Литмир - Электронная Библиотека

Потом улица. Слепящее море, словно театральный задник, плещет в конце каждой улицы, позади каждого дома… Кажется, оно тоже торжествует, тоже кричит от радости, бросая ввысь хлопья пены…

Вспомнила она и другую сцену, также происходившую на фоне моря, предвечернего грязного моря под серыми тучами. Это случилось накануне. У дверей школы к ней подошел Сиксто. Одетый в щегольской народный костюм, с пестрым платком на шее, Сиксто выглядел очень странно. Увидев его, Марта испугалась, потому что совсем забыла о нем. Он казался растерянным и в то же время решительным.

— Если брат увидит нас вместе, он убьет меня…

— Пусть попробует! Или ты считаешь, что я не мужчина? Да я ему залеплю по морде, твоему брату!.. Не будь чудачкой, Марта. Ты знаешь, что между нами… Ну, ты же знаешь, что я люблю тебя. Отец уже говорил со мной. Вся моя семья тебя любит…

Марта, стоя на тротуаре, видела за спиной Сиксто здание школы, а еще дальше — море. В воздухе было пыльно. Ей стало тоскливо. Подруги оставили ее наедине с этим юношей, который теперь казался незнакомым. Ей не хотелось вдобавок ко всем своим заботам еще мучиться сознанием того, что, наверное, она нехорошо с ним обошлась. Гораздо удобнее было бы, если бы и он, подобно ей, забыл о тех беззаботных днях, когда они встречались на пляже, таких недавних и вместе с тем уже таких далеких.

— Пока что я еще не богат, но если твой брат начнет ставить разные условия, мы прибегнем к защите властей и поженимся немедленно… Тогда последнее слово в твоих делах будет за мной. Твой брат ничего не сможет сделать…

Она еще никогда не слышала, чтобы Сиксто столько говорил. Видно было, что он произносит слова, приготовленные заранее. Марта смотрела на него в отчаянии. Она видела его красивый рот и чувствовала глубокое отвращение к самой себе.

— Я на это не пойду… Прощай.

Она бросилась бежать. Задыхаясь, догнала своих подруг. Схватила Аниту под руку. Сиксто шел за ними. Потом отстал. Марта видела его краем глаза, не осмеливаясь обернуться. Анита смеялась: она думала, что это просто глупая размолвка влюбленных. А Марте было страшно, ее терзали угрызения совести.

Все это случилось с ней, с Мартой, до того, как на нее внезапно обрушилась смерть матери.

Несколько часов назад она чувствовала себя оглушенной. А сейчас думала о случившемся с ней до смерти матери так холодно и спокойно, словно смотрела в кино историю чужой жизни. Марта вспомнила слова Висенты: «А теперь она убьет девочку». Эти слова тоже не тронули ее. Она не верила ничему из того, что говорила старуха. Однажды она сама пыталась заинтересовать Пабло несуществующими опасностями, которые якобы грозили ей… Если бы он, услышав Висенту, испугался за Марту, если б он поверил!.. Ведь он был здесь. Он бы не успокоился, пока не отыскал ее, пока не поговорил бы с ней. Он сказал бы: «Тебе надо уехать, больше ничего не остается… Теперь — да».

В первый раз за этот вечер сердце Марты забилось от робкой нелепой надежды. Если бы Пабло взял ее за руку и помог, к ней вернулось бы утраченное мужество. Пабло в ее глазах был совершенным, высшим существом… Если бы он сказал ей, что напрасно она считает, будто было бы чудовищно убежать из дому сейчас, сразу после смерти матери, когда у них на окнах в знак траура спущены шторы… Если бы он сказал, что это вовсе не небесное знамение, что ей нечего бояться и тосковать… И, конечно, Пабло так ей и скажет, если увидит, что она напугана и действительно боится, как бы ее не убили. Он посмотрит на нее своим задумчивым, добрым взглядом: «Беги… Я помогу тебе».

Марта очень хорошо знала, что ничего подобного не произойдет. Пабло обратил на Висенту столько же внимания, сколько она сама. Пино можно назвать как угодно: больной, одержимой, но никоим образом не преступницей… Марта еще не настолько низко пала, чтобы подозревать пусть и не без некоторого основания совершенно невинного человека только потому, что ей так выгодно. Нет, это было бы слишком недостойно и подло.

Пабло пробудет в доме всю ночь, и она не увидит его. Никогда в жизни она больше его не увидит. Через несколько дней все уедут. Она знала теперь, что останется… Ведь в действительной жизни не бывает ни преступлений, ни побегов… По крайней мере, в той спокойной жизни, для которой по божьей воле она была предназначена, родившись в среде недалеких людей, скованных всевозможными правилами и традициями, занятых заботами о материальном благополучии, на острове, затерянном среди волн Атлантики, как сама ее судьба.

Несколько ночей назад Марта со страхом глядела на лицо Тересы, спрашивая себя: «Задержала бы она меня?» Тереса ответила. Никогда девочка не могла предположить что мать ответит ей так безжалостно.

Марта снова вышла из комнаты и направилась к лестнице, у края которой уже останавливалась в эту ночь, словно ей запретили спускаться вниз. Колени у нее дрожали. Она уселась на верхнюю ступеньку, прижав лицо к деревянным перилам, и скулами ощутила их твердость… Тереса лежала среди цветов, в мерцании огромных восковых свечей. Висента как собака сидела у ее ног.

Электричество было погашено. Горели только свечи. Цветы увядали в нестерпимой ночной духоте. Марта заметила, как ужасно тихо кругом… Кто-то остановил часы под лестницей, они не тикали. Это была ночь вне времени.

Отсюда, сверху, лицо Тересы казалось незнакомым. В своем последнем сне она не внушала ни страха, ни скорби.

Все эти годы Марта очень мало думала о Тересе. Когда маленькой ее разлучили с матерью, она долгие месяцы настойчиво звала ее. Но в тот день, когда девочке наконец показали Тересу, она отчаянно расплакалась, топала ногами и твердила, что это совсем не ее мать.

Повзрослев, она часто думала, что Тереса была бы намного ближе ей, если бы умерла по-настоящему. Тогда из глубин своего одиночества Марта разговаривала бы с ней, как говорила с отцом, с авторами, даже с героями, любимых книг. И вот теперь Тереса была мертва.

«Я не могу плакать о тебе… Но посмотри на меня оттуда, где ты сейчас. Я не хочу делать ничего, что тебе бы не понравилось. Посмотри на меня. Я не убегу».

После этой детской молитвы Марта зажмурилась и действительно увидела Тересу. Увидела и себя на том же самом месте, где сидела теперь, на верху лестницы, босиком и в пижаме. Тогда она была очень маленькой, наверное, ей еще не исполнилось четырех. В тот вечер к ужину приехали гости и ее уложили спать, но она вылезла из кроватки и, подгоняемая любопытством, прокралась к лестнице. Она знала, что, если ее заметят, отец безжалостно отшлепает ее, но игра, в которую сейчас играли взрослые, неудержимо притягивала девочку.

Внизу все смеялись, больше всех смеялась Тереса, так звонко и заразительно, как умела смеяться она одна: даже сейчас, через столько лет, Марта слышала ее смех. Тереса была очень красива, в декольтированном платье, с жемчугами на шее. Марте она казалась настоящей королевой. Девочка увидела, как она подносит к губам бокал с вином, и поняла, что, подняв глаза, мать заметила ее. Это был удивительный миг. Тереса не шевельнулась, чтобы не выдать Марту, но послала ей взгляд, смеющийся и нежный, как поцелуй. Девочку наполнило первое сильное, сладостное чувство, запомнившееся навсегда. Она узнала, что мать — ее друг, ее сообщница в заговоре против отца, против всех остальных… Нет, мать никогда не помешала бы ей осуществить свои желания. Она помогла бы, как никто другой.

Сердце Марты смягчилось, и она заплакала, закрыв глаза. Да, это верно, мертвые никогда не уходят так безвозвратно, как живые. Мертвые часто посещают нас, и мы можем говорить с ними из глубины нашего сердца. Теперь Марта вновь ощутила близость матери, их утраченное и забытое родство.

Она открыла залитые слезами глаза и зажмурилась от блеска свечей. Там, внизу, лежала незнакомая мертвая женщина, совсем не та, что минуту назад говорила с ней. Висента курила, сидя в тени. Чувство, утешившее Марту, исчезло.

Действительность была тяжелой и печальной.

Дверь на пружинах, ведущая на кухню, бесшумно открылась, на пороге появилась Онеста, неся в руках чашку с липовым настоем. Осторожными шажками она обогнула гроб, пересекла столовую и, пройдя мимо лестницы, направилась в музыкальную комнату. Для девочки ее появление здесь было чем-то оскорбительным, срывавшим с ночи покровы тайны. При свете свечей, в духоте, в присутствии смерти, беспечный и прозаический вид Онесты казался зловещим и каким-то непристойным. Марте он был противен до тошноты.

99
{"b":"266670","o":1}