– Открой его, Эдди из Нью-Йорка.

Тонни и Льюис смотрели на него вопросительно и с легким испугом. Пожилые Мэнни, как заметил Эдди, наблюдали за ним с жадным интересом. Он подумал, что требуется немало лет, дабы осмыслить всю экстравагантность образа жизни этих людей. Со временем Льюису и Тонни предстояло постигнуть ее премудрости, но пока они находились лишь на одном из этапов этого долгого пути.

Хенчек кивнул, уже с легким нетерпением. Эдди наклонился и откинул крышку. Легко. Замок-то отсутствовал. Содержимое коффа скрывал лишь кусок шелка. Хенчек откинул его с элегантностью фокусника, открыв отвес на цепи. Эдди он напомнил детский волчок, размером куда меньше, чем он ожидал. Расстояние от острия до широкой верхней части не превышало восемнадцати дюймов, материал отвеса напоминал желтоватое дерево, поблескивающее жиром. К нему крепилась серебряная цепочка, намотанная свободным концом на кристаллический штырь, торчащий из стенки коффа.

– Доставай отвес, – продолжил Хенчек, когда же Эдди посмотрел на Роланда, волосы вокруг рта старика разошлись, обнажив идеально ровные белые зубы в на удивление циничной улыбке. – Почему ты смотришь на своего дина, молодой сопляк? Магия ушла из этого места, ты же сам сказал! Или самостоятельные решения – не для тебя? Но почему? Тебе… ну, не знаю… уже двадцать пять?

Стоявшие рядом и услышавшие эти слова Мэнни захихикали, хотя некоторым из них двадцати пяти еще точно не исполнилось.

Злясь на старого козла, да и на себя тоже, Эдди сунулся в кофф. Хенчек остановил его руку.

– Только не трогай отвес. Не трогай, если хочешь, чтобы твое молочко было по одну сторону, а дерьмо – по другую. Только за цепь, ты меня понимаешь?

Эдди, который практически коснулся отвеса, уже выставил себя перед этими людьми круглым дураком, так что теперь у него не было причины не завершить начатое, но он встретился взглядом с озабоченными серыми глазами Джейка и передумал. Как обычно, на такой высоте дул сильный ветер, высушивая пот, оставшийся после подъема. По телу Эдди пробежала дрожь. Он вновь наклонился над коффом, взялся за цепочку, осторожно размотал со штыря свободный конец.

– Поднимай его, – приказал Хенчек.

– Что-то произойдет?

Хенчек кивнул, словно наконец-то дождался от Эдди разумного вопроса.

– Мы это и хотим посмотреть. Поднимай.

Эдди подчинился. Помня, какие усилия пришлось прилагать молодым Мэнни, несшим кофф, он изумился легкости отвеса. Казалось, он поднимал перышко, прикрепленное к концу четырехфунтовой цепочки из сверкающих звеньев. Конец цепочки он обмотал вокруг пальцев, поднял руку на уровень глаз. И стал чем-то похож на кукловода.

Эдди уже собрался спросить у Хенчека, а что, по мнению старика, должно произойти, но не успел и рта раскрыть, как отвес начал раскачиваться из стороны в сторону, по малой дуге.

– Я его не раскачиваю, – вырвалось у Эдди. – Во всяком случае, думаю, что не раскачиваю. Должно быть, ветер.

– Думаю, что ветер здесь ни при чем, – возразил Каллагэн. – Никаких порывов нет…

– Тихо! – воскликнул Кантаб и так зыркнул на Каллагэна, что священник умолк.

Эдди стоял перед пещерой, от горы разбегались русла пересохших рек, а дальше перед ним расстилалась практически вся Калья Брин Стерджис. Далеко-далеко сине-серой громадой стоял лес, через который они пришли сюда, последнее свидетельство существования Срединного мира, куда они уже не могли вернуться. Ветер дул, но в одну сторону, поднимая волосы со лба. И внезапно он услышал гудение.

Да только не слышал его. Гудело в руке с обмотанными цепочкой пальцами, которую он поднял на уровень глаз. Но главное – в голове.

А на другом конце цепочки, примерно на высоте правого колена Эдди, отвес набирал скорость, дуга раскачивания все увеличивалась и увеличивалась. И вот еще какую странность заметил Эдди: на самой верхней точке отвес становился тяжелее. То есть по мере раскачивания возрастала центробежная сила.

Дуга удлинялась, отвес раскачивался быстрее, цепочка сильнее тащила за собой руку. А потом…

– Эдди! – воскликнул Джейк, в голосе слышались тревога и радость. – Ты видишь?

Конечно же, он видел. Теперь, на конце дуги, отвес словно окутывала дымка. И давление на руку, определяемое массой отвеса, в этот момент значительно возрастало. Ему уже приходилось поддерживать правую руку левой, чтобы цепочку не вырвало, а тело начало раскачиваться в такт движениям отвеса. Эдди внезапно вспомнил, где находится: на краю пропасти глубиной в добрые семьсот футов. И эта «игрушка», если ее не остановить, вскорости могла забросить его за край. Он уже сомневался, что ему удастся освободить руку от цепочки.

Отвес пошел вправо, набирая вес по мере подъема к высшей точке. Эта деревяшка, которую он с такой легкостью достал из коффа, теперь весила шестьдесят, восемьдесят, а то и сто фунтов. Когда отвес на мгновение замер в высшей точке, где центробежная сила сравнивалась с силой тяжести, Эдди вдруг осознал, что может видеть сквозь него Восточную дорогу, не только ясно, но и довольно близко: отвес Бранни превратился в увеличительное стекло. Потом он пошел вниз, набирая скорость, слишком тяжелый. А когда вновь начал подъем, по левому сегменту дуги…

– Хорошо, я все понял! – закричал Эдди. – Забери его, Хенчек. По крайней мере останови!

Хенчек вымолвил одно лишь слово, скорее гортанный звук, какой слышится, когда что-то выдергивают из вязкой глины. Отвес не стал замедлять движения, сокращая длину дуги, а просто повис у колена Эдди, нацелившись острием в сапог. Еще мгновение сохранялось гудение в руке и голове. Потом стихло. А вместе с ним исчез и вес. Чертова штуковина вновь стала легкой как перышко.

– Тебе есть что сказать мне, Эдди из Нью-Йорка? – спросил Хенчек.

– Да, прости, прошу тебя.

Вновь появились зубы Хенчека, блеснув меж зарослей густой бороды и усов, и исчезли.

– Соображаешь ты быстро, не так ли?

– Надеюсь на это, – ответил Эдди и облегченно выдохнул, когда старик Мэнни взялся за серебряную цепочку.

Хенчек настоял на репетиции. Эдди понимал, в чем причина, но затягивающаяся прелюдия злила его. Уходящее время ощущалось буквально физически, как кусок грубой материи, скользящий под ладонью. Тем не менее он смолчал. Однажды сорвавшись, он не хотел выставлять себя на посмешище.

Старик завел в пещеру шесть своих amigo[10] (пятеро из которых, по мнению Эдди, выглядели постарше Бога). Троим дал в руки отвесы, остальным – магниты в форме раковины. Отвес Бранни, самый мощный из принадлежащих клану, оставил себе.

Все семеро образовали кольцо у входа в пещеру.

– Не вокруг двери? – спросил Роланд.

– Только когда возникнет такая необходимость, – ответил Хенчек.

Старики взялись за руки, их пальцы переплелись на отвесе или магните. Как только круг замкнулся, Эдди вновь услышал гудение. Заметил, как Джейк заткнул уши руками, а лицо Роланда скривилось в короткой гримасе.

Посмотрел на дверь и увидел, что от ее «ненужности» не осталось и следа. Вновь четко выделялись иероглифы, означающие на давно забытом языке слово: НЕНАЙДЕННАЯ. Хрустальная ручка светилась, и волны белого света омывали вырезанную в ней розу.

«Могу я открыть ее сейчас? – гадал Эдди. – Открыть и пройти через нее?» Решил, что нет. Пока – нет. Но уверенности в успехе куда как прибавилось, в сравнении с тем, что было пятью минутами раньше.

Внезапно ожили голоса в глубинах пещеры, зазвучали все разом, перекрывая и заглушая друг друга. Эдди различил голос Бенни Слайтмана-младшего, выкрикивающего слово «Доган», услышал, как его мать выговаривает ему, что он всегда все терял, а теперь вот потерял жену, услышал какого-то мужчину (вероятно, Элмера Чеймберза), говорящего Джейку, что Джейк сошел с ума, что он – ку-ку, Monsieur Lunatique[11]. К этим голосам присоединялись все новые и новые.