— Во сколько они пришли?

— Где-то в полдевятого.

— Кто-то еще был?

— Ни единой души. Сейчас по вечерам дела так плохи, что пришлось уволить официантку и бармена. Все из-за Любовника Дождя.

— Ага. Когда появилась девушка?

— Минут через пять после них.

— Ты знаешь, как ее звать, видел ее раньше?

— Два или три раза в неделю, каждый раз с новыми мужчинами. Она не шибко привередничала насчет их возраста и внешности.

— Проститутка?

— Похоже.

— Что за парень крутился возле нее?

— Имеешь в виду Харолда? — Медоуз чуть заметно поморщился. — Он уговаривался с ней здесь время от времени. Даже его фамилии не знаю.

— Альфонс?

— Скорее всего.

— Ясно. А что за история с Грейс и Фокнером?

— Она села за столик в углу. Фокнер… Он сказал подать ей виски за его счет. Они с Морганом шли на какую-то шикарную вечеринку. Джек был при полном параде: смокинг и все такое. Фокнеру стукнуло в голову, что неплохо бы прихватить и девушку с собой. Она была не против, раз они вышли вместе.

— И тогда появился Харолд?

— В самый неподходящий момент. Сцена не пришлась ему по вкусу, и он полез на Фокнера, а тот тоже повел себя не лучшим образом. Это занятие не для джентльмена — сразу размахивать кулаками. Пришлось вмешаться мне. Я даже вынужден был сказать Моргану, чтобы его приятель больше здесь не появлялся. Он вышел за всякие рамки.

— Значит, такое случалось и прежде?

— Слишком часто, на мой взгляд. Он ведет себя как буйнопомешанный, когда заведется. Прямо с цепи срывается. Сам не ведает, что творит. Несколько месяцев назад, в субботу вечером, сидела у меня компания грузчиков с рынка. Знаешь сам, что это за народ, ребята крепкие. Начали подшучивать над его пиджаком или еще чем… Он налетел на них на улице и устроил побоище… Одному верзиле пришлось накладывать гипс.

— Ты заявил в полицию?

— Полегче на поворотах, сержант. Приходится думать о репутации заведения. Кто бы ходил сюда, узнай, что я по пустякам стучу сыскарям? И Фокнер обычно вел себя как подобает, вот я и терпел его редкие выбрыки. А те получили по заслугам, сами напросились.

— Как посмотреть, — ответил Миллер и, застегивая плащ, поднялся. — Столько злобы и жестокости у человека его круга кажется странным.

Медоуз задумался, сморщив лоб.

— Послушай, не знаю, пригодится тебе это или нет… Он пришел сюда как-то поздно вечером. Он не был сильно пьян, но был близок к этому. Мы перекинулись парой слов по поводу какой-то уголовной хроники в вечерней газете. Три мерзавца зашибли насмерть старушку ради трех или четырех фунтов, что были у нее в сумке. Я, кажется, сказал, что такие хуже зверей. Фокнер перегнулся через стойку и схватил меня за галстук. «Нет, врешь, Харри, нет! — прошипел он. — Хуже зверей только тюремщики. Как бы он ни назывался — смотритель, надзиратель, охранник… Для каждого, кто хоть ночь проспал с той стороны решетки, он, — сучье дерьмо!»

— Думаешь, он сидел?

— Странно, но если дело касается Фокнера, легко поверить во все, что угодно, — горько покачал головой Харри, отпирая дверь.

— Он мог убить Грейс Пакард?

— Понятия не имею.

— Кстати, что делал Харолд, когда троица ушла?

— Я предложил ему выпить за мой счет, чтобы прийти в себя. Он ответил, что рыгать ему хочется от моего виски, выругался и выскочил за ними. Смешно. А через пять минут вернулся и рассыпался в извинениях. Мол, ему очень стыдно, что он не сдержался и все такое. Между делом пытался выведать у меня адрес Фокнера.

— Знал его имя?

— Видно, слышал, как я прикрикнул на него, чтобы он убирался.

— Ты дал адрес?

— Я что, похож на идиота? — обиделся Медоуз. — Только ведь в каждой будке телефонные книги…

— Верно.

Миллер похлопал его по плечу:

— Будь здоров, Харри.

Он прошел через двор, обходя изрешеченные струями дождя лужи. Медоуз следил за ним, пока он не сел в «купер», и только потом закрыл дверь.

На эскалаторе Ник въехал на второй этаж Центрального вокзала и остановился в углу закурить. Короткий язычок пламени от спички вырвал из темноты чье-то бледное лицо и перепуганные глаза. В огромном зале ожидания, всегда полупустом, то и дело попадались бездомные бродяжки, которые сразу пускались наутек и искали убежища в уголках потемнее. Миллер отлично знал, что вокзал большого города — целый мир, живущий своей жизнью, приют мошенников, грабителей, насильников.

Он вынырнул из мрака, подошел к буфету у входа на перрон и через стеклянную перегородку заглянул внутрь. Молодая женщина, из-за которой он пришел сюда и которую искал, сидела за столиком над чашкой чая. Она сразу заметила и узнала его. Ей было лет двадцать пять. К ее простому милому лицу очень шел опрятный, хорошо сшитый костюм из серого твида. Ни дать ни взять, учительница или доверенная секретарша бизнесмена. На самом деле она уже пять раз представала перед судом по обвинению в нарушении общественного порядка, в приставании к мужчинам и проституции. Только недавно она вернулась из трехмесячной отсидки в «Холлоуэй».

Она фамильярно кивнула Миллеру.

— Кого я вижу, сержант? Добрый вечер. Или уже доброе утро?

— Привет, Джильда. Видно, плохи твои дела, раз ночью, в такое наводнение, ты выползла из дома, когда этот психопат рыскает в округе.

— Я-то не дам себя в обиду. Сам знаешь, умею постоять за себя.

Она показала зонтик, на конце которого грозно торчал заточенный стальной штырь.

— Любой, кто сунется, схлопочет этим промеж гляделок.

— Тебе, видно, кажется, что весь мир у тебя в кармане? Не задумываешься, как будешь выглядеть через десять лет?

— Просто чуть старше, — беззаботно фыркнула она.

— Если очень сильно повезет и не подцепишь какую-то заразу и тебя не изуродуют в драке, сползешь на дно.

Девушка вовсе не чувствовала себя задетой.

— Поживем — увидим. Вам от меня что-то нужно?

— Ты, наверное, слышала об убийстве сегодня вечером?

— Да. С другой стороны парка, правда?

— Жертву звали Грейс Пакард. Говорят, она из проституток. Ты ее знала?

На лице девушки не было ни удивления, ни испуга.

— Малахольная кретинка. Плащ из клеенки и высокие сапоги, да?

— Точно.

— С полгода назад она пыталась пристроиться тут, на вокзале. Ну и получила как положено.

— Чем же она вам помешала?

— Цеплялась к чужим клиентам и все такое прочее. Пришлось поучить ее…

— Как?

Девушка замолчала, уставившись взглядом в маленькую лужицу чая на крышке стола.

— Джильда, речь идет об убийстве! — резко напомнил Миллер.

— Ладно, — решилась она. — Мы попросили Лонни Броугана втолковать ей что к чему. Она оказалась смекалистой.

— Ничего странного, ведь она увидела, что у этой волосатой гориллы пудовые кулаки. Ага, вот что, у нее был альфонс?

Джильда презрительно рассмеялась.

— Такой щупляк с видом кастрированного барана, рыбьи глаза и черные бакенбарды. Тьфу! Харолд вроде. Одному Богу известно, на черта он ей сдался.

— Видела, как она давала ему деньги?

— Тыщу раз. Наверное, просто для того, чтобы он от нее отвязался.

Ник, прощаясь, кивнул:

— Порядок, Джильда. До свидания.

— О, мистер Миллер, — стрельнула глазами девушка, — когда вы скажете это полюбезнее?

Ее кокетливый смех веселым эхом зазвучал под сводами вокзала, нагоняя уходящего Ника.

Когда Брейди с Харолдом вошли в отдел убийств, он кишел, как разворошенный муравейник. Ни один сотрудник из тех, у кого с головой было все в порядке, и не мечтал сегодня ночью добраться до собственной постели. Брейди указал юноше на неудобную деревянную скамью, сунул вечерний выпуск газеты за субботу, а сам отправился к старшему инспектору Маллори, который занял кабинет Гранта.

Маллори водил электробритвой по выпяченному подбородку, уставив глаза в служебное донесение. Его белая сорочка была ослепительно свежей, а он сам, несмотря на поздний час и усталость, выглядел бодрым и отдохнувшим.