– Эдди, – начала она, подумала, как глупо все это выглядит со стороны, но продолжила: – Эдди. Если ты меня слышишь, я в порядке, по крайней мере сейчас. Я с Миа, в Нью-Йорке. Сегодня первое июня 1999 года, и я постараюсь помочь ей родить. Выбора у меня нет, во всяком случае, я его не вижу. Если не останется ничего другого, я попытаюсь избавиться от ребенка сама. Эдди, береги себя. Я… – Глаза у нее наполнились слезами. – Я люблю тебя, сладенький. Очень сильно.

Слезы покатились по щекам. Она уже начала вытирать их, потом убрала руки от лица. Разве она не имела права плакать, тоскуя по своему мужчине? Как и любая другая женщина?

Она подождала ответа, зная, что может получить его, если захочет, и устояла перед соблазном. Не та ситуация, когда разговор с самой собой, только голосом Эдди, мог принести хоть какую-то пользу.

Внезапно ее зрение раздвоилось. Она видела и «Доган», существовавший только в ее сознании, и реальный мир за его пределами. На этот раз не пустыню на восточном берегу Уайе, а забитую транспортом Вторую авеню.

Миа открыла глаза. Она вновь отлично себя чувствовала (благодаря мне, сладенькая, благодаря мне) и больше не желала сидеть на скамье.

Сюзанна вернулась.

Черная женщина (которая все еще полагала себя негритянкой) сидела на скамье в Нью-Йорке в первый день лета 1999 года. Черная женщина, со своими пожитками, амуницией. В том числе мешком из вылинявшей красной материи с надписью ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДНЕГО МАНХЭТТЕНА. На другой стороне, в мире Кальи, мешок был розовым. Цвета розы.

Миа встала. Сюзанна тут же перехватила контроль и заставила ее сесть.

Зачем ты это сделала? – в удивлении спросила Миа.

Я не знаю. Понятия не имею. Но давай сначала посовещаемся. Почему бы тебе прежде всего не сказать мне, куда ты хочешь пойти?

Мне нужен телефун. Мне позвонят.

Телефон, поправила ее Сюзанна. Между прочим, твоя рубашка в крови, сладенькая, в крови Маргарет Эйзенхарт, и рано или поздно кто-нибудь поймет, что это кровь. И что ты тогда будешь делать?

Миа ответила не словами, а презрительной улыбкой. Понятное дело, Сюзанна разозлилась. Пять минут тому назад, а может, и пятнадцать, – трудно следить за временем, когда уходишь в себя, это укравшая ее тело сучка молила о помощи. Теперь ей помогли, и что получает спасительница? Презрительную улыбку. А еще обиднее, что эта сучка скорее всего права: небось проходит по Среднему Манхэттену весь день, и никто не спросит, запекшаяся ли кровь у нее на рубашке или она опрокинула на себя шоколадный коктейль с содовой.

Хорошо, допустим никто не потревожит тебя насчет крови, – согласилась она, но куда ты собираешься деть все эти вещи? И тут же в голову пришел еще один вопрос, который, наверное, следовало задать в первую очередь.

Миа, а откуда тебе известно о существовании телефонов? Только не говори мне, что там, откуда ты пришла, они тоже есть.

Никакой реакции. Лишь настороженное молчание. Но она стерла улыбку с лица сучки; хоть этого, но добилась.

У тебя есть друзья, не так ли? Или ты по крайней мере думаешь, что они – друзья. Люди, с которыми ты говорила у меня за спиной. Люди, которые помогут тебе. Так ты, во всяком случае, думаешь.

А ты собираешься мне помочь? – вернулась, стало быть. И злая. Но что за злостью? Страх? Возможно, чересчур смело, на текущий момент. Но волнение – точно. Сколько у меня… у нас… времени до того, как снова начнутся схватки?

Сюзанна полагала, что схватки вернутся через шесть, максимум через десять часов, наверняка до наступления полуночи, то есть точно первого, а не второго июня, но предпочла не делиться этой информацией.

Не знаю. Думаю, достаточно скоро.

Тогда нам пора. Я должна найти телефун. Фон. В укромном месте.

Сюзанна подумала об отеле на пересечении Сорок шестой улицы и Первой авеню, но постаралась сохранить это в тайне от Миа. Взгляд ее упал на мешок, когда-то розовый, а теперь красный, и внезапно ей многое стало ясно, пусть не все, но достаточно для того, чтобы встревожиться и разозлиться.

Оставим его здесь, говорила Миа о кольце, которое сделал ей Эдди. Здесь он сможет его найти. Потом, если ка захочет, ты, возможно, снова будешь его носить.

Не обещание, конечно, во всяком случае, не прямое, но Миа намекала…

Ярость захлестнула рассудок Сюзанны. Нет, ничего она не обещала. Она просто развернула Сюзанну в определенном направлении, а Сюзанна сделала все остальное.

Она не обманывала меня, лишь позволила мне обмануть себя.

Миа встала, но Сюзанна опять перехватила контроль и заставила ее сесть. На этот раз просто припечатала к скамье.

Что? Сюзанна, ты обещала! Малой…

Я помогу тебе с малым, мрачно ответила Сюзанна. Наклонилась, подняла красный мешок. Мешок с ящиком внутри. А что в ящике? В ящике из «дерева призраков» со словом НЕНАЙДЕННАЯ, написанном рунами? Она почувствовала зловещее биение сквозь слой магического дерева и ткань, его покрывавшую. Итак, Черный Тринадцатый в ящике. Миа пронесла его через дверь. Но если дверь открывал магический кристалл, то как Эдди сможет пойти следом за ней, Сюзанной?

Я сделала то, что следовало сделать, нервно вырвалось у Миа. Это мой ребенок, мой малой, и все сейчас играют против меня. Все, за исключением тебя, да и ты помогаешь мне только потому, что должна. Вспомни, что я сказала… если ка захочет, сказала я…

Ответил ей голос Детты Уокер. Грубый, хриплый, не терпящий возражений. «На ка мне насрать, и тебе лучше помнить об этом. У тебя проблемы, девочка. Ты ведь знать не знаешь, что тебя ждет. Какие-то люди сказали тебе, что помогут, а ты даже не знаешь, кто они. Черт, да ты не знаешь, что такое телефон и где его найти. Так что мы будем сидеть здесь, и ты расскажешь мне, что должно произойти. Мы будем совещаться, девочка, и если ты будешь юлить и вертеть хвостом, мы просидим здесь с мешками до ночи, а потом ты сможешь родить своего драгоценного малого прямо на этой скамье и омыть его из этого гребаного фонтана».

И черная женщина, сидящая на скамье, оскалила зубы в злобной ухмылке, характерной для Детты Уокер.

Тебе дорог этот малой… и Сюзанна, она тоже питает к малому какие-то чувства… но меня практически выжили из этого тела, и мне… на него… насрать.

Женщина, проходившая мимо скверика с детской прогулочной коляской (коляска эта казалась пушинкой по сравнению с инвалидной Сюзанны, оставшейся у тропы, что вела к Пещере двери), нервно глянула на негритянку, которая сидела на скамье, и тут же ускорила шаг, буквально побежала, увозя своего ребенка от греха подальше.

– Вот так! – воскликнула Детта. Здесь, однако, клево, ты согласна? И погода располагает к долгой беседе. Ты меня слышишь, мамуля?

Ничего не ответила Миа, дочь, не знающая отца и мать одного ребенка. Детту ее молчание нисколько не смутило; ухмылка стала шире.

Ты меня слышала, все так. Ты хорошо меня слышала. Так что давай немного поболтаем. Давай посовещаемся.

Миа сказала: Разговор пойдет легче… и быстрее… если мы встретимся лицом к лицу.

Как же нам это сделать? – спросила Сюзанна.