— А Филлипс был дома в половине десятого, — возразил Ник, — и десять минут спустя уже грел подушку. Ага, он вспоминал, что заносил матери чашку чая.

— Интересная история с этой миссис Филлипс, — задумчиво протянул Маллори. — Брейди пришлось колотить в двери добрых пять минут, прежде чем удалось разбудить юнца. А старушка вообще не подала признаков жизни. Сам же Филлипс признал, что мать спит как сурок.

Миллер недовольно поморщился:

— Что-то тут не так…

— А еще таблетки канбутала, что Брейди нашел на камине. Приняв несколько штук, не услышишь взрыв атомной бомбы на соседней улице.

— Может, стоило бы утром побеседовать с ее лечащим врачом?

— Оставим это Брейди, — решил Маллори и поднялся. — Я в Медицинскую академию. Мы вытащим из постели профессора Марри. Как только парни из лаборатории сделают свои дела, он займется вскрытием трупа. А тебе пошли бы впрок несколько часов сна в дежурке. Я позвоню, если ты потребуешься.

Миллер помог шефу надеть плащ.

— А что с Фокнером?

Маллори равнодушно пожал плечами:

— У меня нет к нему особых претензий. Харолд — другое дело…

— Позволю себе выразить несогласие, господин инспектор, — твердо сказал Миллер, ожидая взрыва. Маллори славился вспыльчивостью. Видно было, что невозмутимость достается ему с трудом, но он только процедил сквозь зубы:

— Уж не собираешься ли ты заявить, что решил этот чертов ребус благодаря провидческой вспышке своей гениальной интуиции?

— Медоуз рассказал немало интересного и поучительного об этом мастере резца… Он полон агрессии и злобы, что совсем не свойственно людям его круга и достатка. Говоря проще, у него страсть к насилию.

— Тогда у меня тоже. Я тоже вряд ли буду стоять спокойно, пока у меня выворачивают карманы, и не подставлю другую щеку, если уже получил по одной, — раздраженно пробурчал шеф. — Это все, что ты имел сказать?

— Не совсем, сэр. Однажды вечером Фокнер затеял странный разговор с Медоузом, из которого было ясно, что он отбывал срок.

— Ну так свяжись с Центральным тюремным архивом в Лондоне. Сошлись на меня. Скажешь, чтобы досье Фокнера было передано к утру. Потом разберемся.

Двери за Маллори захлопнулись. Миллер улыбнулся краешком губ. Казалось, вот-вот, и разразится буря, но туча, хвала Создателю, прошла стороной. А сколько еще гроз впереди? Маллори был человеком необузданного нрава, да и сам Ник не мог похвастаться покладистым характером. Капитал, выгодно помещенный в преуспевающий промышленный концерн, гарантировал ему высокий доход и давал чувство финансовой независимости. Ни к чему было заискивать и смотреть в рот не только старшему инспектору из Скотленд-Ярда, но и самому Господу Богу.

Интересно, какой же окажется разгадка? Он закурил сигарету, поднял трубку и заказал разговор с отделом информации в Лондоне.

В крошечной дежурке с трудом можно было протиснуться между раскладушками, специально выписанными из-за границы. Миллеру плохо спалось. Всю ночь не прекращалось активное движение постояльцев, то и дело хлопала дверь. Казалось, что людей вызывали каждые пять минут. Дождь безжалостно долбил оконный парапет прямо над головой Ника. Около семи часов утра он оставил надежду уснуть и, позевывая, отправился в умывальник. Четверть часа он заставил себя пропариться под горячим душем, чтобы разогнать усталость и дрему, а потом ровно на тридцать секунд оставил только ледяную воду, чтобы разбудить аппетит.

Он уже доел свою яичницу с ветчиной и допивал третью чашку чая, когда в буфете появился Брейди. Верзила ирландец грохнулся на стул напротив и протянул сложенный листок.

— Ханли из Информации просил тебе передать. Только что прислали из Лондонского архива.

Миллер быстро пробежал глазами по строчкам и облегченно вздохнул.

— Неплохой парнишка наш Бруно, когда начинает махать кулаками. Где Маллори?

— Еще на вскрытии.

Миллер резко отодвинул чашку и поднялся.

— В таком случае, если гора не идет к Магомеду… придется мне самому отправиться в анатомичку. Едешь со мной?

— Нет, — покачал головой Брейди. — Не могу. Мне еще нужно пообщаться с доктором миссис Филлипс. Маллори велел не дергать ее ночью, сказал, что не к спеху. Я приеду к вам, как только раскручу эскулапа.

— Тогда пока, — похлопал его по плечу сержант и направился к выходу.

Морг находился на задворках Медицинской академии в большом здании с витражами по фасаду. Уродливое детище позднеготического архитектурного стиля окружало густое облако лизола и хлорки.

Старший техник Памер сидел в своем маленьком застекленном кабинете-клетке в торце коридора. Он сразу узнал подошедшего Миллера.

— Постарайтесь как-то обтяпывать свои убийства в более приличное время, — с упреком сказал он. — Ни одного свободного вечера за два месяца! Ты представить не можешь, чего я наслушался от супруги.

— Мои искренние соболезнования, Джек, — улыбнулся Миллер. — А где наше высокое начальство?

— Чаи гоняют. Не рассчитывай только, что и тебе достанется.

Ник отворил двери на противоположной стене коридора и оказался в холле, выложенном белым кафелем. Маллори сидел у невысокого столика, занятый беседой с Хенри Уэйдом, председательствующим суда, и Стивеном Марри, профессором кафедры патологии университета.

Марри, высокий и худой, знающий счет деньгам и острый на язык, как все шотландцы, выделял Ника из полицейской когорты, потому что дружил с его братом. Профессор встретил сержанта со словоохотливостью старого приятеля.

— Даже в восемь утра ты свеж как огурчик с плаката, рекламирующего виски. А как ты чувствуешь себя на самом деле?

— Отлично. Ничего страшного. Несколько недель отдыха подальше от полицейского участка — и, возможно, я останусь жить. Мистер Маллори, — обернулся Ник к шефу, — пришло досье Фокнера.

— Что-то стоящее?

— Полагаю, да. Харри Медоуз не ошибался: Фокнер на заметке у полиции. Дважды оштрафован за нанесение телесных повреждений, а два года назад впал в бешенство на какой-то пирушке творческой богемы в Челси.

— Раненые? Жертвы?

— Его импресарио. Три сломанных ребра и перелом челюсти. Фокнер владеет каратэ, и если теряет власть над собой, то последствия довольно печальны.

— Арестован?

— Да, получил шесть месяцев, которые отсидел от звонка до звонка. В заключении он избил надзирателя и, естественно, не мог рассчитывать, что ему скостят срок за примерное поведение.

— А с того времени случалось что-то подобное?

— Ни разу. В тюрьме его исследовали психиатры. Их медицинское заключение я только что затребовал. Скоро мы его получим.

Казалось, Маллори уже порядком надоела игра в вопросы и ответы.

— Ладно, ладно, — проворчал он, — вернемся к этому позже. А как вы думаете, профессор? Похоже на почерк Любовника Дождя?

— Решать — дело ваше. Если интересует вас, обнаружил ли я какие-то отличия между предыдущими жертвами и нынешней, то смею утверждать, что они есть. Но почетная миссия делать соответствующие выводы возложена на вас, инспектор.

— Договорились, профессор.

Марри закурил сигарету и начал монотонными шагами мерить помещение.

— Начну со сходств. Как и во всех предшествующих случаях, шейные позвонки были сломаны одним мощным ударом, нанесенным тупым узким предметом.

— Или же ребром ладони с помощью одного из приемов восточных единоборств, — предположил Миллер.

— У тебя на уме, конечно же, каратэ, — продолжил Марри. — Разумеется, такой вариант не исключен, но ты пытаешься подогнать факты к своим предположениям. По своему опыту знаю, насколько это опасно.

— Что еще общего обнаружилось, профессор? — перебил Маллори, явно недовольный вмешательством Миллера в разговор.

— Не совсем по моей специальности — время, место, погода, но это вы и сами знаете. Темнота и дождь, безлюдное место…

— А есть различия? — глухо спросил Хенри Уэйд.