– Ладно, я приеду.

– Вот и молодец, – похвалила Ольга и, поцеловав его на прощание, направилась к двери. Она вновь задержалась в дверном проеме, застыв в нем прекрасной живой картиной, а потом вышла.

«Ну надо же! Не было печали… – расстроился Ордынцев, – придется теперь ехать к Волконской».

Надин решила забежать к Волконским с утра. Этой привилегией сестры Чернышевы пользовались с особым удовольствием, ведь именно по утрам Зинаида Александровна оставалась одна и принадлежала только им. Надин хотелось поговорить с ней о Шереметеве. Раз Зизи назвала того своим другом – значит, хорошо его знала.

Выяснив у дворецкого, что княгиня еще не выходила, Надин поднялась на второй этаж. Она ожидала найти ее в постели, но еще в коридоре услышала переливы низкого бархатного контральто. Княгиня пела. Это было что-то незнакомое, по крайней мере, Надин еще не слышала ни такой мелодии, ни таких слов. Зинаида Александровна пела по-русски, и слова оказались не торжественно-возвышенными, а простыми, но так брали за душу, что Надин застыла на месте. Зизи пела о молодом изгнаннике, тот плыл в чужие страны, оставив в родном краю разбитые иллюзии своей юности. Надин даже представила его на палубе корабля, когда теплый, изумительный красоты голос вывел последний припев:

В воздухе повисла тишина, и Надин вдруг осознала, что музыки-то не было, чудо сотворили обворожительный голос и потрясающие слова, но ведь ей казалось, что звучит целый оркестр, и даже тонко посвистывает ветер в парусах корабля. Что это было? Мираж?.. Надин постучала в дверь спальни и, услышав приглашение, вошла. Поздоровавшись, она тут же спросила:

– Что вы пели? Я все слышала, это чудо – все так просто, а каждое слово берет за сердце!..

– Это Пушкин, моя дорогая, – улыбнулась княгиня. – Мой друг написал музыку на его стихи. Мне шепнули, что после коронации Пушкина примет государь, так что мы все ждем его в Москве. Хочешь, я и тебя с ним познакомлю?

– А вам не будет за меня стыдно – ведь я не очень-то разбираюсь в поэзии? – призналась Надин и заговорила о том, что ее больше всего волновало: – Можно спросить о другом вашем госте?

– Дмитрий Шереметев? – сразу догадалась Волконская. – Я оценила огонь в его очах, когда ты поднялась из-за стола после первого действия. Кстати, почему вы так рано ушли?

– Я маме обещала, да и бабушка недавно повредила ногу.

– Как это Марию Григорьевну угораздило?

– Спасибо лихачу – несся как сумасшедший, и прямо у крыльца зацепил ось нашего экипажа, бабушка упала с сидения и ударилась.

– И что это за умник, летающий по Тверской, сломя голову?

Надин злобно фыркнула:

– Князь Ордынцев. Наглец!

– Зря, ты! Он – неплохой человек, – возразила Зинаида Александровна.

Разговор грозил скатиться на обсуждение Ордынцева, а Надин пришла сюда не за этим, и поэтому напомнила:

– Я хотела спросить вас о том, что за человек Шереметев.

– Понравился? – ласково улыбнулась Зинаида Александровна, – и то правда, как он может не понравиться? Золотое сердце! Он рожден, чтобы делать добро.

– Мне показалось, что он увлечен театром, – вспомнила Надин, – он с таким восторгом слушал вашу декламацию!

– Актриса во мне польщена, – торжественно изрекла княгиня и засмеялась, но тут же продолжила уже серьезно. – Что до Шереметева, то я его очень ценю и не сомневаюсь, что ты с таким мужем была бы счастлива, хотя он и молод. Есть только одно «но»: сироту-графа с малых лет опекает вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она, похоже, давно считает его чем-то средним между собственным ребенком и учеником своего Воспитательного дома, а такой свекрови не пожелаешь никому.

Они еще немного поговорили о молодом графе, но Надин так и не смогла выудить ничего нового. Пришлось ей откланяться. По дороге домой она все вспоминала бархатное контральто и проникновенные слова. Может, это был знак? Но как его растолковать? Море – значит, путешествие? Наверное, они с Шереметевым поплывут после свадьбы на корабле, но это станет радостным событием, и не будет ни печалей, ни тревог.

«Это просто совпадение, – наконец-то решила Надин, – море здесь ни при чем, просто мой жених любит прекрасное, это намек на то, что придется и мне научиться разделять его увлечения, а начинать нужно с поэзии».

Успокоившись, она занялась самым приятным делом – выбором наряда на вечер. Пусть Шереметев ослепнет от ее красоты!.. Интересно, когда же он дозреет до предложения? Сколько же, однако, нужно терпения, чтобы женить на себе мужчину!

Терпение обычно вознаграждается, вот и Дмитрий наконец-то получил свой приз: вскоре после отъезда Ольги, его разыскал Закутайло.

– Ну, Павел, я уже все глаза проглядел и все думы передумал, ожидая вас! – обрадовался Ордынцев и сразу же перешел к делу: – Как там наш подопечный?

– Отдыхает на постоялом дворе. Доехали мы без приключений: он ничего никому не продавал, ни с кем не встречался, а завтра утром собирается отправиться в столицу. Так что если он – курьер, то шпион скрывается в Санкт-Петербурге.

– Не все так просто, – возразил Дмитрий и рассказал товарищу о втором подозреваемом и о том, как, вспугнул графа Булгари.

– Но вы же сами сказали, что пока этот граф из Москвы никуда не денется, а как он в Одессу вернется, установим за ним тотальную слежку, это ведь легче, чем гадать на кофейной гуще, подозревая всех и никого. Но я вам сразу скажу, что я бы на торговца гашишем поставил. Мерзкий он мужик. Вроде и молчит, никого не обижает, ни с кем не конфликтует, а взгляд у него змеиный.

Вариантов, по большому счету, все равно не оставалось, и Ордынцев согласился:

– Давайте пока на нем и сосредоточимся. Но как мы сможем и дальше этого Гедоева отслеживать? Вы ехали с ним от Одессы, и вас нельзя больше использовать – это может вызвать у него подозрения, и он запаникует. Наверное, придется мне этим заняться.

В глазах Закутайло мелькнул явный скептицизм. Он отрицательно качнул головой.

– Это не пройдет. Вы уж не обижайтесь, только в вас важного барина за версту видать, а такому человеку в торговом обозе делать нечего. Но беспокоиться не надо, наш капитан Филиппов уже обо всем позаботился – меня на постоялом дворе ждал Афоня. Помните Афанасия Панькова? В то утро, когда капитан вас нашей команде представлял, он слева от меня сидел – рыжеватый такой.

– Помню: невысокий и худенький, сидел в углу каюты, – подтвердил Дмитрий. – Так вы передали Гедоева ему?

– Так точно, Афоня уже примкнул к завтрашнему обозу на столицу, Алан тоже с ним поедет, другого-то все равно нет.

После стольких дней ожидания так сразу и расстаться с Закутайло? Но Дмитрий понимал, что этого не избежать.

– А вы-то, что намерены делать? – только и спросил он.

– Мне Афоня привез от капитана приказ: я еду обратно, – объяснил Закутайло, – теперь Паньков станет вашим помощником, он – парень ловкий, не пожалеете. Адрес вашего дома в столице я ему передал, он вас сам найдет, как только появится в Санкт-Петербурге.

Закутайло стал собираться, а Дмитрий попросил:

– Пожалуйста, проследите лично, вдруг Булгари все-таки появится в Одессе.

– Не волнуйтесь, я уж его не пропущу, – пообещал Закутайло.

Дмитрий написал адмиралу короткий отчет, и отпустил своего помощника, а сам принялся собирать вещи.

Сборы его прервала горничная: она принесла маленькую записочку от княгини Волконской. Только тут Дмитрий вспомнил, что пообещал посетить вечерний раут у Зинаиды Александровны. Господи, как же некстати! Но Ольга уже передала хозяйке его обещание, и не приехать теперь – значило оскорбить хозяйку дома. Пришлось доставать фрак.

До дворца Белосельских-Белозерских на Тверской было рукой подать, но ехал он медленно. Дмитрий откинулся на подушки коляски и с любопытством наблюдал за улицей. Складывалось такое впечатление, что население Первопрестольной по меньшей мере удвоилось: множество экипажей запрудило мостовую, а вдоль домов сновали толпы прохожих.