В Ню–Олесунн мы вернулись 20 июля, где на нас обрушилась настоящая лавина событий. Встретили наших, от которых узнали, что по плану спустя неделю в Белсунн уходит судно, которым мы можем воспользоваться. Наконец, нам с нашей шлюпкой предстоит обеспечивать высадку французского отряда у памятного ледника 14 июля, в котором участвует и наш Володя Михалев со своим ручным буром. Этот отряд по выполнении программы должен был самостоятельно добираться пешком (совсем как мы на ледниковом плато Ломоносова) на побережье ближе к Ню–Олесунну, с попутной термометрической съемкой, откуда его собирались забрать уже местными силами. Соответственно, 21 июля мы забросили все необходимое к конечному пункту маршрута франко–русского отряда, а на следующий день высадили его у ледника 14 июля. Забегая вперед, отмечу, что отряд успешно справился со своей задачей, затратив на всю операцию пять суток, одолев шестьдесят километров по леднику, сняв отсчеты по рейкам, установленным год назад, отрыв очередной шурф, со дна которого заложили термометрическую скважину. По сравнению с наблюдениями Альмана ситуация здесь претерпела мало изменений, но этот шведский исследователь, похоже, несколько занизил величину питания ледника 14 июля и соседнего ледникового плато Изаксена.

Теперь же нам на шлюпке предстоит срочный бросок в Баренцбург, если мы хотим воспользоваться попутным судном для заброски в Беллсунн, вместо того чтобы тратить время, пробираясь туда вдоль опасного побережья на шлюпке, разумеется, не отказываясь от попутных наблюдений. Что за гонку мы устроили самим себе!

При этом уже в Форлассуннете мы помогли перебазировать лагерь англичан–геологов (к сожалению, никого из знакомых по 1965 году), затем приступили к собственной программе на горных ледниках по восточному берегу пролива. В сложившейся обстановке наши действия приобрели специфический лихорадочный характер. Уже в пути мы намечали стоянку, наиболее отвечавшую интересам Троицкою, где и высаживались на берег. Ставили палатку, а я, набив карманы сухарями и сухофруктами, вооружившись планшетом с картой и буссолью, рысью направлялся к ближайшим ледникам, чтобы в темпе определить положение их концов, а также, если повезет, то и высоту границы питания. Почему–то всегда приходилось спешить, пока облачность не накроет ближайшие вершины, по которым мне предстояло засекаться в процессе этой работы. Добравшись до очередного ледника, в темпе определяю засечками начало привязки, ближайшие ориентиры на местности, затем очередные азимуты и подсчет шагов, с очередными засечками при завершении этой работы. Таким образом обычно удается привязать целый куст таких ледников, в самом жестоком темпе, «заправляясь» на бегу содержимым карманов, за несколько часов преодолевая километров 25. С возвращением в лагерь поглощаю то, что приготовил мой товарищ, и забираюсь в спальный мешок. На очередной высадке все повторяется в той же последовательности. Как ни удивительно, мы уложились в отведенные нам сроки и 27 июля были в Баренцбурге, чему, несомненно, благоприятствовала погода просто мы не упустили ее, что далось нам напряжением всех сил. Главное в другом: шлюпка обеспечила нам независимость в нашей маршрутной деятельности и, соответственно, новые результаты, а физические перегрузки не в счет, какие мелочи…

Южный шлюпочный маршрут начался без какой–либо оперативной паузы. Уже 28 июля нас высадили с «Тайфуна» в Беллсунне между ледниками Решерш и Ренар, причем тут же окружающую местность накрыл плотный туман, обре–кавший нас на длительное ожидание, которое мы потратили на безуспешные поиски остатков зимовки 1767–1768 гг. М. А. Рындина, обеспечивавшей плавания эскадры В. Я. Чичагова к полюсу. Чем это кончилось — известно, но тем не менее результаты этого плавания оказались, несомненно, полезными для будущих исследований. В частности, лопасти обеих ледников тогда выступали далеко в море, что неудивительно для эпохи Малого ледникового периода, проявившегося на Шпицбергене вполне отчетливо. Для нас дни пребывания в заливе Решерш запомнились, помимо тумана, в основном звуками: плеском волн, редким обрушением айсбергов, криками чаек, шумом ветра, потрескиванием костра, стуком дождя по брезенту: все, что осталось нам от большого окружающего мира. Местная экзотика: костер поддерживаем галькой из каменного угля, которой полно на здешних пляжах. Как оказалось, в спешке мы высадились на гнездовья крачек, и, чтобы понапрасну не тревожить этих замечательных птах в одинаковой степени отважных и красивых, перенесли нашу палатку. Тем не менее они регулярно навещают нас, чтобы убедиться в нашем миролюбии. Одна из них как–то даже уселась мне на капюшон плаща, созерцая мою личность в упор, очевидно, в попытке выяснить цель пребывания. Оставалась там довольно долго, даже несмотря на мои крики Троицкому поспешить с фотосъемкой; к сожалению, он опоздал. Главное событие от нашего пребывания в заливе Решерш: мы не можем установить связь с внешним миром по нашей рации, хотя слышимость в эфире превосходная. Определенно, по неизвестной причине у нас вышел из строя передатчик, и это обстоятельство наложило свой отпечаток на весь южный шлюпочный маршрут, в одинаковой степени озаботив как нас, так и наших друзей в Баренцбурге, вклю–чая консульство. К счастью, там верно оценили меру нашей способности найти выход из возникшей ситуации.

Между тем уже первый день августа заставил вспомнить пушкинские строки:

Снег основательно завалил окрестные горы. С окончанием тумана, выждав более приличную погоду, перешли в бухту Бурбон, где стали лагерем в ожидании улучшения погоды вблизи огромных груд костей северного дельфина белухи, высотой чуть ли не с десяток метров. Рассматривая их из залива Решерш, мы никак не могли понять происхождения столь необычных форм необычного рельефа, оказавшимся своеобразным памятником былых эпох охотничьего освоения Шпицбергена. Вскоре я обнаружил в бухте Ингебрехтсен остатки очередной поморской стоянки, включая веретено и остатки амальгамы с зеркала, что позволяет думать о присутствии женщины среди зимовщиков. Наряду со слюдой встречается стекло, так что стоянка не самая древняя. К сожалению, в то время наши археологи еще не изучали поморскую деятельность на Шпицбергене, но когда спустя десяток лет они приступили к этой теме, результаты моих рекогносцировок не пропали даром.

С окончанием непогоды только 6 августа, используя затишье, перешли на шлюпке по Ван—Кейлен–фьорду к северной морене ледника Натхорста. В нашем положении даже столь короткий переход — уже событие. Укрылись в одной из моренных бухточек. Правда, своеобразие окружающего пейзажа, основу которою составляют безобразные нагромождения камней и грязи, не вызывает восторга, а скорее заставляет удивляться. Кто же создал его: чудовищный артиллерийский обстрел, бомбардировка метеоритами или пляски чертей в Вальпургиеву ночь? Даже вода в небольших озерках в окрестностях лагеря явно подсолена, поскольку ледник в своем движении по морскому дну захватил и его поверхностные слои. Ситуация, знакомая нам по Свеагруве, но там ледник двигался поперек залива, а здесь — вдоль.

С улучшением видимости я приступил к своим наблюдениям, отметив для начала снижение границ питания на окрестных ледниках на сотню–другую метров по сравнению с Землей Норденшельда. За Ван—Кейлен–фьордом на Земле Веделла—Ярлсберга она еще ниже, это очередной вклад в нашу концепцию, которая позволяет уже предвидеть ситуацию на местности. Важно, однако, не пойти у нее на поводу, а, сохраняя объективность, получать реальную ситуацию с окрестных ледников. В частности, поскольку теперь южное побережье Земли Натхорста в пределах досягаемости пешком, и, значит, в ближайшие дни мне предстоит привязка концов очередных горных ледников. Оказавшись на своих любимых моренах, Леонид Сергеевич может их изучать чуть ли не из спальною мешка, в любом случае вблизи палатки, не тратя время на холостые маршруты.