибудь в другой раз.

Я предлагаю ей выпить, спрашиваю, не принести ли бутылку вина из бара, но она отказывается. Сара застывает у дивана, будто пустила глубоко в паркет корни страха.

— Может… может, вам лучше уйти, — говорит она, как и следовало ожидать. Я хватаю саквояж, перекидываю его через плечо, готовясь вернуться к роли Винсента, Странствующего Раптора, чьи пожитки тянутся за ним, пока он бороздит улицы Нью-Йорка.

— Вы правы, пора мне двигаться. Может, удастся поговорить позже.

— Наверное, так будет лучше всего.

— Я в «Плазе», если захотите меня отыскать. Поздняя регистрация в отеле была три часа назад. Может, послоняюсь по улицам и дотяну до ранней. Не придется платить за лишнюю ночь.

Однако ей, чувствуется, не до моих меркантильных проблем, так что мне остается горько оплакивать потерю случайного собеседника.

— Я вас провожу, — говорит она, не двигаясь при этом с места.

— Не беспокойтесь, я найду дорогу.

Открываю дверь — никого не видать. Кто бы ни доставил письмо — скорее всего, велосипедист-посыльный, понятия не имеющий о его содержимом, — он уже скрылся.

— Доброй ночи, — говорит она; похоже, к хозяйке возвращается та часть мозга, что отвечает за вежливость.

— И вам того же. Может, загляну завтра.

— Да, — машинально кивает она. — Завтра. — Дверь закрывается, и я снова в сыром коридоре, пронизанном ароматами прокисшего пива.

Мне необходимо поговорить с Глендой, а еще мне необходима хорошая порция базилика. Но какое-то предчувствие щекочет мне внутренности, и это предчувствие превращается в подозрение, а если я чему-то и научился от Эрни, так это относиться к любому предчувствию, как к подозрению, а к любому подозрению, как к факту.

Что бы ни означало это письмо, что бы ни было там внутри, оно было рассчитано на определенную реакцию. И реакция последовала. А за реакцией должны последовать некие события.

Если интуиция меня не обманывает — полагаться на нее — изрядная, по нынешним временам, авантюра, но что у меня осталось, кроме интуиции, — не пройдет и пяти минут, как Сара Арчер смоется из гардеробной, проследует по коридору до служебного входа и скроется в ночи.

А я отправлюсь за ней.

Если смогу поймать такси.

Эрни был таким: как швейцарские часы с шестью шестеренками, слегка неисправные. Его было не остановить; у него на все готов был ответ. Ты говоришь ему: «Мы не можем вести наблюдение, аккумулятор сдох», а он отвечает: «Прикурим у кого-нибудь». Ты ему: «Запасной аккумулятор тоже накрылся», а он тебе: «Купим новый». Теперь ты понимаешь, что увяз в игре, причем игра эта нешуточная, и ставки все выше. Раз уж начал ее, приходится играть до конца, хотя точно знаешь, что светит тебе только проигрыш. «У нас нет денег», — говоришь ты, а он тут же отвечает: «Позаимствуем аккумулятор на складе». И в конце концов ты воруешь машину, ведешь ночное наблюдение, преступая все границы местных законов, и возвращаешь машину на место, обычно с полным баком. По крайней мере, Эрни был вежлив. Мы с Эрни были отличной командой, и хотя наши методы подчас не совпадали, мы превосходно дополняли друг друга. В то время как Эрни мог висеть на хвосте у самой увертливой тени, однако имел привычку приводить в ярость свидетелей, так что в результате они лишь замыкались в себе, я отдавал предпочтение более благородным способам расследования, спокойно подводя подозреваемых к нужному мне ответу, часами убеждая их признаться и добиваясь своего так, что они сами не понимали, где совершили ошибку. Эрни напяливал на себя первое, что попадалось под руку; я был парнем от «Брук бразерз». Я не пользовался одеколоном; Эрни в нем чуть ли не купался, так как, будучи Карнотавром, несколько стыдился собственного запаха. Эрни был превосходным ряженым: в считанные минуты он воплощался в человека и обратно в динозавра, так что не раз пугался собственного отражения в ванной. Эрни был толстым, я — худым, Эрни был улыбчивым, я — хмурым, Эрни был оптимистом, я — пессимистом, Эрни был Эрни, и подчас он был настоящим дерьмом. Но он был моим Эрни, он был моим партнером, а теперь все пошло прахом.