«Нет проблем! Поедем».

«Ну и ладно. Встретимся здесь. Захвати какой-нибудь плащ – спать придется, скорее всего, под открытым небом. Подожди еще, найдем вкуснятины – оближешься!»

Рано утром в твисдень Джантифф явился за завтраком, как только открылись двери столовки. По совету Скорлетты он взял рюкзак, содержавший походное одеяло, пляжное полотенце и приобретенный заранее двухдневный запас всячины. О походе Скорлетта отозвалась бесцеремонно, с некоторым злорадством: «Вымокнете в тумане, исцарапаетесь в кустах, будете шататься всю ночь с высунутыми языками, пока не попадаете от усталости. Хорошо еще, костер разведете – если кто-нибудь догадается спички взять. Впрочем, кто знает? Если забредете поглубже в лес и не напоретесь на западню, может, найдете ягоду-другую или птицу поймаете – жареного попробовать. Куда собрались?»

«Кедида говорит, что знает неразведанные уголки в долине Паматры».

«Фф! Что бы она понимала в каких-то уголках! Что она вообще понимает? Вот Эстебан устроит настоящий пикник – объедение! Жрачки на всех хватит, и тебе перепадет».

«Но я уже обещал Кедиде и всей компании…»

Скорлетта пожала плечами, фыркнула: «Вольному воля. Вот, возьми спички – и смотри, не ешь жабью ягоду! А то в Унцибал не вернешься. Насчет Кедиды будь начеку – она еще никогда ни в чем не оказывалась права. Кроме того, говорят, она не подмывается, так что никогда не знаешь, какую дрянь подцепишь от ее вчерашнего дружка».

Джантифф пробормотал нечто нечленораздельное и принялся сосредоточенно смешивать пигменты на палитре. Скорлетта подошла, заглянула ему через плечо: «Кого это ты нарисовал?»

«Это Шептуны – принимают делегацию подрядчиков в Серсе».

Наклонив голову, Скорлетта внимательно присмотрелась: «Ты никогда не был в Серсе».

«Нет. Я сделал набросок по фотографии из „Концепта“ – помните?»

«О „Концепте“ вспоминают только для того, чтобы узнать, когда и где будут играть в хуссейд, – неодобрительно качая головой, Скорлетта подняла со стола другой набросок, вид на Унцибальскую магистраль. – Лица, лица, лица! Зачем ты их рисуешь, и так старательно? Мне от этих лиц не по себе».

«Посмотрите внимательно, – посоветовал Джантифф. – Никого не узнаёте?»

Чуть помолчав, Скорлетта сказала: «Как же! Вот Эстебан! А это я? Ловко у тебя получается!» Она подняла еще один лист: «А это что? Столовка? И опять лица. Какие-то пустые лица». Скорлетта снова наклонила голову – теперь она смотрела на Джантиффа: «Почему ты нас такими рисуешь?»

Джантифф торопливо отозвался: «Аррабины мне кажутся… как бы это выразиться… замкнутыми, что ли».

«Замкнутые – мы? Какая чушь! Мы – пламенные, дерзкие идеалисты! Временами, пожалуй, непостоянные и страстные. Такое про нас можно сказать. Но – замкнутые?»

«Вы, несомненно, правы, – согласился Джантифф. – Мне еще не удалось передать эти качества».

Скорлетта повернулась было, чтобы уйти, но прибавила через плечо: «Ты не мог бы занять немного синей краски? Хочу нарисовать иероглифы на культовых шарах».

Джантифф сперва взглянул вверх, на висящие под потолком поделки из бумаги и проволоки, диаметром сантиметров тридцать каждая, потом на широкую жесткую кисть Скорлетты, и в последнюю очередь – на свою коробочку с синим пигментом, уже наполовину пустую: «Послушайте, Скорлетта, не требуйте от меня невозможного. Разве нельзя воспользоваться анилиновой краской или чернилами?»

Лицо Скорлетты порозовело: «А где я возьму краску? Или чернила? Я ничего не знаю о таких вещах, их никому просто так не дают, а я никогда не тухтела там, где их можно было бы свистнуть».

Джантифф выбирал слова с предельной осторожностью: «По-моему, я видел чернила. Их продают с прилавка №5 в районном хозяйственном магазине. Может быть…»

Скорлетта обернулась с резким жестом, одновременно выражавшим отказ и негодование: «По сто талонов за драхму? Вы, иностранцы, все одинаковы – купаетесь в деньгах, а к нужде относитесь бессердечно! Эксплуататоры!»

«Ну, ладно, – вздохнул подавленный Джантифф. – Возьмите пигмент, если нужно. Я обойдусь другим цветом».

Но Скорлетта вихрем отвернулась к зеркалу и принялась примерять какие-то серьги. Джантифф снова вздохнул и продолжал рисовать.

Фуражиры собрались в вестибюле Розовой ночлежки – восемь мужчин и пять женщин. Рюкзак Джантиффа немедленно стал предметом насмешек: «Эй, куда Джантифф собрался? На Дальний Юг?»

«Джантифф, дружище, мы фуражиры, а не переселенцы!»

«Джантифф – оптимист! Он захватил мешки, корзины и подносы, чтобы притащить домой побольше жрачки!»

«Вот еще! Я тоже притащу – только внутри!»

Молодой полный блондин по имени Гаррас спросил: «Джантифф, открой нам правду без утайки: что ты взвалил на плечи?»

Встречая шутки извиняющейся улыбкой, Джантифф ответил: «По правде говоря, ничего особенного – смену одежды, несколько брикетов всячины, блокнот для набросков и – если хотите знать – рулон туалетной бумаги».

«Старина Джантифф! По меньшей мере откровенности ему не занимать!»

«Ну что, пошли? Приспичило человеку тащить туалетную бумагу – пусть тащит…»

Смешавшись с толпой на магистрали, тринадцать молодых людей ехали на запад не меньше часа, после чего перешли на латераль, кончавшуюся у южных уступов яйлы.

Вечером предыдущего дня Джантифф изучил карту и теперь пытался опознать ориентиры. Указав на громадный гранитный утес, нависший впереди, он спросил: «Это Одинокий Свидетель! Правильно?»

«Правильно, – подтвердил Творн, самоуверенный юноша со светло-рыжей шевелюрой. – За Свидетелем – Ближнее нагорье. Там, если повезет, можно поживиться жраниной. Видишь трещину в яйле? Хебронский провал – там подъем в долину Паматры».

«На Среднем нагорье, по пути к Фрубергу, больше шансов поживиться, – возразил угрюмый приятель Творна по имени Юзер. – Пару месяцев тому назад мои знакомые уже обрабатывали долину Паматры вдоль и поперек – и вернулись домой не солоно хлебавши».

«Чепуха! – усмехнулся Творн. – Я отсюда чую аромат спелой квашницы. И не забывай о фрубюргерах – разбойники швыряются камнями!»

«Быдло в долине еще паршивее, – заметила Суновера, барышня ростом с Джантиффа, но значительно шире в талии. – Жирные, вонючие паскуды все, как на подбор. Не люблю с ними совокупляться».

«В таком случае удирай! – отозвался Юзер. – Или тебе это не приходило в голову?»

«Жрать, совокупляться, удирать! – трагикомически провозгласил Гаррас. – Три побуждения, составляющих существование Суноверы!»

Джантифф обратился к Суновере: «А почему, собственно, вы должны совокупляться или удирать, если вам не хочется?»

Суновера досадливо прищелкнула языком и не ответила. Кедида потрепала Джантиффа по щеке: «И то и другое полезно для души, милый мой, а иногда необходимо во избежание исключительных неудобств».

Джантифф встревожился: «Я хотел бы знать, что от меня ожидается. Я должен с кем-то совокупляться? Или от кого-то удирать? В каких ситуациях полагается совокупляться или удирать? И где мы возьмем жранину?»

«Тайное станет явным во мгновенье ока!» – скорчил дьявольскую рожу Гаррас.

«Все в свое время, Джантифф, – покровительственно произнес Творн. – Не беспокойся, пока нет никаких причин для беспокойства».

Джантифф пожал плечами и скоро отвлекся, обратив внимание на комплекс грязноватых промышленных зданий – туда, судя по всему, направлялись почти все аррабины, ехавшие с ними по латерали. Снизойдя к его расспросам, Гаррас сообщил, что на этом объекте экстрагировались, перерабатывались и расфасовывались гормоны, служившие основным предметом аррабинского экспорта. «Рано или поздно и ты получишь повестку, – заверил Джантиффа Гаррас. – Отвертеться никому не удается. Строишься и маршируешь на завод, как автомат, ложишься на палету, едешь по конвейеру. Твои железы доят, твою кровь сосут, твою спинномозговую жидкость вытягивают – вообще, делают, что хотят, причем в самых интимных местах. Настанет твой черед, все испытаешь на своей шкуре».